Эллен Чейз - В ожидании чуда
Дыхание Рафа было глубоким и прерывистым. Он нежно поцеловал ее набухшую грудь, пылающие соски, пролагая путь к трепещущим губам, прежде чем накрыть ртом ее подрагивающие веки.
«Solamente una ves Se entrega el alma dulche у total renunciacion», — произнес он наконец низким нетвердым голосом. Кит застенчиво передвинула голову ему на грудь, умиротворенная теплотой его сильных рук.
— Что это означает? — спросила она тихо.
— Это слова одной мексиканской песни, — прошептал он, крепче прижимая Кит к себе и убирая с ее лица спутавшиеся волосы. — «Только однажды душа сдается целиком и полностью, и с таким наслаждением».
Капитулировать с наслаждением? Внутренний голос из глубины подсознания Кит воспротивился этому утверждению. Она не капитулировала. Она победила! Она использовала Рафа. Она принудила его к объятиям и страстным словам.
Она никогда не была ни доброй, ни щедрой. Она была лгуньей и потребительницей. Холодящее душу напряжение разрасталось в ней. Как она могла так поступить с Рафом? Ей нечего было предложить ему, она не знала, как доставить ему удовольствие, так как не имела никакого опыта в этой области. Она пришла к нему, будто девушка племени майя, отданная в жертву, — неискушенное тело… кусок камня!
Он так спокоен, подумала Кит, но что он может сказать? Вне всякого сомнения, она не может заменить ему Трейси. Для него это просто чисто физическое удовлетворение, и было бы идиотизмом думать иначе. Она пыталась при помощи секса сделать то, что может сделать только любовь. Очередная иллюзия! Она снова размечталась, думая, что сможет остаться с ним рядом. Остаться в его мире.
На этот раз она лгала самой себе, поступая нечестно. У нее не было будущего с Рафом. Пожалуй, она сейчас чувствовала себя более одинокой и отвергнутой, чем когда бы то ни было. Кит начала дрожать, стараясь не поддаваться горькому самобичеванию, от которого комок рос в горле.
Внезапно она засуетилась, вся придя в движение. Спрыгнув с кровати, сгребла в охапку свою одежду со скомканных простыней и, будто защищаясь, прижала ее к себе.
— Прости меня. Мне очень жаль… так жаль… — бормотала она.
— Кит! — Пораженный, Раф сел на кровати.
Она прижала руку к губам, замотала головой и бросилась из комнаты. Через несколько секунд она была уже в своей спальне и, закрыв за собой дверь, подперла ее плетеным стулом. Где-то в коридоре открылась другая дверь. Кит услышала шаги. Затаив дыхание, она вся превратилась в слух и зрение. И в комок нервов.
Снаружи раздался голос К. К., зовущий Рафа. С облегчением Кит рухнула на кровать.
Немного погодя, она медленно оделась, с трудом застегнув дрожащими пальцами пуговицы на полосатой блузке и молнию на джинсах. Она ощущала на себе запах Рафа. Несмотря на жару, Кит поежилась от чувственных воспоминаний, которые вызвал у нее этот запах.
Чем больше она думала о том, что натворила, тем больше сходила с ума. Она действовала целенаправленно и эгоистично. Она воспользовалась Рафом, идя на поводу своих чувств. Кит потерла ноющие виски. Похоже, у нее начинался жесточайший приступ мигрени, даже моргать стало больно.
Несколько часов назад она молилась о том, чтобы остаться здесь. Теперь же она не могла дождаться отъезда. Вернуться на ранчо, собрать свои вещи и исчезнуть, оставив позади все воспоминания. Только услышав, как К. К. гремит на кухне сковородками, Кит решилась покинуть свою комнату.
— Доброе утро, — приветливо улыбнулся ей К. К., отвлекаясь от приготовления яичницы из четырех яиц. — Раф укладывает вещи в джип. А вы, я вижу, уже собрались. Как насчет завтрака? — Он помолчал, вопросительно подняв седую бровь, рассматривая ее мрачное лицо. — А может, вы предпочтете немножко выпить, чтобы взбодриться?
Кит покачала головой, и тут же ее щеки судорожно дернулись от боли, которую она почувствовала при этом простом движении.
— Нет, вот кофе будет очень кстати.
Она была рада, что он приписал ее подавленное настроение утреннему похмелью. Кит слабо улыбнулась, с благодарностью принимая из рук К. К. чашку с дымящимся кофе. Сегодня утром хозяин дома выглядел иначе, чем накануне. Вместо мексиканского наряда на нем были поношенные ливайсовские джинсы, голубая спортивная рубашка из грубой бумажной ткани и замшевая жилетка, лоснящаяся от времени.
К. К. сел напротив нее и, посыпав красным перцем пережаренную яичницу, принялся за еду.
— Вы уже решили, куда отправитесь?
— В Калифорнию, — услышала она свой голос. А почему бы и нет? Это место не хуже и не лучше любого другого. Не все ли равно, где начинать все сначала?
— Предложение о помощи, которое я сделал ночью, остается в силе, — заметил он с настойчивостью в голосе, наблюдая за ее печальным лицом. — Я кое-кого там знаю, кто поможет вам найти работу и квартиру. Зайдите ко мне перед отъездом. Это приказ, — добавил он.
Кит взглянула на него и облизнула пересохшие губы.
— Спасибо. Я в самом деле не достойна вашей доброты. Я… — Она замолчала, услышав, как хлопнула входная дверь и раздался звук приближающихся шагов.
— Вещи уложены, и дорога выглядит достаточно подсохшей. — Теплая большая рука Рафа опустилась на ее плечо. — Ты готова, Кит?
Она сидела, неестественно выпрямившись и не двигаясь, наблюдая за разгуливающим по дальней стене хамелеоном, упорно не глядя на Рафа.
— Я оставила сумку рядом со входом.
— Хорошо. — Он убрал руку и удалился. Кит перевела дух. К. К. покачал головой, взял ее чашку и свою тарелку и пошел к раковине.
Только благодаря высочайшему водительскому мастерству Рафа, им удалось преодолеть размокшую и разбитую дорогу через джунгли и не застрять там навеки. Кит, сидя на заднем сиденье, чувствовала все рытвины, все резкие повороты каждой клеточкой своего тела. К моменту прибытия в аэропорт в Виллахермосе на ней живого места не было. В то время, как руки и ноги у нее заледенели, все тело горело, будто его поджаривали на костре. Она почти упала на первое попавшееся кресло в пассажирском отсеке, предоставив К. К. возможность занять место в кабине рядом с Рафом.
После того, как самолет набрал высоту, Кит стала всерьез опасаться, что у нее не только лопнут барабанные перепонки, но вообще взорвется и разлетится на кусочки вся голова. Жесточайшая мигрень превратила каждый взмах ресниц в настоящую пытку, ныла каждая мышца измученного тела, кожа стала нестерпимо чувствительной не только к легкому прикосновению, но даже к изменениям атмосферного давления.
Ее одежда, пристяжной ремень, бархатная обивка кресла — все причиняло ей невыразимые страдания. К тому же в салоне почему-то было невероятно холодно, и Кит приходилось тратить силы на то, чтобы не дрожать.
