Алина Кускова - Вам хорошо, прекрасная маркиза?
– Разумеется, нет! О чем вы подумали?! Вашу сироту никто не обижает. Попробовал бы кто, она больно бьется по подбородку… М-да… Конечно, я несу за нее полную ответственность. Конечно, я готов выполнить возложенные на меня обязательства. Стоп! А это какие? Что значит, супружеский долг?! Минуточку. Давайте уточним детали… Это твоя дуэнья?! – отвлекся он в мою сторону.
– Это моя почти родная бабушка! И почти мать!
– Понятно, – хмыкнул Давыдов, – родственные связи довольно сомнительные. Нет, Ванда Вольфовна, наша договоренность остается в силе. Да, Ванда Вольфовна, я считаю Екатерину своей женой, но понарошку… И у нас об этом есть подписанный контракт… Да, Ванда Вольфовна, я человек чести! И что я должен сделать на бедной девушке?! Жени…
Он подавился и закашлял.
– Не обращай внимания, – махнула я ему рукой, постучав предварительно по спине, – Ванда Вольфовна – женщина старой формации. Она считает, что если мужчина сделал предложение девушке, то после этого просто обязан на ней жениться!
Давыдов вращал глазами и продолжал кашлять.
Жалкое зрелище! Как все-таки глупо со стороны мужчин держаться за свое никчемное холостяцкое существование. Когда им в руки плывет такое счастье. А что? Я хорошая, заботливая, временами рукодельница. И целеустремленная! У меня есть цель – развить свой бизнес и стать востребованным дизайнером театрального костюма. Так что тому мужчине, который окажется рядом, несомненно, повезет. И еще я умею любить. Очень ценное качество в наше время. Вот как влюбилась в этого никчемного холостяка, так и продолжаю его любить даже во время того, как он от меня отказывается!
Я хорошенько ударила Давыдова между лопаток. Разозлилась, чего уж там.
Но он сразу перестал кашлять и выпрямился.
– Тебе не удастся, – пригрозил он мне пальцем.
– Ой, очень надо выходить замуж за непонятно кого! – фыркнула я.
– Не удастся перебить мне хребет, – прищурился он. – Скажи своей дуэнье, что у меня еще есть время!
И он отдал мне телефонную трубку.
– Ванда Вольфовна, я не слышала, о чем вы говорили, но господин Давыдов просил вам передать, что у него еще есть время! Нет, он сам не может говорить, он подавился… Чем? Собственной слюной!
А что? Разве все не так было? Пусть подберет слюни, не для него моя роза цвела…
– Хорошо, Ванда Вольфовна. Я ему передам. И вам спокойной новогодней ночи! И вам крепкого сна в новом году! И вам…
Я вздохнула и отключилась.
– Заславскому привет, – сказала я вслух пожелание Ванды Вольфовны. – А вам… тебе она передала… привет. Тоже.
– Ты чего-то недоговариваешь! Хотя мне совершенно все равно, что могла сказать какая-то сумасшедшая старуха!
– Она не какая-то старуха! Она суперчеловечище! И она сказала, чтобы ты внимательно посмотрел на Заславского!
– Зачем это еще?
– Потому что не успеешь оглянуться, как время пролетит, и ты станешь таким же несчастным одиноким остолопом, как он.
– Я зачем тебя нанимал?! – возмутился Давыдов, хватая меня за запястье. – Чтобы ты говорила мне гадости?!
– Я сказала тебе то, что передала Ванда Вольфовна. Она умудренная жизненным опытом женщина.
– Бред, бред полнейший, – пожал плечами Давыдов. – Я и Заславский?! Ничего общего!
И он повел меня вниз.
Там нас встретил Заславский. Выглядел он довольным и вполне счастливым. Он обнял Давыдова и похлопал его по плечу.
– Зятек! Зятек! Весь в меня! Такой же, как я, один в один. Прямо я и моя тень!
(Одноименный фильм для детей Иван Сергеевич тоже смотрел с удовольствием.)
Давыдова отчего-то перекосило.
