Тайная беременность. Девочка Громова (СИ) - Вишневская Виктория
– Куда?
– Потеряла документы в кафе, – нахожу быстро отмазку. – Нашли, позвонили, чтобы забрала.
Кивает, отворачиваясь. А я выбегаю на лестничную площадку и не сразу понимаю, к кому обращается Громов:
– Такси вызови. И по тёмным переулкам не гуляй, а то знаю тебя.
Ого, беспокоится обо мне! Но хорошо, что не предлагает подвезти. Иначе бы мой план не сработал.
А так всё проходит успешно. В аптеке покупаю целых пять тестов. Разных фирм. Чтобы наверняка. Прячу их в сумку.
И домой уже возвращаюсь через пятнадцать минут.
Эмина за барной стойкой уже нет. И я, выдохнув, поднимаюсь по лестнице.
Но ощущаю на своей заднице странное жжение.
– Кафе находится на соседней улице? – мурашки от тихого – что плохо – голоса маленькими иглами рассыпаются по всей задней части тела. Оборачиваюсь, слыша, как сердце бьётся о рёбра, вот-вот намереваясь проломить их.
Боже, Ярослава, говори уверенней! Лишь бы голос не дрогнул!
– А? – всё, на что меня хватает. Горло сдавило и зачесалось изнутри. Прокашливаюсь чисто рефлекторно.
– Быстро съездила, – кидает, стоя в дверном кухонном проёме. Подносит чашку кофе к губам и ждёт ответа.
– Ну да, быстро. Кафе недалеко, а я на такси, туда-обратно. А ты что, меня контролируешь?
– Нет. Ищу подвох.
– Какой? – выгибаю озадаченно бровь.
– С трудом верится, что я спокойно живу три недели, без приключений и очередного выкрутаса с твоей стороны.
– Взрослею, – пожимаю плечами. И отворачиваюсь, продолжая подниматься на второй этаж. – И раз уж ты на кухне, разогрей мне ужин, дядя опекун.
Последние слова говорю только для поддержания образа «сучки Яры», как он меня однажды назвал.
Быстро оказываюсь в своей комнате, закрываюсь на замок. Уже подозрительно, но плевать.
Делаю тесты. Первый, второй, третий, пятый…
Сверлю взглядом все пять штук с двумя полосками.
Здесь что-то не так.
Надо утром делать! Точно!
Сгребаю все тесты и выкидываю в пакет вместе с салфетками и туалетной бумагой. Упаковываю так, что ничего не увидишь.
Пока паниковать не буду. Сейчас я спокойно пойду поем, а завтра с утра точно узнаю о том, что не беременна. План готов, осталось дожить до результатов.
Делаю шаг вперёд из ванной комнаты.
Тошнота неожиданно подступает к горлу. Машинально разворачиваюсь, открываю крышку унитаза.
Твою мать. Твою мать. Твою мать!
Да нет!
Я просто траванулась!
Ага, чем? Я ничего не ела толком два дня. Хватала кусочками. А сегодня вообще только завтракала. В баре у Инги ничего не пошло.
А это…
Как доказательство для моего сомнения, судя по всему, долбаный токсикоз. И кажется, ничего мне проверять не нужно. Все шесть тестов показывают правильно.
И я даже поняла, где лоханулась.
Сложно не вспомнить, когда одинаковое чувство подступает к горлу, жжётся изнутри и вырывается изо рта.
Клуб, пожар, аптека.
Закуток, в котором меня вырвало. Темно было, и я даже не заметила бы эту таблетку… И не додумалась, дура, что она могла там оказаться. Так хреново было на душе. И состояние не очень.
А сейчас…
Боже мой, что делать?
Выпрямляюсь и чувствую, как дрожат ноги.
Беременна.
Мне, блять, девятнадцать.
Какая беременность?
Вот-вот исполнится двадцать, через месяц.
А что сделает Громов, когда узнает?
Твою мать.
Нельзя. Нельзя.
Он опекун. Всего лишь опекун, с которым мы иногда спали. Мозг в те моменты отключался, а желание захлёстывало в своей мощи.
Да и я подозреваю, что его щепетильность в этом вопросе… не просто так. Детей он не хочет. Да о чём говорить! Я пока не хочу!
Не буду говорить, что не нагулялась! Мне плевать!
Но никогда не могла представить, что в двадцать уже стану мамой.
Это дикая ответственность.
Я себя порой из задницы достать не могу, поскольку слабая и никчёмная. А тут?..
