Элизабет Гейдж - Близость
Он медленно двигался над ней, обхватив руками ее талию. Его тело с невероятной искусностью давало ей почувствовать все больше и больше наслаждения, подготавливая ее к неизбежному моменту вхождения в ее плоть.
Она была словно на краю пропасти, готовая упасть, но в этот момент внутри будто все оборвалось.
— Нет! — закричала она. Она уперлась ему в плечи, и из глаз брызнул поток слез.
Он замер, глядя ей в глаза. Затем лег рядом и обнял ее.
— Все хорошо, — прошептал он, целуя ее мокрые от слез щеки. — Все хорошо, Барбара. Прости меня. Я не понял.
Он нежно гладил ее, покачивая на руках, как ребенка.
— Они заставили тебя страдать больше, чем я предполагал, — шептал он, — извини. Мне надо было почувствовать это раньше. Какой я глупец.
От этих сочувственных слов ее рыдания усилились, и она прижалась к нему.
— Так-то лучше, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты не боялась меня. Это самое главное. Не беспокойся, Барбара, я буду тебе другом.
Он прижал ее к себе; нежное, убаюкивающее тепло исходило от него. Постепенно ее страх исчез: его сочувствие и понимание были для Барбары пленительнее, чем его красивое тело.
— А теперь отдохни, — сказал он, — усни, и все будет хорошо.
Она с благодарностью кивнула, прижавшись к его груди. И действительно, она вдруг почувствовала, что погружается в сон. Барбара понимала, что должна встать и вернуться в свой номер, но покой, который она ощущала в руках Джордана Лазаруса, все глубже погружал ее в сон. Она сделала последнюю слабую попытку вернуться к реальности, но безуспешно.
Барбара быстро уснула.
Она проспала долго, преследуемая сновидениями. Когда же проснулась, то почувствовала себя обновленной, хотя не могла понять, почему.
Джордан был рядом. Проснувшись раньше, он наблюдал, как она спит.
— Ты должен был меня разбудить, — сказала она, — я опаздываю.
— Ты очень красивая, когда спишь, — улыбнулся он, — у меня духу не хватило будить тебя. Ты показалась мне вчера такой усталой.
На нем был халат. Он заказал в номер завтрак, пока она вставала. Барбаре почему-то не было стыдно, что он видит, как она голая встает с кровати, наоборот, было приятно ощущать его взгляд, полный скрытого восхищения.
Она выпила с ним кофе перед тем, как уйти. Они говорили мало, но атмосфера теплого расположения и интимности сблизила их, словно всю прошедшую ночь они занимались любовью.
У двери он обнял ее и поцеловал.
— Надеюсь, я все сделал правильно вчера вечером, — сказал он. — Ты не сердишься, что я остановился? Или поставил тебя в положение, когда ты вынуждена была меня остановить?
Она отрицательно покачала головой.
— Ты не сделал ничего плохого, — сказала она.
Джордан печально посмотрел на нее.
— Очень важно все делать правильно, не так ли? — спросил он.
Затем улыбнулся.
— Мне будет не хватать твоего вида, когда ты просыпаешься, — сказал он. — Это было замечательно.
— Благодарю за это, — сказала она, целуя его в щеку.
Выйдя за дверь, она осмотрела пустынный коридор.
Его лицо стояло перед ее глазами, пока она шла к лифту. Она все еще видела его, с улыбкой смотрящего на нее, когда она проснулась. «Какой райской могла бы быть жизнь, — подумала она, — если бы каждый день мог начинаться с красивой улыбки».
От этой мысли Барбару охватила тоска. Когда она добралась до своего номера, утренняя удовлетворенность переросла в печаль.
Вечером того же дня Барбара вернулась на Манхэттен.
Было около девяти вечера, когда она добралась до дома. Ее ждал отец.
— Где, черт возьми, ты была все это время? — спросил он.
Он был в халате, в руке — стакан пива, под мышкой — газета. Он смотрел на нее поверх очков раздраженным взглядом.
— В «Альгамбре», конечно же, — сказала она, приняв усталый и недовольный вид. — Мистер Фредерике не смог прийти на встречу во время ленча, и мне пришлось с ним обедать.
Отец проворчал:
— На встречу со мной он бы не опоздал.
Барбара вспыхнула.
— Тогда в следующий раз поедешь сам, — сказала она. — Если ты не доверяешь мне…
— Кто сказал, что я не доверяю тебе? Не переиначивай мои слова, а то пожалеешь.
Виктор Консидайн в действительности не угрожал ей. Просто такова была его манера. Она видела по его глазам, что он рад видеть ее.
Она повернулась, чтобы уйти.
— Пойду приму душ, — сказала она, — я изнемогаю.
— Дождусь, когда ты выйдешь из душа, — сказал он.
Барбара поспешила к себе. Она знала, что означают его последние слова. Сегодня ночью он хочет ее.
Сняв белье, она прошла в ванную комнату. Барбара все еще ощущала запах Джордана на своей коже. Утром она не принимала душ. Если бы не отец, не мылась бы неделю, чтобы только сохранить этот запах на коже.
Но она вынуждена уничтожить все его следы. С одной стороны, она не может рисковать, вызывая подозрения у отца. С другой стороны, она не могла допустить, чтобы запах Джордана Лазаруса смешался с запахом ее отца во время мерзкого контакта ее тела с телом отца. Два этих запаха должны существовать раздельно до тех пор, пока…
«Пока что?»
Она уже стояла под струей воды, когда эта неразрешимая дилемма пришла ей в голову.
Барбара стала другой женщиной. То, что случилось прошлой ночью и сегодня утром, свело на нет все ее попытки противостоять Джордану Лазарусу. Парадокс заключался в том, что, пощадив ее, когда она была беззащитна, он лишил ее способности отказать ему во всем другом.
Однако она не может долго скрывать от отца правду. Он слишком умен для этого. Но и открыто предать его она не может.
Казалось, нет выхода из этого затруднительного положения.
Но Барбара Консидайн во многих отношениях была истинной дочерью своего отца. Когда ее пальцы неохотно смывали следы поцелуев Джордана Лазаруса, тайная возможность разрешить дилемму начала вырисовываться в ее голове.
Выйдя из душа, она услышала лающий голос отца из соседней комнаты.
— Не можешь поскорее идти в постель? Мне что, ждать тебя всю ночь?
Надевая ночную рубашку, Барбара поняла, что ответ на ее дилемму был только что дан.
Глава 18
Детройт, штат Мичиган
Во вторник в Детройте прошел сильный снегопад. День выдался напряженный. Джил Флеминг, выйдя из отдела маркетинга, направилась к лифту, чтобы подняться на шестой этаж.
Двери лифта уже закрывались, когда в них протиснулся Харли Шрейдер.
— Как дела? — спросил Харли, улыбаясь своей самой обворожительной улыбкой.
