Кэтрин Куксон - Мотылек
— Мисс! Мисс! Вы не видели ее? Я оставила ее на одну минуточку. Она спала крепко, как младенец, а у меня заболел живот, всю ночь болел, это все фрукты, мне нужно было бежать. Мне ни на секунду не приходило в голову, что она проснется и за те несколько минут убежит. Говорю вам, она спала…
— Беги искать ее. Я там буду через несколько минут. Скажи Дейву и Пегги. Беги прямо к озеру.
Сама она бросилась к себе в комнату. Вытащила нижний ящик маленького комодика, пошарила под бельем и вытащила коробку, где тогда лежали письма и в которой теперь хранилось кольцо, обернутое в мятый кусок бархата. Она специально спрятала коробку, зная, что отец не остановится перед обыском ее комнаты, если только возникнет ситуация, вроде той, что случилась сейчас.
Вынув кольцо, она полюбовалась им, лежавшие в ее ладони камни загадочно мерцали. Ах, если бы только она могла не подчиниться ему. Но что бы он ни сделал с деньгами за картины, то, что он сказал относительно Милли, он обязательно выполнит, и выполнит с огромным удовольствием…
Через минуту она снова стояла перед письменным столом. И тут она сделал глупейшую вещь, о которой много дней после этого будет сожалеть, потому что этим спровоцировала целую вереницу событий, которые могли кое для кого закончиться петлей.
Наклонившись к отцу и совсем близко приблизив лицо к его лицу, она прошипела:
— Посмотри на него перед тем, как продашь, и знай: это символ любви, любви моей матери к человеку, который любил ее. У тебя была куча любовниц, дешевых потаскушек, ты их менял одну за другой, а у нее был один любовник, один настоящий мужчина.
Впервые в жизни она увидела в глазах человека желание убить, она прочитала это желание в глазах отца и, в ужасе повернувшись, со всех ног бросилась прочь. Она выскочила в холл, пробежала по коридору и вбежала на кухню. Здесь она остановилась и, опершись руками в стол, обвела взглядом пустую комнату. Все кинулись искать Милли, потому что все знали, что в такой ранний час она отправится к дороге, как она сделала в последний раз, когда ее потянуло побродить в такое же время. Тогда ее подобрал возница от Паркеров, из Ньюкасла, увидев ее на пути к Лэмсли. И в тот раз она впервые услышала прозвище Милли. Торманский Мотылек. Возница, добродушный человек, сказал:
— Мне кто-то говорил, что ее так называют. Знаете, мисс, прямо смешно сказать, но я узнал ее, как только увидел. Она такая худенькая маленькая девчоночка!
Маленькой худенькой девчонке было тогда шестнадцать лет.
Куда подевался Стенли? Вряд ли он пошел искать Милли, он сперва пришел бы к ней со своим вечным причитанием: «Ну, вот снова!» Нет, Стенли скорее всего сидит в своей комнате, любуется своим лицом в зеркале и с любовью стрижет и подравнивает свои усы. Он так гордится своей фигурой и своими усами.
Куда ей кинуться, в какую сторону? Агнес остановилась во дворе, потом двинулась к воротам, которые вели в загон при конюшне. Еще не приблизившись к ним, она услышала звонкий переливчатый смех и остановилась как вкопанная. Она быстро обернулась и посмотрела в сторону кладовой, где хранилась конская сбруя. Через минуту она рванула на себя дверь и увидела там Милли, она сидела на деревянном чурбане, радостная, держась за бока, как будто умирала со смеха. Напротив нее у плиты сидел Брэдли, помешивая в котелке густую черную мазь, и без следа удивления посмотрел на ворвавшуюся в кладовую Агнес; той пришлось ухватиться за ручку двери, так как ее буквально качало от облегчения и раздражения одновременно. Она не успела дать волю ни тому ни другому, потому что Милли проговорила:
— А вот и ты, Агги. Брэдли рассказывал мне, как строят корабли и что делают, чтобы железная посудина не утонула, когда ее спустят на воду. Ты же знаешь, Агги, железо тяжелее воды. И Брэдли такой смешной, все время заставляет смеяться. Правда, Брэдли? А сейчас он готовит лак для упряжи.
Продолжая помешивать смесь желтого воска, свинцового глета, краски цвета «черная слоновая кость» и скипидара, Брэдли посмотрел на свои руки и сказал:
— Никто не знает, когда он смешон, мисс. Попробуйте быть смешным, и у вас ничего не выйдет.
Ну что за человек! Агнес буквально скрипнула зубами. Сколько от него беспокойства. Только недавно проявил к ней столько доброты, и она изменила свое мнение о нем, и вот нате вам. Знает, что все сходят с ума, обыскивая все вокруг, потому что не могут найти Милли, и пальцем не пошевелит, чтобы успокоить, рассиживает здесь и рассказывает ей всякие истории.
Она бы и дальше продолжала молчаливо обличать его, если бы Роберт не встал и, проходя мимо нее, не сказал:
— Я привел ее в дом, но там никого не было, и я услышал, — он на миг замолчал, — голос хозяина, он был чем-то недоволен, и я подумал, что лучше привести ее сюда, — он посмотрел ей в лицо. — Ведь я правильно поступил, вы согласны, мисс?
И снова она подумала: ну что за человек! У него удивительная привычка находить себе оправдание, как это у него получилось с двоюродной сестрой. Что ж, возможно, он там и в самом деле не был виноват, как несомненно оказался прав в этом случае, потому что, если бы отец утром наткнулся на Милли, даже страшно подумать, что бы могло произойти. Может быть, он бы и не остановился, а взял бы и ударил ее пресс-папье или сделал бы что-нибудь в этом роде.
Протягивая руку Милли, она произнесла:
— Пошли, — потом взглянула на Роберта и добавила: — Сходите и скажите остальным, что Милли нашлась и с ней все в порядке.
— Конечно, со мной все в порядке. Со мной всегда все в порядке, когда я с Брэдли.
Агнес медленно повернула голову и посмотрела на Роберта. У нее было такое чувство, словно она только что высказала вслух все, что промелькнуло у нее в голове. Она смутилась, щеки ее порозовели.
— Извините.
— Ну, что вы. Извиняться не за что. Пойду скажу им.
Около десяти часов утра Реджинальд Торман сел в двуколку и уехал в Ньюкасл. Вернулся он в четыре. По мнению Грега Хаббарда, он был в дымину пьян, но на ногах держался, и Грег сказал Роберту, когда тот вернулся с полей, где помогал Артуру Блуму:
— Если он расправится хотя бы с четвертой частью ящика спиртного, что привез с собой, в доме этой ночью никому не спать. Он и прежде надирался, но я никогда не видел его таким, тем более с утра. Тут что-то не так.
Да, тут было даже очень не так со всем домом, подумал Роберт, и принял решение уходить, так как у него появилось чувство, что он постепенно втягивается в историю, от которой ничего хорошего ему не ждать. Нет, нет, ничего хорошего для него здесь не выйдет, наоборот, он тут просто пропадет, и он не будет ждать, пока это случится.
