Филлис Уитни - Бирюзовая маска
Его серьезное лицо осветилось легкой улыбкой.
— Может, чувство вины. Я думал о некоторых вещах, которые я вам наговорил сегодня утром. Я был слишком груб, и мне захотелось извиниться перед вами. Мне нужно было вернуться в дом, чтобы увидеть Хуана, и я решил найти вас.
— Вы были достаточно справедливы, — сказала я. — Если вы думаете, что Хуан хочет использовать меня каким-то образом против Элеаноры, вы должны ее защищать.
Он промолчал, какое-то время мы не разговаривали. Я чувствовала себя немного спокойнее, защищеннее. Когда-то, когда я была ребенком, Гэвин меня защищал, и теперь опять у меня рядом с ним появилось чувство безопасности. Так как он не был грубым и не критиковал меня, я могла немного расслабиться. Может, он был единственный, кто мог бы мне помочь.
— Вы отвезете меня на ранчо? — спросила я.
— Ранчо да Кордова? — Он был удивлен.
Тогда я рассказала ему о том, что Кэти попросила передать мне через Сильвию. Я понятия не имела, что мне нужно искать на ранчо, но рано или поздно мне нужно будет туда поехать, и может, будет лучше, если Гэвин, а не кто-нибудь другой, отвезет меня.
Он не колебался.
— Я позвоню из дома в магазин. Потом мы поедем туда. Я не знаю, что вы надеетесь найти, но если вы хотите, я отвезу вас. У Кэти, наверное, было что-то на уме. Она была абсолютно здравомыслящим и разумным человеком.
Я закрыла альбом с изображением моего ночного кошмара, и встала, повернувшись спиной к этому реальному дереву.
— Спасибо. Теперь я чувствую себя лучше. Я готова ехать.
Он кивнул с одобрением, и я подумала, каким он мог быть добрым, когда не старался меня презирать.
Мы пошли по короткой тропе по склону холма к задней двери дома Кордова, и мои воспоминания меня больше не беспокоили. Клариты не было видно. Я подождала в гостиной, пока Гэвин звонил, а затем мы сели в его машину и поехали, свернув с дороги на каньон.
Шоссе вело к югу от города, в направлении Альбукерка, но скоро мы свернули на дорогу, которая вела к Лос-Серрильос, Маленьким холмам. Опять вокруг простиралась пустая голая равнина с расходящимися в разные стороны прямыми дорогами. Я откинулась назад на сидении, так чтобы ветерок из открытого окна обдувал мое лицо. После того, что я пережила на площадке для пикника, я хотела немного отдохнуть и восстановить свои силы. Гэвин, казалось, меня понимал, и между нами воцарилось молчание в течение получаса, пока мы отдалялись от Санта-Фе.
Я уже почти дремала, когда вдруг Гэвин сказал:
— Там, впереди, гасиенда Ранчо де Кордова.
Большая часть земли была продана, и теперь здесь уже не так, как в былые дни, когда был жив отец Хуана.
Отец Хуана — мой прадедушка, подумала я. Гэвин остановил машину на повороте к длинному, низкому саманному зданию. Франсиско и Мария, супружеская чета, которую Хуан нанял, чтобы охранять гасиенду, вышла из дома и приветствовала нас. Конечно, Гэвина они знали, но они поселились здесь уже после смерти моей матери и не помнили ее. Однако они тепло встретили и меня, внучку Хуана Кордова.
Мы вошли в полутемный, прохладный зал, где с виг свисали вязки красного перца и индейской кукурузы, а мебель была темной, старой и потрепанной. Гэвин объяснил им, что я хочу осмотреть дом, и попросил у них разрешения мне его показать.
— Esta bien, — сказала Мария, взмахом руки предлагая мне осмотреть то, что я захочу.
Пока мы с Гэвином стояли у окна, глядя в пустой двор, он рассказал мне немного о том, что значило когда-то ранчо для этой местности.
— В ранний период нашей истории здесь часто случались сражения: индейцы пуэбло нападали на Санта-Фе, и большинство испанцев в этом районе погибали. Поселенцы приходили за защитой на ранчо. Позже, когда испанцы ушли, здесь укрывались союзные войска, сражавшиеся с повстанцами.
Я посмотрела на пустой двор с потрескавшейся от горячего солнца землей. С одной стороны двора тянулся длинный портал с деревянными колоннами, а сзади стояло здание из саманных кирпичей.
— Когда-то это были армейские бараки, — сказал Гэвин.
Я представила себе лошадей, бьющих копытами и поднимающих пыль, солдат и моего прадеда, идущего между ними с той гордой осанкой, которую он передал потом своему сыну Хуану. Холодные скалы Новой Англии казались отсюда очень далекими, и я поняла, что я тоже принадлежу этой земле — пыльной и солнечной.
— Теперь ранчо спит, — сказал Гэвин. — Мало кто приезжает сюда. Но когда Кларита, Рафаэл и Доро были юными, здесь всегда было шумно.
— И Керк? — спросила я.
— Да, конечно. Я помню его только таким, каким он вернулся — совсем незадолго до смерти. Наверное, ребенком я его тоже видел, но у меня сохранились очень смутные воспоминания. Он был темпераментным и неотразимым — как драматический актер. Я был младше остальных — лишь маленьким мальчиком, когда они все приезжали сюда. Мне говорили, что Доро была прекрасной наездницей, хотя немного беспечной. Керк и Доро часто ездили верхом вместе. Элеанора и я тоже катались верхом, когда были детьми. Теперь все ушло. Хуан больше не держит здесь лошадей.
Мы отвернулись от залитого солнцем пустого двора, и Гэвин повел меня в длинный, сумрачный дом по коридору, в который выходило много комнат.
— Я не знаю, что нужно искать, что можно открыть таким маленьким ключиком, — сказал Гэвин. — Можно мне на него взглянуть?
Я вынула из своей сумки маленькую коробочку и нажала на пружинку. Крышка открылась, в атласном гнездышке лежал ключик.
— Может, шкатулку, — сказала я.
Он кивнул.
— Давайте начнем отсюда — это была комната вашей матери.
Я вошла и огляделась вокруг. Комната была пустой, безликой. Пыльные покрывала на кровати, выгоревшие занавески, голый пол, пустые, без картин, стены. Все следы Доротеи Остин давным-давно были уничтожены.
Походив по комнате, я выдвинула пустые ящики изящного письменного стола из розового дерева и осмотрела их. Только в одном из них я нашла вещь, пробудившую во мне какое-то воспоминание. Это было стеклянное пресс-папье, и когда я взяла его в руку, белые пушистые снежинки закружились в его прозрачной сфере, падая на горы, напоминавшие Сангре-де-Кристос, и на башни-близнецы церкви св. Франциска.
— Мне кажется, когда я была маленькой, я играла этим, — сказала я. — Как вы думаете, можно мне взять его себе?
— Конечно, — голос Гэвина звучал ласково.
Он совсем не был похож на того человека, с которым я сегодня утром осматривала магазин. Я не совсем понимала, почему он, как мне казалось, принимал меня без злости и подозрительности, которые он испытывал ко мне раньше. В то же время мое собственное раздражение к нему улеглось, потому что он на самом деле стал мне другом, в котором я так нуждалась. Со спокойной уверенностью, которой у меня раньше не было, я чувствовала, что, когда придет время, я смогу поговорить с ним — и он меня выслушает. Такая уверенность несла в себе теплоту отношений, которая утешала.
