Карен Робардс - Дитя любви
тот поймал глупышку-мышку,
и втроем в кривом домишке они стали поживать.
– Вот он, – сказала Мэгги, указывая на дом.
– Это?
Лодка приближалась к берегу, и Ник пристально вглядывался в очертания того, что в темноте напоминало скворечник. Когда из-за чахлых деревьев, сразу за грязным пляжем, на фоне ночного неба показался этот странный дом, глаза Ника широко раскрылись.
– Мы называем его «Домик на курьих ножках», – объяснила Мэгги и прочитала ему стишок.
– Название подходит.
– Папе нравилось.
– Еще бы! – неожиданно хохотнул Ник. – Ему всегда нравилось что-нибудь необычное. И он любил реку. Отсюда, должно быть, потрясающий вид. – Он вдруг стал серьезным и искоса взглянул на нее. – Я бы приехал на похороны, но, к сожалению, узнал об этом только через два месяца.
В голосе его не было упрека, но Мэгги тем не менее покраснела. Ей следовало бы известить Ника, ведь папа считал его членом семьи. Но она не знала, куда писать, а даже если бы и знала, то вряд ли у нее хватило бы смелости. И, кроме того, существовало непреодолимое препятствие – Лайл.
– Это случилось… так неожиданно. Сердечней приступ. С ним была тетушка Глория. Они ужинали на веранде, болтали, любовались закатом, и вдруг он просто упал. Он умер еще до того, как его привезли в больницу.
– Ты, должно быть, очень переживала. Я знаю, как ты любила его.
– Да. – Сдерживая слезы, Мэгги глубоко вздохнула. С тех пор как похоронили отца, она больше не плакала по нему. В душе по-прежнему оставались горечь и боль утраты, и она знала, что не избавится от них до конца жизни. Но со временем они стали не такими острыми, их смягчали дорогие сердцу воспоминания и сознание того, что теперь, когда он соединился с матерью, отцу наконец хорошо, намного лучше, чем было после смерти его любимой Мэри. Ник заставил ее вспомнить и об отце… Хорхе любил его как сына. В те дни, когда Ник и Магдалена были неразлучны. И теперь, если она заплачет, он начнет утешать ее, а она не сможет вынести его прикосновения.
– А твоя мать… как поживает твоя мать?
– Все хорошо. Она живет в Детройте, с мужем номер четыре. Мы с Линком навещали ее в ноябре, в День Благодарения. Роб, ее новый муж, неплохой человек, хорошо к ней относится, и она счастлива.
– Я рада.
Специально для «Леди Дансер» ее отец построил на берегу маленький причал, и, подходя к нему, Мэгги почти совсем сбавила обороты, так что теперь они едва двигались по черной воде. За эти годы она научилась за считанные минуты точно причалить, приготовить веревку и заглушить двигатель.
– Пошли, – бросила она не глядя и, прежде чем он успел ответить или дотронуться донее, спрыгнула на причал.
– Похоже, у нее гости, – заметил Ник, следуя за Мэгги и увидев несколько машин, припаркованных у гравиевой дорожки позади дома.
Из восьмиугольного окошка струился слабый свет – остальной дом был погружен во мрак, однако Мэгги не удивилась.
– Наверное, у нее сеанс.
– Ага. – Кого-нибудь другого ее замечание, вероятно, и озадачило бы, но Ник отнесся к нему спокойно. Он помнил, что когда-то тетушка Глория провозгласила себя провидицей и специалистом в области мистики. – Она все еще берет По десять долларов?
– Нет. – Мэгги сошла с причала и направилась по усыпанному галькой пляжу к ступенькам, ведущим в дом. – Она перестала этим заниматься, когда переехала к папе. Сейчас у нее нет клиентов, остались просто друзья.
– Потрясающе!
Не обратив внимания на его кислое замечание, Мэгги быстро взбежала по ступенькам.
– Ну что, постучим? А то еще подумают, что это призраки явились. – Они поднялись на веранду, опоясывающую дом, и Ник остановился у входной двери.
– У меня есть ключ, – Мэгги сунула руку в карман. – Тсс, не надо мешать, может, сеанс уже начался.
Стараясь не шуметь, она отперла дверь и жестом пригласила Ника следовать за собой. В маленькой кухне, где они оказались, было совершенно темно, если не считать тусклого света луны, падавшего через полуоткрытое окно; раздвижная дверь, отделявшая кухню от гостиной, была задвинута, только снизу пробивалась узкая полоска света.
– Я чувствую себя мелким воришкой, – прошептал Ник, после того как Мэгги закрыла за ними дверь. Теперь в кухне стало еще темнее. Мэгги повела носом – пахло чем-то печеным.
Из гостиной послышалась погребальная музыка.
– Вызываю духов… Я вызываю духов… – раздался высокий стонущий голос, в котором Мэгги с трудом узнала голос тетушки Глории. – От имени присутствующего здесь я вызываю дух безвременно ушедшей и горячо любимой. Я вызываю дух Алисы Каннапел. Алиса Каннапел, говори со своей племянницей!
После этого заклинания воцарилось гробовое молчание, только играла музыка. Это подействовало даже на Мэгги, которая как раз на цыпочках двинулась в крошечную кладовку, чтобы зажечь там маленькую лампочку. Прислушиваясь, она замерла, затем, мысленно усмехнувшись собственной доверчивости, отправилась, дальше.
– Слава, слава, слава… – произнес вдруг где-то совсем рядом незнакомый хриплый, трескучий голос. Подпрыгнув на месте, Мэгги резко обернулась, но ничего и никого не увидела, кроме Ника, который тоже застыл в нескольких шагах от нее. Судорожно сглотнув, Мэгги с бешено колотящимся сердцем ощупью принялась отыскивать выключатель.
– Что за чертовщина?.. – проворчал Ник, делая шаг ей навстречу. Она чувствовала, что он стоит совсем близко. Да где же этот выключатель? Она шарила руками по стене, с трудом сдерживая истерический смех.
– …Господь наш Всемогущий!.. – грянуло с новой силой.
– Ты слышишь?
– Это любимый псалом тети Алисы!
– А запах?
– Сера!
– Ей-богу, Глория, мне кажется, тебе в конце концов удалось! Наконец-то ты вступила в контакт с настоящим духом!
– О чем ты говоришь, старый тупица? Я всегда вступаю в контакт с настоящими духами!
В тот момент, когда из комнаты послышался хор возбужденных голосов, Мэгги наконец нашла выключатель.
– …един в трех лицах…
Вспыхнула крошечная желтая лампочка, мощностью не более десяти ватт, и в ее подслеповатом свете Мэгги увидела лицо Ника. Оно было белым как полотно. Он уставился на нее, широко раскрыв глаза, а не далее чем в метре за его спиной сидел сам «дух», наполнявший отвратительными звуками весь дом.
– …Святая Троица! – Это победное заключение, настолько оглушительное, что от него рухнули бы стропила, если бы они здесь были, тут же перешло в безумный хохот.
Едва сдерживаясь, Мэгги тихо произнесла:
– Обернись.
Ник обернулся и увидел большую металлическую клетку, а в ней попугая. Склонив голову набок и распушив желто-зеленые перья, птица расхаживала по жердочке и что-то возбужденно бормотала,
