Патриция Гэфни - Бегство из Эдема
– Не знаю, милый. Может быть, и потанцую. Там видно будет.
– А это что? – спросил он, указывая на цветок у нее в волосах.
– Камелия.
– Можно мне понюхать? М-м-м… Мамочка?
– Ну что?
– Тебе иногда бывает грустно, правда?
Ее лицо окаменело.
– Видишь ли, – осторожно проговорила Сара, – всем время от времени бывает грустно. А почему ты спрашиваешь об этом, золотко мое?
– Потому что я сказал мистеру Макуэйду, что ты часто грустишь. Я сказал, что стараюсь тебя подбодрить, но иногда ты просто делаешь вид, что тебе весело.
Сара наклонилась поцеловать сына и перешла на шепот, чтобы он не услышал, как она близка к слезам:
– Я тебя очень-очень люблю, Майкл. Ты делаешь меня счастливой, и с тобой мне всегда весело. Что бы я без тебя делала?
– Я не знаю. Мамочка, как ты думаешь: папа любит нас так же сильно, как мы его?
– Конечно, любит! Я это точно знаю. Я только что говорила с ним по телефону, и… он сам об этом сказал.
– Так и сказал?
Она кивнула, с трудом сглатывая слезы.
– А теперь немедленно спать!
– А ты сегодня увидишь Гэджета?
– Да, и передам от тебя привет.
Сара еще раз поцеловала сына и выпрямилась.
– Мистер Макуэйд уже вернулся? Мы завтра пойдем на прогулку все вместе?
– Да, да. Засыпай поскорее. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи. Только дверь плотно не закрывай, ладно?
– Разве я когда-нибудь закрывала?
– Спокойной ночи, мамочка.
– Спокойной ночи, солнышко.
Оставив дверь его спальни полуоткрытой (Майкл боялся темноты, и она всегда оставляла ради него свет в коридоре), Сара на цыпочках вышла из комнаты. Встретив на лестнице одну из горничных, она предупредила:
– Я ненадолго выйду подышать свежим воздухом, Маура.
– Да, мэм.
– Я буду на заднем дворе – на случай, если Майкл проснется и позовет меня.
Стояла великолепная ночь – теплая и звездная. Яркая луна, созревшая на три четверти, катилась по небу среди легких клочковатых облачков, тонких, как кисея. Невысокая каменная стена отделяла задний двор Сары от участка Дейзи; над этой стенкой мигали в ветвях буковых деревьев китайские фонарики. Вечеринка начиналась: Сара уже различала неясный говор, прерываемый звонким женским смехом. Скоро заиграет музыка.
Сидя на качелях Майкла под раскидистой ивой, Сара горько усмехнулась. На ней было нарядное платье – новое и бесполезное. Нарядов у нее и без того хватало, но она все-таки купила это платье в модной лавке Уорта, потому что хотела выглядеть особенно элегантной в этот вечер. Теперь никто его не увидит. Сара провела ладонью по шелковистой на ощупь атласной ткани, вздыхая и чувствуя, что ей жалко себя.
«А впрочем, все к лучшему, – решила она. – Это даже хорошо, что так получилось». Целую неделю она втайне мечтала о том, как будет танцевать с мистером Макуэйдом на лужайке у Дейзи в этом красивом платье. Нельзя безнаказанно предаваться таким запретным мечтам. Вот она и получила то, что заслужила.
Слезы выступили у нее на глазах при воспоминании о наивном вопросе Майкла. Она плакала о нем, а не о себе. Восемь лет назад она совершила роковую ошибку, выйдя замуж за Бена, и с тех пор ее жизнь превратилась в крестную муку, но она решила, что Майкл не будет страдать вместе с ней. Сын не должен расплачиваться за ее грехи. Когда он только появился на свет, она поклялась себе, что не позволит Бену погубить еще чью-либо жизнь, кроме ее собственной.
И тем не менее – вопреки ее благим намерениям – именно Майкл стал полем битвы, на котором разворачивалась бурная история ее замужества. Это было неизбежно, но Сару неотступно преследовало мучительное чувство вины. Какой образец семейной идиллии она показывает сыну ради его же спокойствия, ради видимости нормальной счастливой жизни?
Майкл был на редкость проницательным, не по возрасту развитым ребенком: он не мог не понимать, что отношения между его мамой и папой не сложились. Но хорошее воспитание и врожденная деликатность – трогательная до слез и совершенно неуместная в сложившихся обстоятельствах – не позволяли ему признать, что у него дома творится что-то неладное. А может быть, все дело в доброте? Или в страхе? Или в детски-наивной надежде на то, что если не замечать зла вокруг, оно исчезнет само собой? Сердце Сары разрывалось из-за него, ей хотелось плакать целыми днями.
До нее долетел тихий шорох, так не вязавшийся со звуками веселья, доносившимися с соседнего участка. Сара подняла голову. Мужчина шел по направлению к ней со стороны дома. Она внутренне съежилась на мгновение, решив, что это Бен, но тут же воспряла духом, узнав Алекса. Она ждала, не двигаясь, пытаясь унять отчаянное сердцебиение, пока он не подошел к ней.
Высокий, стройный, одетый в вечерний черный костюм, он двигался с грацией пантеры, которой Сара не уставала любоваться. Элегантный смокинг эффектно обрисовывал его широкие плечи. Она не заговорила, даже когда он оказался совсем рядом; ей нравилось просто сидеть и смотреть на него, спрашивая себя с легким испугом, почему его присутствие доставляет ей такое глубокое и острое наслаждение.
Алексу стало не по себе от ее молчания. У Дейзи ему сказали, что миссис Кокрейн заболела, но это не могло быть правдой: никогда в жизни она не казалась ему такой прекрасной. Ее лицо, такое строгое в неподвижности, смягчилось в медленной чарующей улыбке, и ему безумно захотелось прикоснуться к ней, поцеловать ее тонкие пальцы, а потом губы.
– Сара, – прошептал Алекс, позабыв, что эта вольность ему запрещена.
Она в ответ прошептала «Алекс», и тут уж он не удержался – прикоснулся к ней, провел кончиками пальцев по ее щеке. Ее кожа оказалась шелковистой и прохладной, но от его прикосновения сразу же стала теплой. Она тоже подняла руку, но уронила ее, так и не коснувшись его. Алекс отступил на шаг.
– Вы не заболели? Миссис Вентуорт сказала, что вы плохо себя чувствуете.
– О нет, мне очень жаль… Вы пришли сюда от Дейзи? Я не больна, я… – Она заколебалась, но в конце концов решила сказать ему правду: – Это Бен.
– Он здесь? – встревоженно спросил Алекс.
– Нет-нет. Но он недавно позвонил. Я упомянула о том, что собираюсь в гости к Дейзи, а он… попросил меня не ходить.
– Почему?
И опять ей захотелось что-нибудь придумать, но она сразу поняла, что это не имеет смысла.
– Бен ее не одобряет. Он посоветовал мне придумать какую-нибудь отговорку, и я так и сделала.
Они обменялись мрачными взглядами, остро ощущая, что их отделяют друг от друга только четыре фута освещенного луной ночного воздуха.
– Вы все равно могли бы пойти, – заметил Алекс, чувствуя, что закипает от гнева.
– Нет, я же обещала Бену, что не пойду.
