Кэндес Бушнелл - Пятая авеню, дом один
В середине ночи Филипп разбудил ее, и они снова занялись любовью. Утром Лола проснулась, ощутив на себе чей-то пристальный взгляд.
— Ну что, Лола, — сказал Филипп, — как же с тобой быть?
— Со мной?
— С тобой и со мной.
Лоле эти слова не понравились.
— Филипп, — застенчиво выдохнула она и игриво провела кончиком ногтя по пенису. В следующую секунду Филипп оказался сверху. Лола раздвинула ноги, а когда он кончил и лежал на ней, обессилев, прошептала: — Мне кажется, я тебя люблю.
Он резко поднял голову и удивленно посмотрел на нее. Затем улыбнулся и поцеловал ее в прелестный носик.
— Любовь — серьезное слово, Лола. — Потянувшись, Окленд встал: — Пойду куплю чего-нибудь на завтрак. Хочешь бубликов? Ты какие любишь?
— А какие лучшие?
Он засмеялся и снисходительно покачал головой:
— Лучших не существует. Есть любимые.
— А ты какие любишь?
— С кунжутом.
— Тогда я тоже буду с кунжутом.
Филипп натянул джинсы и, глядя на обнаженную красавицу, раскинувшуюся на постели, улыбнулся. Хороший все-таки город Нью-Йорк, полный неожиданностей. Здесь жизнь человека может сказочно улучшиться буквально за одну ночь.
Пока он ходил за бубликами, Инид Мерль, обеспокоенная подозрительными ночными звуками в квартире племянника, решила его проведать. Она прошла через маленькую дверку в перегородке, разделявшей их террасы, и постучала в балконную дверь. Ее худшие опасения оправдались, когда на стук вышла молодая леди в футболке Филиппа на голое тело, открыла дверь и с любопытством уставилась на Инид:
— Вы к кому?
Инид прошла мимо девицы в гостиную.
— Филипп дома?
— Не уверена, — ответила девушка. — А вы кто?
— Сами-то вы кто? — поинтересовалась Инид.
— Я его девушка, — гордо заявила незнакомка.
— Вот как? — удивилась Инид, чуть руками не всплеснув от темпа современной жизни. — А я его тетя.
— О-о! — опешила девица. — Я не знала, что у Филиппа есть тетя.
— А я не знала, что у Филиппа есть девушка, — хмыкнула Инид. — Кстати, где он?
Девица попыталась воинственно сложить руки на груди, но спохватилась, что на ней маловато надето.
— Вышел за бубликами.
— Будьте любезны передать ему, что заходила тетя.
— Конечно, — пообещала Лола. Выйдя на террасу, она смотрела, как пожилая леди удалилась к себе через проем в перегородке.
Вернувшись в комнату, Лола опустилась на диван. Значит, у Филиппа есть родственница, проживающая буквально за стеной? Этого она не ожидала. Отчего-то Лоле казалось, что звезды вроде Филиппа Окленда не имеют родни. Она машинально листала журнал, не в силах забыть надменное выражение лица Инид, но вскоре убедила себя, что беспокоиться не о чем. Тетка совсем старая. Что она может сделать?
Глава 7
— Джеймс, что с тобой творится? — спросила Минди Гуч на следующее утро.
— Мне кажется, я не создан для славы, — признался Джеймс. — Не могу решить, что надеть.
Минди перевернулась на другой бок и посмотрела на часы. Начало седьмого. «Ну что за негодяй!» — подумала она.
— Нельзя ли потише? — попросила она. — Я устаю на работе.
— Это не моя вина.
— Неужели нужно так громко щелкать вешалками? Выбирай костюм беззвучно!
— Могла бы встать и помочь мужу!
— Ты взрослый человек, Джеймс, и должен сам решить, что надеть.
— Прекрасно. Пойду как обычно — в джинсах и футболке.
— Надень костюм, — приказала Минди.
— Я его четвертый месяц не вижу. В химчистке его, наверное, уже потеряли. — В голосе мужа появились обвиняющие интонации.
— Что ты устраиваешь, Джеймс? Тебя всего лишь сфотографируют.
— Для рекламной кампании нового романа!
— Да кто же назначает съемку в такую рань?
— Я тебе говорил — приглашен знаменитый модный фотограф. Он свободен только с девяти до одиннадцати.
— Господи Иисусе, да я сама могу тебя сфотографировать на сотовый телефон! И прекрати шуметь, я сказала! — потребовала Минди. — Если я не высплюсь, с ума сойду!
«Да ты уже сошла», — со злостью подумал Джеймс, сгребая в охапку вещи из шкафа и в гневе уходя в коридор. Сегодня торжественный день. День триумфа. Почему Минди только о себе думает?
Войдя в кабинет, он бросил одежду на стул, прямо как беспорядочная груда в тележке бездомного. Консультант Редмона по рекламе с невообразимым прозвищем Вишенка велел принести три комплекта одежды на выбор: три рубашки, три пары брюк, пару пиджаков и две пары обуви.
— Но я в основном хожу в кроссовках Converse, — сказал Джеймс.
— Надо постараться, — посерьезнел Вишенка. — Фотография станет вашим отражением.
Великолепно, мрачно подумал Джеймс. На обложке читатели увидят лысеющего типа не первой молодости. Он пошел в ванную и уставился в зеркало. Может, пора начинать брить голову? Но тогда он будет похож на большинство мужчин средних лет, скрывающих лысину. Кроме того, вряд ли ему пойдет лысина. Черты лица Джеймса были неправильные, а нос выглядел перебитым и неправильно сросшимся, хотя это была фамильная черта семьи Гуч, передававшаяся из поколения в поколение. В душе Джеймс мечтал иметь неординарную, запоминающуюся внешность. Он был бы счастлив походить на погруженного в свои мысли художника слова. Гуч попробовал задумчиво прищуриться и опустить уголки рта — получилась некрасивая гримаса. Махнув на свое отражение в зеркале, Джеймс напихал побольше одежды в тщательно сложенные запасливой Минди пакеты из Barneys и вышел в холл.
На улице лил сильный дождь. Из маленьких окон его квартиры трудно было определить погоду. Иногда можно было выйти и обнаружить, что на улице просто благодать, но чаще происходило наоборот. Еще не пробило и семи часов, но у Джеймса уже возникло предчувствие, что день не задался. Он вернулся за зонтиком, но в беспорядке общего шкафа в холле нашелся лишь расхлябанный складной инвалид, который в открытом состоянии топорщился четырьмя голыми спицами. Джеймс обеспокоенно выглянул из подъезда на сплошную водную стену. У тротуара стоял черный внедорожник с работающим мотором. В холле швейцар Фриц раскатывал пластиковую ковровую дорожку. На секунду он остановился и тоже посмотрел на улицу.
— Льет как из ведра, — озабоченно сказал он. — Вам нужно такси?
— Ничего, я сам, — ответил Джеймс. Он никогда не позволял вызывать для него машину. Он знал, как швейцары относятся к Минди, и стыдился просить о том, что другие жильцы, оставлявшие хорошие чаевые, считали в порядке вещей. Если новая книга поправит его дела, на Рождество он обязательно подарит швейцарам приличную сумму.