Нет-нет. Я не готова.
На панике нажимаю на кнопку слива и под журчание воды промываю рот. Смотрю в одну точку распахнутыми глазами и пытаюсь придумать, что сделать.
Сказать Эмину?
И что потом? Он пошлёт на аборт.
А разве может быть иначе?
Сплёвываю в раковину, умываюсь прохладной водой.
Ненавижу эти моменты. Бьют по башке, не дают нормально мыслить. И сейчас я не знаю, что делать. Хочется свернуться калачиком на кровати, позвать маму и банально поплакать.
Мамы рядом нет… Она бы подсказала. Помогла бы.
Я одна. И должна решить эту проблему самостоятельно.
Выхожу из ванной, падаю на кровать и смотрю в потолок, чувствуя, как по виску скатываются слёзы.
Ладони неосознанно опускаются на плоский живот.
Решу. Всё решу. Только завтра. Без паники, с чистыми мыслями.
Глава 49
– Я приеду на работу после обеда, – выхожу в гостиную и предупреждаю уже обозлённого на меня Громова. Ненавидит, когда мы опаздываем. И теперь недовольно сверлит взглядом, накидывая белоснежную майку на своё тело.
– Причина?
– Плохо себя чувствую.
Не обманываю. Я прорыдала несколько часов, не зная, что делать. Уснула разбитая, с головной болью и тяжестью в грудной клетке. Проснулась еле-еле. И решила для себя, что делать дальше.
Сейчас, как только Эмин уедет, поеду в клинику.
– Вызвать врача? – хмурится. В его глазах на мгновение вижу искреннее волнение. Но оно тут же скрывается за толщей льда этого человека.
– Нет, не нужно. Выпью таблеток, прилягу, и всё будет «о’кей».
Слабо улыбаюсь. И, не дожидаясь, что он скажет, иду обратно в комнату. Сижу в тишине, слушая, когда он уйдёт.
Через минуту хлопает дверь.
А через пять я уже провожаю его взглядом через окно до машины. Он отъезжает от парковки, и я облегчённо выдыхаю. Не до конца. Но осталось поволноваться совсем немного.
Скоро не придётся трястись, думать, как поступить.
Одеваюсь я в спешке, боясь, что что-то пойдёт не так. Заказываю такси и уже через полчаса стою перед зданием клиники.
Шага не могу ступить дальше.
Уговариваю себя подняться по ступенькам, записаться на аборт.
Поднимаю ногу – а её словно гравитацией тянет обратно.
Сглатываю и не могу ничего сделать с собой.
Блять, Ярослава, решись. Здесь нет ничего такого. Тысячи людей делают это. Ты ведь и раньше пила абортивные. Разве что-то изменилось?
Изменилось.
Тогда во мне была его сперма, а теперь маленький живой организм, который будет расти и дальше. В нелюбви.
Да и если я не сделаю этого… Громов сам меня притащит сюда.
Может, если бы любил, ещё подумал.
Но такие, как он, не любят.
Но может, попробовать? Поговорить? Спросить совета?
В груди загорается маленький огонёк надежды.
Я не знаю, что делать. Мамы нет. Только Эмин, который помогал мне всё время.
Поддерживает, беспокоится, хоть и жутко контролирует меня. И я понимаю почему. После того, что я вытворяла вначале, это логично. И он всего лишь всё держит под контролем.
Были и хорошие моменты.
Громов, как взрослый человек, смилостивился надо мной, позволил не ехать на поминки. Спас от изнасилования. И в последнее время я немного зависима от него.
Так хочется выговориться, услышать что-нибудь, что мне поможет.
Но я уже заранее знаю его ответ.
И не понимаю, почему разворачиваюсь и снова сажусь в заказанное в тумане такси. Мне нужно подумать ещё. Совсем немного.
Опять сомнения, опять стою на распутье, не зная, куда пойти.
Тело колотит мелкой дрожью, а из глаз снова вырываются слёзы. Я так много плакала только тогда, когда умерли родители. И снова. Думала, что никогда в жизни так больше не буду рыдать.
Оказалось, что нет.
Возвращаюсь домой в ещё худшем состоянии. Добряк таксист дал мне салфетки, и я высморкалась. На улице подышала свежим воздухом, немного сняла красноту.
Нужно ехать в клуб, но сначала переоденусь. Если приеду в юбке на работу, Эмин не погладит меня по головке. А вот по попе – да. Пока он не видит – одеваюсь как хочу.