Измена (не) моя любовь (СИ) - Эдельвейс Анна
Он как то боком сунулся вон их хаммера, я его напутствовал:
— Серёжа, не послушаешь, я зарою тебя где поймаю и напишу на холмике — я предупреждал.
Вечерело, дел ещё была куча, надо было торопиться. В конце концов, я обещал вернуться к самой лучшей беглянке на свете. Ишь ты, что удумала — умудрилась билет на поезд купить. Нет уж, Олюшка. Больше никаких путешествий в одиночку. Только вместе. И в горе и в радости.
Глава 35. Эпилог
Вьюга за окном расшалилась. Комья снега влетали в огромные витражные окна со звоном. Ветер выл, рассыпая снежные искры так, что стоя у окна я не видела въездных ворот. Фонари во дворе расплывались жёлтыми лунами, деревья раскачивались как мачты кораблей, продирающихся сквозь непогоду. Я переживала, как Матвей доберётся до дому по такой непогоде.
За спиной потрескивал камин, на ковре перед ним лежал Бен — наш лабрадор. Оранжевые тёплые сполохи от огня пятнали спину пса, отражались в огромном зеркале, плясали своё очаровательное жаркое танго.… Мне всегда нравилось смотреть в первобытную мистику огня в камине. Наблюдать. как тонкие струйки жидкого огня пробираются под раскалённые угли, как сизым пеплом тянет на себя покрывало прогорающая зола…
Неслышно со спины подошла Ниночка,
— Оленька, подавать ужин?
— Подождём Матвея…
Милая Нина, наша бессменная фея, волшебница уюта так и трудилась в своём амплуа домоправительницы. Внешне она ничуть не постарела, держалась молодцом. Мы с Матвеем давно предложили ей отличную пенсию, купили квартиру, но она ни в какую не собиралась отправляться на покой. Жила во флигеле рядом с нами, утренней звездой начинала пробуждение нашего дома.
Мы переехали сюда сразу, в дом, из которого однажды я бежала, как только Матвей выгнал отсюда Сергея. Кстати, после моего возвращения возвратились повар и горничная.
Сейчас даже вспомнить больно, как трудно мне было вернуться. Поначалу я даже не хотела переступать порога, у меня в душе бушевало столько чувств! Здесь меня предал человек, которому я поверила в своё время, подруга оказалась настоящей змеёй.
Танюшка, моя лучшая терапевтическая душа-девчонка быстро вытряхнула из меня эту дурь. Я и вправду одумалась. Причём здесь измена мужа, предательство? Этот дом моё родовое гнездо (можно же так сказать?), я здесь родилась, стены хранят память о моей маме, об отце, о тех счастливых днях, когда мы были все вместе.
Как то раз, оставшись одна, я вынула ту скатерть, помните, такую красно-чёрную. Я ещё поклялась в день поминок, в минуту того страшного предательства, что я буду сидеть за столом, накрытым её и буду победительницей? Так вот, я достала эту скатерть и плакала. Жернова памяти с хрустом перетирали моё сердце, выжимая из него яд обиды.
Как долго во мне иглой сидела эта колючая, режущая изнутри боль. Я ведь в тот день поминок никак не могла понять, что жизнь может поменяться в одну минуту. Из дома я тогда убежала, чтоб не быть в одном мире с предателями. Бежала куда подальше, туда, где не будет ни её, ни его. Сколько я вспомнила и передумала за те минуты! Вспомнила всё. И долгую, беспощадную болезнь папы, и бестолковые страдания по бывшему мужу, и даже долгую дорогу в поезде. Вспомнила все свои переживания, сомнения, кипучую ревность к Милене, свои тайные попытки заглушить любовь к Матвею.
Те, кто побывал в такой ситуации поймут меня.
Так горько и безутешно я никогда не плакала, как в тот вечер, уткнувшись лицом в скатерть. Вытирала ею свои слёзы и долго не могла успокоиться. На утро я свернула чёрно-красный узорчатый лён, пропитанный моими слезами, моей болью и с удивлением почувствовала, что боли больше нет. Наверное, я всю её выплакала. Скатерть сыграла свою роль. Упаковала её в пакет и… выбросила. Навсегда попрощалась с бедами, болотом всасывающим в моё прошлое. Оставила прошлое в прошлом.
