Доун Линдсей - Американская кузина
Маркиз поклонился, проводил Соррел к тете и тотчас покинул ее. После чего он прямиком направился к кузине и остаток вечера провел, очаровывая ее, доставляя Соррел сомнительное удовольствие тем, что в точности выполняет ее приказ.
Соррел твердо сказала себе, что довольна таким развитием событий, потому что внимание маркиза, независимо от его причин, сулило ей кучу неприятностей. Пусть себе женится на Ливии и оставит ее в покое.
Тем не менее, несмотря на всю свою браваду, Соррел вскоре обнаружила, что придуманная головная боль стала реальностью. И ничего удивительного, решила про себя Соррел, ведь она всегда ненавидела балы с их громкой музыкой и духотой, да еще надо постоянно улыбаться, даже если больше всего на свете хочется запереться в своей комнате и никого не видеть. Надо же быть такой дурой! И зачем только она позволила себя уговорить? Куда подевался ее здравый смысл? Разве она не помнит свои прежние балы? Больше ни на один не поедет, как бы ее ни уговаривали.
Однако балом дело не кончилось.
Через несколько часов, когда Соррел уже сняла свое великолепное парижское платье, в дверь постучали, и в комнату, зевая от усталости, неожиданно вошла кузина Ливия в дорогом шелковом пеньюаре.
Соррел и Ливия были не в таких отношениях, чтобы болтать ночами, и Соррел приветствовала ее без особой радости. Однако Ливия пребывала в странном настроении. Она ходила по комнате и не останавливаясь говорила и говорила о прошедшем бале.
У Соррел не на шутку разболелась голова, и ей хотелось только добраться до постели, но она не прерывала Ливию. В конце концов, та произнесла нечто более значительное:
— А тебе, кузина, понравился бал? Мама мне все время талдычит, что мы должны тебя развлекать, пока ты в Англии, и поэтому мы забрались в такую глушь.
— Понравился. Спасибо.
Ливия рассмеялась, не поверив Соррел, и уселась на край кровати.
— Наверняка что-то должно было понравиться, не сомневаюсь. Ты правда думаешь, что Уичерли интересуется тобой?
Вот оно что. Впрочем, Соррел ждала чего-то подобного.
— Нет, — устало проговорила она. — Не думаю.
И получила удовольствие, заметив удивление в глазах Ливии.
— Тогда все в порядке. Ты же знаешь, что он собирается на мне жениться.
У Соррел сердце убежало в пятки, однако она не желала дать кузине повод в чем-нибудь заподозрить ее.
— Поздравляю. Когда свадьба? — спросила она, стараясь сохранять спокойствие.
Ливия на мгновение растерялась, однако почти тотчас взяла себя в руки и пожала прелестными плечиками.
— Скоро. Будь уверена. Я хочу выйти за него замуж, и я всегда получаю то, что хочу.
— Ты счастливица. Но, скажи на милость, какое это имеет отношение ко мне?
— Никакого, конечно же. Мы с тобой мало болтали, но мы ведь все-таки двоюродные сестры. — Ливия зевнула и вскочила. — Поздно уже. Я очень устала.
По дороге к двери она как бы между прочим проговорила:
— Насколько я поняла, ты скоро собираешься домой? В Америку? Правильно? Ты же сама сказала, что не можешь жить у нас вечно, и, наверное, ты скучаешь по своей привычной жизни. Надеюсь, ты немного развлеклась в Англии. Мы все, верно, кажемся тебе тщеславными дураками? В первый раз Соррел по-настоящему захотелось смеяться. Вот, значит, к чему все это.
— Я скоро уеду, — подтвердила она первое предположение Ливии и не стала оспаривать второе.
Ливия лучезарно улыбнулась ей.
— Тогда все замечательно. Спокойной ночи, кузина.
Но Соррел впервые не пожелала оставить за ней последнее слово.
— Подожди минутку… кузина, — неожиданно остановила она Ливию. — Ты затеяла этот разговор, не я, поэтому не откажись ответить на один вопрос. Почему тебе так важно выйти замуж за титул?
Соррел действительно не понимала кузину, и ее мучило любопытство.
Ливия ответила не сразу. Она долго крутила в пальцах ленточку от пеньюара, но потом все же решилась:
— Ты ведь не любишь меня, правда, кузина? Тебя злит, что я говорю то, о чем другие молчат. А тебе когда-нибудь приходило в голову, с твоей самоуверенностью и твоим критиканством, что тебе-то жилось куда легче, чем мне, несмотря на всю мою красоту? Твой папа, при всем при том, был человеком уважаемым и обожаемым. Мой же был добрым и веселым, но с такими манерами, что его презирал даже наш высокооплачиваемый привратник. Мой отчим был еще богаче отца и любил меня. Я могла крутить им, как хотела, и он покупал мне все на свете. — Даже теперь она не могла не прихвастнуть. Но ее губки сложились в презрительную гримаску. — Но уважали его не больше, чем моего отца, и я, представь себе, вздохнула с облегчением, когда он умер. Я уже выросла, и мне пора было выезжать. А как выезжать с таким отчимом? У меня не было ни одного шанса.
Ливия помолчала, потом вновь заговорила безразличным тоном.
— Тебе это не нравится, я вижу, тебе ведь никогда не приходилось стесняться своих родителей. На тебя другие девочки не смотрели сверху вниз в школе, хотя мой папа мог бы купить их всех с потрохами. Разве это честно? Ни одна из них не была красивее меня, но они презирали меня из-за моих родителей и не скрывали это. Ну вот, будь уверена, такого я больше не допущу. Когда я стану леди Уичерли, то посмотрю, как они будут морщить носы и смеяться надо мной!
Соррел слушала эту дикую смесь гонора и обиды, самообвинений и бахвальства и не знала, сердиться ей на свою красивую кузину или жалеть ее. Теперь она, по крайней мере, лучше понимала ее, чем прежде. Симпатизировать ей она не могла, но и презирать тоже перестала, ведь такой, какой она стала, ее сделали обстоятельства. Соррел даже подумала, что она со своей ревностью и любовью к матери и со своим вечным самоуничижением гораздо легче пережила невзгоды детства.
Наверное, кузина права, и самый простой выход из положения — купить себе титул и власть над теми, кто шпынял тебя в детстве.
Соррел промолчала. И Ливия заговорила вновь с неожиданной страстностью:
— Может быть, к лучшему, что мы наконец-то поговорили, по крайней мере теперь мы понимаем друг друга. Мама хочет, чтобы мы подружились, но мы с тобой слишком разные. Никому и в голову не придет искать во мне твою хваленую независимость, но, не сомневайся, я собираюсь устроить свою жизнь так, как я хочу. Все думают, будто я красивая пустышка. Но я не хуже мамы умею считать и уж, во всяком случае, точно знаю, чего я хочу. И я могу быть опасной, если мне перейдут дорогу. Запомни это, сестричка. Ладно, уже поздно, и я иду спать. Однако запомни мои слова, потому что я тебя предупреждаю, я не потерплю, чтобы кто-нибудь… кто-нибудь… вздумал мне мешать.