А я улыбнулась, посмотрела на свою наряженную елку и опять улыбнулась. Если в жизни что-то не получается, найти повод для того, чтобы порадоваться бренному существованию – без проблем. Я позитивный человек, обязательно повод найду! И поделюсь хорошим настроением с другими.
– Да, мальчики, – кивнула я радостно, – вы удивительно похожи!
Ну, не получилось с другими.
Глава 9
Ах, до чего мне тяжело!
Я вне себя, скажите прямо, как это все произошло?!
Безупречная красота моего внешнего вида вступала в диссонанс с состоянием души. Мне покоя не давала мысль, что Давыдову, кроме меня, нужно было еще что-то! И это что-то гораздо нужнее меня! Он даже флиртовать со мной перестал, словно озадачился стойким мыслительным процессом, в котором даже мелкой мыслишке обо мне недоставало места. Тем не менее я продолжала смотреть на него глазами, полными восхищения, потому что не восхищаться его строгим подтянутым видом в смокинге с черной бабочкой было нельзя. Гладко зачесанные назад волосы, хмурое лицо с правильными чертами, которые так хотелось исказить блуждающей улыбкой влюбленного, нервное подергивание кончика безупречной формы носа… Мне нравилось в нем буквально все! Я была готова смотреть на него и смотреть, потому что чувствовала, что после этой новогодней ночи мы расстанемся, вполне возможно, навсегда.
Как бы я ни относилась к мужчине, но стоять на втором или третьем месте после денег и достатка ни за что не стану. На первом плане должна безумствовать любовь, заполнять душу моего любимого человека до отказа и плескаться живительной влагой, подпитывая наши бурные и крепкие отношения. Если ничего этого нет и не предвидится, я, конечно, отойду. Пусть будет больно, плохо, тоскливо, но ранить свою гордость не позволю. Или позволить? Ах, если бы я могла переступить через себя! Но мои акробатические этюды Давыдову не нужны. Он настолько озадачен поисками письма, дарующего право собственности на поместье, что вряд ли понимает, что подступает новогодняя ночь. Новогодняя ночь – самое волшебное время года, когда исполняются заветные желания и сбываются несбыточные надежды!
Во всяком случае, я в это всегда верила.
Мы собрались в большой гостиной господского дома и ждали, как обычно, хозяйку. Фаина привычно опаздывала, я с замиранием сердца представляла шокирующее появление богини. Вот она сходит с небес на бренную землю, чтобы осчастливить несколько недалеких личностей своим присутствием. Дальше, как я полагала, все кинутся на поиски письма. А раз искали его везде, то начнут, скорее всего, перелопачивать снег и копать землю. Если дойдет до разрытия могилы великого шутника, то я пас, сразу поеду домой. Мне моя совесть дороже чужих денег.
Когда Фаина вошла, я машинально поправила свое черное платье-футляр в пол, затем схватилась за колье, подаренное мне Вандой Вольфовной. Этой безделице, как она призналась, три века. И раз у нее нет наследниц, то она подарила его мне. Дальше руки пошли трепать собственные волосы. Правая схватила левый локон и засунула его в рот… Так обычно я делаю, когда волнуюсь. Заславский меня всегда ругает, вот и сейчас закивал строго, мол, убери руки от лица! Я-то уберу, но совершенство Фаины от этого нисколько не пострадает. Какая же она все-таки красавица! Без возраста и без сомнений. Длинное кипенно-белое платье облегает ее идеальную фигуру, приковывая мужские взгляды. И на этом белом великолепии небрежно (наверняка работал дорогой стилист) рассыпана роскошь иссиня-черных волос. И бриллианты в ушах. Ничего лишнего. Да, таким вот и должно быть совершенство. А я! Ах, мне тоже нужно к этому стремиться. Если у Фаины очень много недостатков, то достоинство тоже есть – у нее врожденное чувство вкуса. Мне придется постараться, чтобы достичь такого же! Иначе какой из меня получится дизайнер… Я способная, я научусь.
