Екатерина Вильмонт - Крутая дамочка или Нежнее чем польская панна
– Нуца, расскажи мне про этого человека…
– Как-нибудь в другой раз, а то я заведусь, настроюсь, все вспомню, разволнуюсь, а тут приедет Маргоша со своими гостями…
– Но ты мне правда расскажешь?
– Клянусь! Но когда будет подходящая обстановка.
– О, а вот и мама! – воскликнула Тошка и понеслась открывать ворота.
Таська представляла себе эту дачу совершенно по-другому, что-то вроде виллы или коттеджа за глухой каменной оградой, с охранником у ворот, словом что-то из сериалов. А тут… не слишком новый штакетный забор, выкрашенный зеленой краской, правда, участок огромный, но заросший лесом и в глубине его большой деревянный дом, двухэтажный, с террасами на обоих этажах.
– Господи, какой домина, – проговорила мать.
Ворота открыла высокая девчонка в шортах и красной маечке.
– А вот и Тошка, надеюсь, Тася, вы с ней подружитесь.
Тошка с любопытством заглянула в машину и широко улыбнулась.
– Добро пожаловать, гости дорогие! – дурашливым голосом произнесла она. – Мы уж заждались!
Машина въехала на участок и остановилась. Тут же Тошка открыла заднюю дверцу и плюхнулась рядом с Таськой.
– Привет, ты Тася? Здорово и здорово, что ты приехала! В пинг-понг играешь?
Насторожившаяся было Таська вдруг ощутила удивительную легкость.
– Играю! Привет!
– О! Супер! Плавать умеешь?
– Тут есть где плавать?
– Найдем! В компах петришь?
– Тошка, побойся бога! – напустилась на дочь Марго.
– Ой, да! – расхохоталась Тошка. – Это все потом! Вылезаем!
Девочки, хохоча, вылезли из машины.
Слава богу, кажется, они нашли общий язык, облегченно подумала Аля и тоже вылезла.
Девочки тем временем уже вытаскивали из багажника неподъемный чемодан и сумку гостей..
– Нет, это тащить пупок развяжется! Я сейчас, – крикнула Тошка и вскоре появилась с чистенькой тачкой. Погрузив багаж, девочки с хохотом покатили ее к дому.
Слава богу, подумала Марго, она боялась что при виде старого фибрового чемодана с металлическими уголками Тошка отпустит какое-нибудь ироническое замечание.
– Ну вот, Алечка, добро пожаловать.
– Как тут хорошо, тихо, Москва мне показалась слегка суматошной…
– Слегка? А сегодня еще и суббота, вот в будние дни это настоящий бедлам… А тут у нас рай…
– Черемухой пахнет… А сирень еще не цветет…
– Тебе Сережа наверное рассказывал об этом доме…
– Никогда. Он вел себя так, будто он один во всем свете…
– Тебе было трудно с ним?
– Очень.
Марго слегка приобняла ее за плечи. Аля смущенно улыбнулась и спросила, указывая на обручальное кольцо:
– Что это?
– Сдается мне, что уже ничего… А впрочем, мы поговорим позже, идем, покажу тебе вашу комнату. О, а вот и Нуцико, познакомься, это Аля.
Высокая стройная женщина, назвать которую старухой ни у кого не повернулся бы язык, некрасивая, но с удивительно добрым лицом, произнесла прокуренным голосом:
– Здравствуйте, дорогая! Ваша дочка – красавица, она очень похожа на Этери в юности.
– А где Элико? – спросила Марго.
– В кухне. Пирожки достает из духовки. Маргоша, к тебе заходила Зоя Васильевна, я сказала, что ты будешь к вечеру.
– Спасибо, Нуца.
– Идите, идите в дом, а я еще тут покурю.
– Кто это? – шепнула Аля, войдя в дом.
– Нуцико и Эличка сестры моей мамы. Когда в Тбилиси воцарился Гамсахурдия, я их вывезла в Москву. Нуца археолог, а Эличка детский врач. Ты их полюбишь, они такие…
Комната на втором этаже, отведенная Але с Таськой, была большая, уютная, с огромным окном, выходящим в сад.
