Ольга Егорова - Лекарство от любви – любовь
И убежала от него по тропинке, протоптанной влюбленными парами в закоулках гаражных массивов. Отключила телефон и два дня лежала на диване, впервые в жизни пытаясь бороться с собой. Решила: на этом все, и пусть он делит остаток жизни со своей любимой Светочкой, пусть меняет этой сопливой малолетней дуре подгузники и сует в рот соски, раз уж так твердо убежден в том, что она в этом нуждается.
Так прошло два дня. А на третье утро, проснувшись, она вдруг отчетливо поняла, что не имеет права вот так вот запросто отпускать свою любовь. Любовь с диковинным африканским ароматом сока сагуаро. По крайней мере она должна за нее побороться. Пусть даже с таким сильным противником, как Светочка. Сногсшибательный ребенок с профессионально вытравленными платиновым блондом волосами, с перламутровой помадой на губах, с гламурными пурпурно-красными ногтями, в непробиваемом панцире из вирджинского кедра и чувственного сандала. С легким оттенком шелкового мускуса…
Плевать. Плевать она на нее хотела.
Кристина собралась – быстро надела джинсы, зашнуровала тяжелые ботинки, провела пальцами, взбодрив жесткий «ежик» на голове. Вспорхнула на подножку троллейбуса, купила у тетки-кондукторши билет, который, словно в насмешку, оказался счастливым, и вскоре уже нажимала на кнопку звонка. Адрес она знала давно, для чего-то выучила его наизусть, случайно прочитав в паспорте Артема.
Дверь еще не открылась, а она уже почувствовала приближение вирджинского кедра. Запах проник сквозь дверную щель. Кристина демонстративно стояла напротив дверного глазка и смотрела в него, как смотрит приговоренный к смертной казни в дуло пистолета за секунду до того, как оттуда вылетит пуля. Бесстрашно.
Потому что плевать она на нее хотела.
Дверь распахнулась. Тонкие, идеально выщипанные и причесанные волосок к волоску брови взметнулись вверх. Серебряный голосок отразился серебряным колокольчиком от стен подъезда.
– Вы к кому?
Серебряный голосок был спокойным. Все в ней было спокойно – и легкая улыбка на перламутровых губах («Боже мой, зачем красить губы дома?»), и волосы, идеально ровными, идеально блестящими прядями спокойно лежащие на идеально красивых спокойных плечах.
Кристина не была такой спокойной и такой идеальной. Но она снова вспомнила спасительное «плевать, плевать, плевать я на нее хотела!» – и почти без дрожи в голосе произнесла:
– Я к вам, Светочка. К вам и к Артему. Я Кристина. Может быть, все-таки впустите меня в дом?
– Что-о?
Первое сражение Кристина выиграла на сто процентов. Идеальная улыбка сползла с идеального лица, спокойствие, встрепенувшись, птицей спорхнуло с идеальных плеч, и даже платиновый блонд на поверку оказался не так уж и идеально прокрашенным. Кое-где пряди отливали рыжиной, прежней рыжиной, и Кристина вмиг догадалась о том, что когда-то раньше Светочка была рыжей. Обыкновенной рыжей конопатой девчонкой, каких тысячи…
И это придало ей еще больше уверенности.
– Может быть, все-таки впустишь меня в дом? – повторила Кристина, переходя с этой рыжей на ты. И растерявшаяся Светочка, посторонившись, впустила врага на свою территорию.
Правда, пришла в себя она очень быстро. Теперь, в свете тусклой коридорной лампы, рыжина с волос исчезла, они снова стали платиновыми, а лицо Светочки – почти спокойным. И тонкие брови опустились, а перламутровые губы снова изобразили на лице улыбку снисхождения.
– Все-таки, может быть, ты объяснишь…
Эта малолетняя стервочка тоже не затрудняла себя правилами этикета. А может быть, просто не знала, что к незнакомой взрослой тете следует обращаться на вы. Вне зависимости от того, как она к тебе обращается.
– Объясню, отчего же не объяснить. – Одарив Светочку ответной улыбкой, не менее, а может быть, даже чуть более снисходительной, и снова пробормотав про себя заклинание «плевать-плевать-плевать», Кристина ринулась в бой. Над полем сражения витал чертов запах вирджинского кедра. – Да здесь и объяснять в общем-то нечего. Нам давно пора познакомиться. Так или иначе, я – часть твоей жизни, а ты – часть моей…
Часть Кристининой жизни нахмурилась и попросила изъясняться более понятно.
– Мы с Артемом встречаемся уже три месяца. И мы будем вместе, хочешь ты этого или нет! – выпалила Кристина, не выдержав-таки этого ледяного спокойствия. А дальше – понеслось…
Из комнаты появился Артем:
– Кристина? Что ты здесь делаешь?
– Да уж, объясни, пожалуйста, что это за Кристина и что она здесь делает.
– Кристина?
– Может быть, ты все-таки сам ей все объяснишь?
– Подожди, Светочка, не надо так…
– Как? Это что, твоя любовница?
– Ну, зачем же сразу любовница…
– А как – не сразу? Постепенно? Медленно и сладко?
– Света, перестань… Я давно уже… Давно хотел рассказать тебе о… Но, Кристина, в самом деле я ведь просил тебя подождать…
– Так это правда?
– Это не совсем то, что ты подумала…
– Как же!
– Артем, прошу тебя, успокой ее, она же сумасшедшая. Она сейчас кинется на меня…
– Света, Светочка, умоляю, перестань…
– Черт, она мне так все волосы выдернет! Да отцепись же ты от меня, сучка!
– Кристина! Не надо так! Светочка! Ну перестаньте же вы…
– Да черт с тобой! С тобой и с твоей шлюхой! Какого хрена она приперлась сюда качать права? Кто ее звал?
– Светочка, прошу тебя, умоляю… Она не шлюха…
– А обо мне? Обо мне ты подумал?!
– Только о тебе и думал…
– Когда трахал ее в нашей спальне? Обо мне думал?
– Ну что ты, я никогда ее не… не в нашей спальне… Черт, да как ты вообще смеешь так со мной разговаривать?!
– Ах, какие мы нежные! Значит, не трахал, а любовью занимался? Старый похотливый козел!
– Света! Светка! Светочка…
– Пошел вон! Оставайся здесь с этой шлюхой… А про меня забудь… забудь… забудь…
Хлопок двери. Торопливые шаги – вниз по ступенькам, как капли дождя о стекло. И снова:
– Света! Светка! Светочка!
Тишина. А потом – резко, как удар:
– Кристина, что же ты наделала…
– Я?!!
– Ты, ты, ведь просил же… Ведь я же тебя просил… Господи, что же теперь будет? Она ведь сумасшедшая, она что угодно натворить может… Что угодно, понимаешь? С нее станется – и в Волгу сигануть, и под колеса кинуться… Апрель на улице, холодно, а она в одном халатике…
– В одном халатике?!
Кристина онемела. Это «в одном халатике» добило ее окончательно. Переживания по поводу халатика, накинутого на несчастное хрупкое тельце в зимнюю стужу, довели ее до бешенства, до истерического приступа хохота.
