Уинифред Леннокс - Мадонна на продажу
– И ты смеешь спрашивать? Первое, что я сделала, приехав в Нью-Йорк, – прошла самое тщательное медицинское обследование! Думаешь, будь у меня хоть малейшие сомнения, я позволила бы тебе до меня дотронуться?
Лицо Мэри было мокрым – от дождя или от слез? Был единственный способ это выяснить, и Коули обнял ее, прильнув губами к нежной щеке. Она была солона…
– Я кретин. Прости меня! Неужели ты все еще…
– Нет. Я давно его похоронила. – Мэри прерывисто вздохнула и отстранилась от него.
– Но, как оказалось, не все человеческое умерло в нем…
Коули ощутил вдруг приступ ярости. Неужели этот живой мертвец – о, теперь он прекрасно понимал загадочные слою учителя! – встанет между ними? А ведь Мэри сейчас мучает жалость к Джереми, это было ясно как божий день…
– Мы не увидимся с ним больше,- продолжала меж тем Мэри, откидывая со лба мокрую прядь. – Этого не нужно ни мне, ни ему. Врачи говорят, что долго он не протянет.
Он уже почти мертв. Знаешь, Джереми просил передать тебе…
– Я не желаю слушать! – почти заорал Коули. – Мне не надо ни его советов, ни его благословения! Я сам решу, что мне делать! А вот ты… – Он схватил Мэри за плечи и отчаянно затряс: – Ответь, что ты почувствуешь, если в один прекрасный день я не вернусь домой? Готова ты к этому? Пожалеешь ли меня хотя бы вполовину так же, как этого…
И умолк в ужасе, уставясь на собственные руки. Пальцы впились в хрупкие плечи, словно стальные когти, сминая тонкую темно-синюю ткань. Даже на каблуках Мэри оставалась малышкой – это всегда глубоко трогало и умиляло его, и теперь он понять не мог, как посмел так грубо с ней обойтись…
Опомнившись, он подхватил ее на руки, не стесняясь редких прохожих, и понес к подъезду. Снайп семенил следом, держа в зубах брошенный хозяином поводок.
Напрочь позабыв о существовании лифта, Коули почти взбежал по лестнице на пятый этаж, распахнул дверь квартиры, усадил Мэри на диван и опустился перед ней на колени.
Глаза ее были закрыты, лицо бледно.
– Я не знаю, как это вышло… Не пойму, что со мной. – Он уткнулся лбом в ее колени.
– Со мной никогда не было ничего подобного… – И почувствовал, как легкие ладони легли на его затылок, а тонкие пальцы запутались в волосах.
– Ты хотел знать, что будет со мной, если тебя не станет? – прозвучал тихий голос. – Это я очень хорошо себе представляю. Я выйду замуж за отличного парня, заведу кучу детей, разбогатею, лето стану проводить где-нибудь на Адриатике…
Не веря своим ушам, Коули поднял голову. Мэри улыбалась, пристально глядя на него.
И Коули понял, что сейчас либо захохочет, как безумный, либо…
Любуясь этой необыкновенной женщиной, он знал одно: второй такой никогда не было и не будет – и не только в его жизни, но и вообще на этом свете.
– Ты доволен? А теперь попробуй не вернуться!
Мэри погладила его по щеке – этими ее прикосновениями Коули особенно дорожил.
Присев рядом с ней на диван, он лишь беспомощно молчал, а знакомая ладошка уже коснулась его груди, скользнула под рубашку…
– Какой ты, оказывается, чувствительный! И глупенький к тому же…
Серебристый ее смех вернул Коули к жизни. Крепко обняв Мэри, он снова подхватил ее на руки.
– Не устал? – спросила она, обнимая его за шею и заглядывая в глаза.
– Сейчас узнаешь…
Уложив ее на кровать в спальне, он неторопливо, одну за одной, расстегнул пуговицы платья и прильнул поцелуем к ее груди – бюстгальтеров Мэри по-прежнему не признавала.
Она тотчас откликнулась на ласку – слегка выгнулась всем телом и еле слышно застонала.
Скользя губами по нежной трепещущей шее, Коули чувствовал, как сердце его тает, а мышцы делаются тверже камня. И вот они вновь вместе, рука об руку, вступают в волшебный мир, доверчиво поверяющий им свои тайны. Но лишь для того, чтобы, возвратившись к реальности, они забыли о них, помня лишь о своей любви…
– Мэри, – чуть погодя баюкая ее на груди, робко начал Коули, – хочу кое-что предложить тебе. Долго я не решался, но теперь…
– Теперь, – перебила его Мэри, – уже поздно. Я сама, как женщина честная обязана сделать тебе официальное предложение руки и сердца по всей форме.
– Чего-о? – уставился на нее ошеломленный Коули.
В янтарных глазах плясали чертенята.
– А как еще я могу поступить? Ведь у тебя будет ребенок, мой ребенок, сержант Кристофер Коули. Сам понимаешь, иного выхода просто нет. Я знаю об этом вот уже неделю, но все ждала подходящего момента.
Он целовал ее снова и снова, не в силах оторваться от знакомых губ. Каштановые волосы Мэри разметались по подушке, и выглянувший из-за туч солнечный лучик, проникнув в комнату, высек из них сноп золотых искр. Завороженный Коули глядел на сияние, озарившее ее лицо.
– Ты – моя мадонна, – прошептал он. – И будь я проклят, если понимаю, за что мне такое счастье…
Взгляд его упал на часы. Не может быть! Коули вскочил и стал стремительно одеваться.
Приподнявшись на локте, Мэри недоуменно следила за ним.
– Что стряслось? Куда ты?
– И ты еще спрашиваешь? – Коули все никак не мог попасть в рукава рубашки. – В сад за старшим! Парень ничем не заслужил, чтобы родители, занятые друг другом, забыли его там…
Уже в дверях он обернулся. Мэри сидела на постели, вся залитая золотым сиянием.
Впервые она глядела на него так, словно он был настоящим чудом, и у Коули вновь перехватило дыхание.
– Когда мы вернемся, – переборов отчаянное желание вновь ее обнять, серьезно сказал он, – то все втроем обсудим еще кое-что. Но это так, мелочи…
КОНЕЦ.Примечания
1
Ричард Эйведон – один из известнейших американских фотографов. (Здесь и далее прим. пер.)
2
Мэйдэй – международный сигнал бедствия.
3
Спайк Миллиган. «Слоненочек». Пер. с англ. Г. Г. Кружкова.
