Елена Колина - Любоф и друшба
Что нам сейчас нужно – валокордин, пустырник, снотворное, заснуть и проснуться через неделю, через месяц, через год, когда боль утихнет?.. Если бы в руках у меня было ружье, я бы выстрелила, выстрелила бы пулей с солью – одну пулю Вадику, другую Сергею, третью Алине.
– Лиза, мне нужно вернуться на работу, в поликлинику, – ровным голосом сказала Женя. Она взяла деньги, аккуратно выровняла пачку, встала, подошла к окну, не взглянув на Дом, задернула занавеску и убрала деньги в ящик шкафа, где хранилось ее белье. Движения ее были медленными и неуверенными, словно она была плохо смазанным Железным дровосеком с плачущим сердцем, бедным железным человечком, заржавевшим от пролитых слез.
Я сидела на кровати, смотрела на Женю, а думала не о ней, а о том, «что скажут люди», – в точности, как мама. Я думала – теперь все узнают. Все будут знать, что Жене заплатили. Все будут знать, станут перешептываться, показывая на Женю, смеяться, говорить: «Вот она идет, наша дурочка, вообразила, что она из Золушек прямиком в принцессы…» Все будут думать, что жалеют Женю, но эта жалость будет двойной – жалость пополам со злорадством, или жалость, сдобренная радостью, что с ними такого не случилось. И никому, ни одному человеку не придет в голову, что Женя не виновата ни в глупости, ни в корысти, потому что никому не нужна правда, а нужно, чтобы было «интересно».
Но нам и самим не нужна правда, а нужно, чтобы было «прилично»? Может быть, в нашем горе столько же горя, сколько стыда перед людьми?.. Никто не знает, что я тоже пострадала в этой двойной любовной истории, и я ни за что не признаюсь никому, даже Жене. Не хочу, чтобы Женя меня жалела, страдала за себя и за меня, не хочу, чтобы мы с ней были похожи на лису Алису и кота Базилио – ковыляют, поддерживая друг друга, одна с перевязанной лапой, другой с подвязанной щекой.
Неужели я – как мама, тщеславная, нервная, самолюбивая? И только Женя живет в мире, полном чистых чувств, без примеси тщеславия, у нее радость – так радость, горе – так горе. Женю так просто смутить, так легко ранить, она трепещет от малейшей обиды, полна неуверенности и страхов, но выходит, что Женя – сильнее?..
– Лиза, я пойду к маме, – сказала Женя. – Мама так волновалась за меня, так радовалась, она должна первая узнать обо всем. Я ни минуты не могу ее обманывать… Бедная мама.
– О, нет, – с невольным испугом сказала я.
– О, да, – сказала Женя, и мы рассмеялись.
…Бедная мама… это я иронически. Страшно представить, как «бедная мама» измучает Женю за предательство, которое совершила не она, как вцепится в нее когтями, словно кошка в мышонка, как будет горестно повторять: «Что же ты сделала не так?»
* * *Мама молчала и ласково смотрела на меня – возможно, это была шоковая реакция.
– Мама, Вадик уехал, свадьбы не будет, Женя просит никогда не говорить о нем плохо, – размеренно перечислила я. Я повторяла эту фразу уже в третий раз. – Мама, Вадик уехал, свадьбы не будет.
– Будет, – шепотом возразила мама.
– Свадьбы не будет, Вадик уехал, – повторила я, и мама вдруг закрыла глаза и, покачав головой, как ребенок, тоненько сказала:
– Нет-нет-нет!
– Мама, подойди к окну, посмотри – Дом заперт, ставни закрыты. Вадик уехал, свадьбы не будет.
– Да-да-да… Господи, стыд-то какой… – Не взглянув в окно, мама покивала головой и жалобно предложила: – А давайте всем скажем, что он уехал в командировку… в Африку на год… А там как-нибудь образуется, все про нас забудут. Ведь еще никто не знает…
– Знают, – значительно сказала тетя Ира.
Мы ее не приглашали, а она уже тут, с лицом, готовым к сочувствию, и валокордином. Мама улыбалась нервно, Женя улыбалась испуганно, а тетя Ира пыталась напоить обеих валокордином, – в руках у нее были две рюмки, и она протягивала рюмки, как будто предлагая им чокнуться.
– Знают, – горестно повторила мама. – Все?
Тетя Ира кивнула:
– Все.
В задачнике Перельмана «Занимательная математика», по которому я в детстве решала задачи, говорится: если нескольким людям известен секрет и каждый из них сообщит его трем разным людям, а каждый из них в свою очередь расскажет еще троим, то через три дня секрет будет знать огромный город. Это геометрическая прогрессия. Но у нас в Лисьем Носу геометрическая прогрессия не работает – тетя Ира узнала наш секрет в тот же момент, когда и мы, а все остальные через час.
– Вадик уехал, свадьбы не будет. Но я все равно его люблю и никогда не разлюблю, и у меня будет от него ребенок, – шепотом сказала Женя.
На ее лице было выражение упрямого ангела – глаза прозрачные, губы плотно сжаты, по щеке ползет слеза. Женя, такая всегда «рева-корова», в детстве отец предлагал ей плакать в бутылочку, уверяя ее, что за бутылочку слез ей дадут слона в зоопарке, – а сейчас всего одна слеза. Пролила бесконечные потоки слез, когда заболевший ветрянкой Вадик не звонил ей несколько дней, а сейчас ни обвинений, ни рыданий, ни страха перед будущим или мамой, – всего одна слеза. Плачет, одновременно улыбается туманной улыбкой, как будто видит перед собой что-то высокое и прекрасное, – наверное, это беременность действует так благотворно.
– Ах, вот оно что… А Вадик что об этом думает? – деловито спросила тетя Ира с глазами огромными, как блюдца.
– Не знаю. Не нужно говорить об этом, пожалуйста, – прохладно ответила Женя, но тетю Иру такие пустяки не останавливают.
– Вадик знает?!
Женя покачала головой, и я тоже покачала головой вслед за ней. Вадик не знает, что у него будет ребенок, – но зачем ему знать, ведь ребенок будет не у него, а у нас.
– Почему не сказала?
– Зачем? Мне достаточно, что я сама знаю. Значит, ему пока это не нужно. – В голосе всегда мягкой Жени прозвучал вызов, как будто только она знает, что такое любовь, а мы с мамой и тетей Ирой нет. Дружбу знаем, приятельство знаем, уважение знаем, а любовь – нет.
– Да-да, что бы вы ни говорили, у меня будет от него ребенок… – прошептала Женя.
– Я понимаю, Женечка, не кричи, – отозвалась мама. – Ребенок – это хорошо, дети – это счастье. У меня четверо детей, и это самое большое счастье в моей жизни, и ваш отец, конечно, тоже. Он тоже самое большое счастье в моей жизни… Ребенок? Какой ребенок?!
Женя была-была и вдруг будто растворилась – убежала наверх или в сад.
– Женя беременна, – объяснила тетя Ира.
– Ты говоришь, Женя беременна… – улыбнулась мама. – Ну, это просто ерунда, и все! Я не разрешу ей рожать.
– Ты хочешь, чтобы она сделала аборт? – кротко спросила тетя Ира.
– Ну вот еще, глупости! Я не разрешу ей делать аборт.
– Что же ей тогда делать? – невинно улыбнулась тетя Ира, и мама пробормотала горестным эхом:
