Мария Нуровская - Танго втроем
Очередная репетиция, которой я так боялась, обернулась победой. Роль была у меня в руках, я вела ее крепко, не позволяя вырваться из-под моего контроля.
Коллега, игравший Воланда, лежал, вытянувшись во весь рост, на кровати, на нем была длинная рубаха, заплатанная на плече. В вырезе ворота светилось голое тело и висел искусно вырезанный из камня скарабей на золотой цепочке.
Репетиция в самом разгаре. Вхожу я. Гелла натирает колено Воланда мазью, а он держит в руках шахматную фигурку. Они с Бегемотом (его роль исполняет один из моих любимых партнеров) играют в шахматы. При появлении Маргариты кот прячется под кровать.
ВОЛАНД:
– Приветствую вас, королева, и прошу меня извинить за мой домашний вид.
Воланд берет длинную шпагу, наклонившись, шевелит ею под кроватью.
ВОЛАНД:
– Вылезай! Партия отменяется. Прибыла гостья.
Я:
– Ни в коем случае, мессир…
В эти слова я вложила все, что так долго искала и не могла найти. Эту фразу Маргарита сказала негромким, но ясным голосом, а потом улыбнулась.
МАРГАРИТА:
– Я умоляю вас не прерывать партии. Полагаю, шахматные журналы заплатили бы недурные деньги, если б имели возможность ее напечатать.
Эту реплику я произнесла тем своим, прежним голосом, который шел изнутри… Меня охватило чувство триумфа, но я изо всех сил старалась, чтоб другим это не было заметно. Однако они и прежде были глухи. Не обратили внимания на то, что со мной происходило, или же я была слишком хорошей дублершей самой себя.
Вернувшись домой после репетиции, я не находила себе места. Произошло чудо, а я не могла никому об этом рассказать. Даже Зигмунду. Одна лишь Эльжбета приняла близко к сердцу мои проблемы и согласилась порепетировать со мной у себя дома. Я считала, что это говорит о многом. Не до конца отдавая себе отчет в том, что делаю, я побросала в чемодан кое-какие вещи, будто повинуясь внутреннему приказу – явиться к ней домой с вещами. При этом не задумываясь о том, ухожу ли я от Зигмунда на время или навсегда.
А он все читает. Шелестят страницы.
– В этот момент сцена наполняется персонажами, это уже не призраки, а живые люди. Актер вдруг понимает, что пришел день начала репетиций. Он набирает побольше воздуха в легкие и говорит: «КОРОЛЬ ЛИР: Тогда еще не все пропало. Если хотите поймать, побегайте за мной. Лови, лови, лови!»
…
Его голос смолкает. Потом слышу:
– Это были последние слова роли и, как потом оказалось, вообще последние слова Тадеуша в жизни… Он вошел в кулисы и там упал… В фильме мы услышим звук падающего тела, но через какое-то время Актер выходит на поклон. Таким образом, мы даем зрителю понять, что по-настоящему великий актер способен обмануть даже смерть…
«А ты хочешь обмануть самого себя…» – подумала я.
И снова я в прихожей ее дома, стою все под той же книжной полкой.
– Комната наверху ждет тебя, – говорит она, не задавая никаких вопросов.
Зато их задал Зигмунд, позвонив вечером.
– Где моя жена? – спросил он напрямик – трубку взяла Эльжбета.
– Которая по счету?
– Я не расположен шутить.
– Никто и не собирается с тобой шутить. Тут две твоих жены – старшая и младшая.
– И как долго они намереваются быть вместе?
– Сам ее спроси, – ответила Эльжбета, передавая мне трубку.
Я судорожно сглотнула, потому что у меня внезапно пересохло в горле.
– Зигмунд… В последнее время у меня возникли проблемы с собой и… – замялась я, – я решила пожить немного у Эльжбеты…
– А почему не у королевы английской? – Он был страшно расстроен, не мог совладать со своим голосом, его хваленая дикция изменила ему. – Ты вообще соображаешь, что творишь? Вся Варшава со смеху лопнет.
– Мы это уже проходили.
– Однако тогда я не был посмешищем для всех.
– Боишься сплетен? – вмешалась Эльжбета, которая, оказалось, подслушивала наш разговор по другому аппарату.
От удивления мы оба с Зигмундом онемели.
– Не смогла отказать себе в удовольствии – мне необходимо было услышать, что ты ей ответишь… – в голосе Эльжбеты пробивались злорадные нотки, – то же самое, что и мне, когда я умоляла тебя не уходить из дома? Вся Варшава станет трубить об этом, сказала я тебе тогда. Помнишь, что ты мне ответил?
– Не помню.
– А я тебе напомню. Ты сказал мне: «Меня не волнует, что подумают другие. Я, как любой чистильщик сапог или машинист, имею право на счастье».
– Да, но теперь ситуация изменилась – меня назначают ректором театральной школы.
Эльжбета на том конце провода прыснула со смеху:
– Ответ, достойный Гамлета.
Зигмунд бросил трубку, а я жутко расстроилась. Ведь я ни в коей мере не хотела усложнять ему жизнь, просто не отдавала себе отчета, как это все будет выглядеть со стороны. Я давно уже не думала в таких категориях «муж и две жены», скорее думала, что нас трое: Зигмунд, Эльжбета и я. И тут до меня дошло, что мне придется сделать выбор между ними, раз я совершила шаг, который привел к конфронтации.
Я медленно поднялась по лестнице в комнату, которую Эльжбета приготовила для меня. Особенно потрясла застеленная кровать с разложенной на ней ночной сорочкой. Как будто Эльжбета заранее знала, что я у нее появлюсь. Кажется, это была та самая ночнушка, которую я уже надевала, когда оставалась у нее на ночь, только свежевыстиранная и отутюженная. «А что, если это новая ловушка? – подумалось мне. – А я – всего лишь послушный инструмент в ее руках?» На первый взгляд я сама принимала решение оставить Зигмунда на какое-то время.
Это ни в коем случае не было расставанием. Мне хотелось побыть одной, обдумать, что делать дальше. Я-то считала, что Эльжбета просто предоставляет мне место под крышей своего дома, а на самом деле все выглядело так, будто я бросила Зигмунда и переехала к ней, то есть ушла от него к Эльжбете. Так это выглядело. Как она могла так поступить? Подслушивать наш разговор, да еще вмешиваться в него? Зигмунд наверняка теперь думает, что мы спланировали это с ней вдвоем и телефонный разговор на три голоса – не случайность, а осознанный поступок. Быть может, с ее стороны, но не с моей. Нет-нет, по отношению к нему это было бы непорядочно. Зигмунд не заслужил этого. Он даже согласился сыграть с нами обеими в «Кабале святош», хотя был не в восторге от этой идеи. Зигмунд с полным правом мог отказаться или бойкотировать постановку. Мог повлиять на режиссера, отговорить его, ведь они с ним закадычные друзья, но он не сделал этого. Правда, высказал все, что по этому поводу думает. А теперь получается, мы вместе с ней выступили против него, то есть он мог так подумать. Обычный бабский заговор…
Я решила поговорить обо всем с Эльжбетой тем же вечером. Постучалась в ее комнату и открыла дверь. Застала ее на коленях возле кровати. Лицо она спрятала в ладонях. В первый момент я подумала, что она плачет, но потом поняла: женщина молилась. Когда Эльжбета обернулась ко мне, сердце у меня сжалось: Мадлена… Этот прерванный спектакль продолжается, и мы, хотим того или нет, играем свои роли – она, я и Зигмунд. Нет, не Зигмунд, Мольер…