Мои горючие мысли прервал свет фар, жёлтыми точками пробирающийся сквозь непогоду. Матвей приехал! Я, как и раньше, всегда ждала его возвращения. Правда, если бы не беременность и старший малыш, я бы, как и он, торчала целыми днями на работе и ждала бы вечера, когда мы встретимся, но это было раньше. Сейчас срок родов приближался, мы ждали девочку, (кстати, имя ей пришло на ум сразу — Машенька. Уж не знаю, что вкладывал в это имя Матвей, он первым заявил, что дочь назовём Машей. А для меня это имя было частью меня, когда я встретила свою настоящую любовь и стала такой счастливой! Пусть и моя малышка будет также счастлива как и я.)
Матвей медведем ввалился в прихожую, горячими губами ткнулся мне в висок:
— Ты как?
Я зачарованно смотрела на своего мужчину. От него пахло морозом, снежинки таяли на его пальто, на волосах, он весь искрился бусинами из подтаявшего снежного налёта.
— Тебя так долго не было, — прошептала одними губами.
— Это всё работа. Завтра брошу её к чёрту.
Сразу стало так легко, весело. Матвей всегда говорил что то весёлое, задорное. Конечно, никуда он работу не бросит, такие как он без работы не живут. А уж работа без них тем более.
— Где мой сын? — голос Матвея гремел на всю прихожую. Матвей наполнял дом энергий, позитивом, радостью,: — Ромка!
— Он с бабушкой. Долго стоял у окна, всё высматривал тебя.
— С бабушкой это хорошо, Матвей сделал серьёзное лицо:— А то думаю, вдруг в лес за подснежниками пошёл или к девчатам умчался.
Я рассмеялась:
— Он ещё маленький, о чём ты. Мальчишке 4 года.
— Ну мало ли. Молодёжь она такая…
Я бы часами вот так стояла и слушала весёлые глупости.
— Ужинать будем? Я сейчас слона, быка и всех кто мимо ходит, сожру! — сообщив о своих ближайших планах, муж отправился переодеваться. Я, счастливая помчалась в комнату за нашими.
Светлана Ильинична сидела в любимом кресле в малой гостиной, рядом с ней пристроился Ромка.
Сын смотрел на бабушку, этим двоим всегда было чем заняться, они понимали друг друга с полуслова. Я неслышно подошла к ним, присела рядом.
Светлана Ильинична редко возвращалась в реальность, всё больше бродила по своим детским воспоминаниям. Она не помнила свою Софи, покинувшую нас год назад. Громогласное создание, переехав в наш дом, совершенно не собиралось расставаться со своими привычками. Её лай заполнял собою весь дом и двор. Поначалу это подбешивало народ, работающий у нас, я видела, персонал морщился. Однако, это было приложение к моей свекрови, всем приходилось мириться.
А вот черепахообразное приложение к свекрови Настасью я категорически отказалась брать с собой в новую жизнь. Черепахе купили квартиру в её городе, Матвей назначил ей расчудесную пенсию. Слышать я о Черепахе не желала, лишь однажды, случайно услышала новость, когда Матвей справлялся о её здоровье у Игната. Я так поняла, Настасья нашла какую-то свою дальнюю родню и переехала жить к ним, сдавая собственную квартиру в найм. Приживалка, она и в Африке приживалка. Наверное, потребность жить при ком то это не привычка, а состояние души.
Светлана Ильинична не могла вспомнить Диму мажордома, когда он звонил ей поздравляя со всеми праздниками. Она сияла лицом, принимая поздравления, но совершенно не понимала кто это её поздравляет. У меня в такие минуты просто обрывалась сердце, но что тут поделаешь.
Матвей исполнил давнюю мечту Димы. По своей протекции устроил его мажордомом в семью нашего дипломата в одной из европейских стран. Надеюсь, Диме будет где показать класс своего таланта.
Своего внука Ромку Светлана Ильинична помнила всего. С первой секунды, как мы прибыли из роддома, старушка трепетно жила счастьем бабушки. И, надо признать, бабушкой она была замечательной. Лучшей в мире.
Как бы это сказать… То есть она была полностью в здравии, когда общалась с внучком, но как бы на его уровне плюс вся мудрость веков, собранная в её голове. Светлана Ильинична могла рассказывать малышу бесконечные истории, легенды, исторические мифы. Ромка в свои четыре года был для неё светом в окошке реальности.