Таська и Тошка уже потрошили чемоданы.
– Так я и знала! – всплеснула руками Марго. – Ты навезла банок! С ума сошла…
– Ну мне хотелось хоть чем-то… Тут грибы, я сама мариновала, тут малина с черемухой протертые, а тут настоящий башкирский мед. Девчонки, отнесите на кухню!
– Тетя Аля, а черемуху, ее разве едят?
– Вот напеку вам шанежек, попробуешь!
– Слушай, Аля, они, кажется, сдружились с первого взгляда.
– Похоже на то, у меня, честно говоря, камень с души свалился…
– У меня тоже, – улыбнулась Марго. – Я побаивалась – кто знает, две девчонки в таком возрасте…
А эта Тошка клевая, простая совсем, не выдрючивается… а бабульки просто чудо, что одна, что другая… Интересно все как…
– Мам, а можно Тася возьмет твой велик и мы покатаемся? – спросила Тошка после обеда.
– А куда это вы собрались?
– Хочу угостить Тасю мороженым в кафе.
– Тошенька, в морозилке полно мороженого, – засмеялась Эличка.
– Из морозильника неинтересно. А в кафе кайф!
– Да пусть едут, только осторожно на дороге. Возьми деньги, угости Тасю, но смотрите не обожритесь!
Девочки с веселыми воплями понеслись в сарай за велосипедами.
– Ты, может, хочешь отдохнуть? – предложила Марго.
– Нет, я совсем не устала, Маргоша, можно я спрошу?
– Конечно. Ты, наверное, хочешь узнать о наследстве?
– Ну, вообще-то я хотела спросить, сколько тебе лет, но раз ты заговорила…
– Сколько мне лет? Сорок два, а что?
– Ты выглядишь потрясающе, никогда бы не подумала!
– Спасибо. Так вот, насчет наследства… Отец был странным человеком…
«Маргоша, я должен поговорить с тобой…» «Папа, к чему такая торжественность?» «Маргоша, ты только не сердись, не кричи, но речь пойдет о завещании».
«Папа! – поморщилась Марго». «Понимаю, ты можешь сказать, что я волен распорядиться всем по своему усмотрению, но я слишком пристрастный человек, а в таких делах сама знаешь, нужно некое хладнокровие, коим я почти не обладаю».
«Папа, по-твоему, я рыба?» – Марго хотелось свести разговор к шутке.
Но отец был серьезен.
«Ты человек справедливый, ну, во всяком случае куда более справедливый, чем я, к тому же ты и сама небедная и, главное, не жадная, поэтому я хочу все пункты завещания обсудить с тобой. Завтра мы вместе поедем к нотариусу, поскольку своим душеприказчиком я назначаю тебя, все авторские права, все издания и переиздания я могу доверить только тебе, а для этого ты должна поехать со мной. Этот дом я тоже оставляю тебе, а вот квартиру на Ломоносовском думаю оставить той женщине… вдове Сережи…»
Марго прежде всего испугалась. Неужто отец и в самом деле «задумался о душе»? Значит, он болен и скрывает это от всех? Но вид у него бодрый, даже можно сказать цветущий.
«Папа, это будет справедливо, там растет девочка, ровесница Тошки…»
«Вот видишь, я знал, что ты меня поддержишь».
«Папа, а Лева? Что ты оставишь Леве?»
«А что ему нужно? У него, собственно, все есть. И я терпеть не могу его Римму, отвратительная баба».
«Папа, ты хочешь склоки, семейных дрязг?»
«Разумеется, нет. Треть всех моих посмертных гонораров пойдет Левке. Бабушкин ларчик с цацками – Тошке, теткам твоим я определю некую сумму просто в деньгах, ну а остальным ты распорядишься по своему усмотрению. И вот еще что… Попроси прощения за меня у той Сережиной женщины… Ты ведь знаешь, как ее найти, да?»
