Ги Де Кар - Зов любви
– Это возможно, но позвольте мне, мадам, посоветовать вам действовать весьма скрытно. Боюсь, как бы они не оробели, увидев много людей в бюро. Мне не хотелось бы, чтобы они ушли!
– Останется неоплаченным шампанское...
– Мадам может быть спокойна: для меня это было бы очень досадно, и в таком случае – я обязуюсь возместить убыток.
– И сами выпьете бутылку?
– Нет, мадам. Поставлю у себя на этажерке и буду созерцать. Я к ней никогда не дотронусь!
– Вы определенно очень интересный человек...
– Я испытываю ностальгическую тоску по благородству...
– Знаю... Но вы правы, не надо, чтобы они меня видели. Как только они переступят порог вестибюля, я отойду за этот шкаф, где меня не видно будет.
– Видите ли, мадам, вы должны понять, что за эти четыре года они уже привыкли к старику...
– Иначе говоря, если вы их не встретите, они могут уйти?
– У меня есть основания опасаться этого... Впрочем, еще только полдевятого; мадам будет ждать до полуночи?
– Вы не думаете, что они могут прийти раньше?
– Не может быть и речи! По моему убеждению, эта ночь пятого октября для господина и его спутницы являет собой какой-то незыблемый ритуал...
– Тогда в оставшееся время я пойду посмотрю фильм, мне столько о нем говорили: какая-то красивая любовная история.
– И тогда, вернувшись сюда к полуночи, мадам, смею надеяться, будет в состоянии духа, готовом понять наших ежегодно появляющихся влюбленных...
– До скорого, Владимир.
– Ответив мадам словами господина, боюсь не увидеть вас раньше, чем пройдет триста шестьдесят пять ночей... Желаю мадам провести приятно вечер.
Как только хозяйка удалилась, Владимир поспешил взять из «резерва» самое красивое, какое мог найти, белье, затем поднялся в четырнадцатый номер.
Тщательно осмотрев комнату с глициниями, он нашел ее довольно чистой. Перестелив постель, он на какое-то время задержался в комнате, чтобы представить себе, нет, не то, что здесь произойдет, но повод, мотив, который толкает эту красивую пару встречаться в столь убогом месте, контрастирующем гармонии большой любви. Бросалось в глаза такое вопиющее несоответствие между убранством комнаты и благородством бывавших здесь раз в году людей, что возникало подозрение в извращенном вкусе странной пары, которая, возможно, иногда шляется по дурным местам. Мебель была примитивна, занавески и коврик блеклые, освещение тусклое; о каком вдохновенном чувстве можно было здесь мечтать, обстановка даже не пробуждала никаких желаний... Ну, что называется, ничего! Портье Владимир одновременно и удручен, и озадачен. Ведь пара была великолепная, элегантная, благородная, очень прилично одетая: одна из тех редких пар, которые вызывают зависть.
Старый портье возвратился в бюро, чтобы продолжать «вести дело», заключающееся все в тех же, вечно повторяющихся указаниях:
– Пройдите в седьмой номер... Девятый тоже свободен... О нет, четырнадцатый забронирован, на всю ночь.
Девицы ошеломленно таращили глаза: «На всю ночь?» Самая наглая из них, Кри-Кри, даже высказалась:
– Ты гляди какая новость! Здесь теперь можно бронировать?
– Не всем,– как всегда вежливо ответил Владимир.
– А если я пожелаю номер с глициниями?
– Завтра вы его получите...
– А если я сюда больше не приду?
– Меня бы это удивило... Пройдите в семнадцатый. Несколько задетая, рыжая девица потащила за собой по лестнице клиента, бормоча недовольно:
– Ну и лавочка!
По мере приближения к полуночи, Владимир все больше нервничал: а что, если пророчество хозяйки сбудется, и «они» действительно не придут. Для него это было бы ужасно, ведь он до сих пор не мог никак сложить в своей голове историю этой четы, не мог же этот роман вот так резко оборваться для него, тайного поверенного и наблюдателя... Этот роман представлял для него спасательный круг в море отчаяния и скуки, игру фантазии в обыденной, бесцветной гостиничной службе, бегство в мир чистых, светлых чувств... роман, который для него расцветал раз в году, и овевал жизнь одинокого старика запахом чудесного бальзама. Во все остальные ночи перед стеклом его кабинки проплывали силуэты случайных пар, фальшивых любовников, встретившихся случайно на одну ночь, по доброй или злой иронии судьбы, пар ложных партнеров... Тогда как «его» пара пятого октября была настоящая пара влюбленных, и он был в этом уверен!
К полуночи появилась хозяйка, в восторге от просмотренного фильма:
– Владимир, вы мне, может, даже не поверите, но я плакала. Со мной этого давно не было. Я знаю, это нелепо плакать в кино...
– Вовсе нет, мадам. Я сам обливался слезами, когда смотрел игру Греты Гарбо в «Анне Карениной» и в «Даме с камелиями». Это говорит о том, что мы с вами, мадам, чувствительные натуры.
– Ну, а «они» еще не пришли, надеюсь?
– Раньше четверти первого их не будет...
Последние пятнадцать минут для Владимира были очень тягостны. Это усиливалось еще и молчаливым присутствием мадам, которая, ожидая, поглядывала исподтишка на портье: уж не насмехается ли он над ней, рассказав эту невероятную историю... Мадам уже и так склонялась к мысли, что Владимир слишком уж мечтателен с этой своей славянской восторженностью. В пять минут первого прозвенел автоматический звоночек, который откликался всякий раз, как открывалась входная дверь... Сердце Владимира забилось сильнее, но тревога оказалась ложной: это была очередная проститутка с каким-то типом... В десять минут первого снова прозвенел звоночек, на этот раз появилась Кора, которая, проходя, удостоила портье таким церемонным «Добрый вечер», как будто бы ее здесь уже ждали вечность, хотя с полудня она успела посетить заведение с клиентами уже раз двенадцать. Неукротимая Кора несла свою вахту бессменно и столь усердно, что подружки по панели назвали ее «Вечный двигатель». В двенадцать тринадцать звонок известил о появлении новой пары: сердце Владимира, а заодно и мадам, забилось учащенно: это уж они... Но нет, это снова была какая-то неизвестная, суетливая пара.
– Пройдите в третий... второй этаж! – бросил им Владимир, чтобы поскорее избавиться от их присутствия. Не хватало еще, чтобы «его» пара, которую он так ждал, встретилась с ними, на входе, а то и еще хуже: шла бы по лестницам за ними – это было бы нелепо.
И вот четверть часа после полуночи истекла, и часы показали 16 минут первого. Потянулись минуты – семнадцать, восемнадцать, девятнадцать. Три жутких минуты, которые привели Владимира в смятение. В двадцать минут первого, наконец, раздался звонок, и Владимир, наблюдавший через стекло, воскликнул:
– Вот они!
Мадам исчезла за шкафом, а Владимир воспрянул духом и уже открывал дверь бюро, чтобы встретить посетителей возле лестницы, приговаривая, радушно улыбаясь:
