Не оставляй меня, Малыш! - Бочарова Татьяна Александровна

— Настя, твоему сыну сколько лет?

— Через месяц будет шесть.

— Он… какой? Ну, я имею в виду, похож на кого? На мужа?

Ася пожала плечами.

— Не знаю. Наверное, на нас обоих. Волосы мои, темные, а глаза Сережины.

— А характер?

— Характер Нинюсин, — со смехом сказала Ася.

— Это ещё кто?

— Наша няня. Бывшая соседка, она теперь у нас живет, помогает по хозяйству.

Алексей кивнул и не спеша подошел к обочине. Глянул, нет ли автобуса, затем так же неторопливо вернулся обратно под козырек.

— Тебе, наверное, дома хорошо жилось. В смысле… до того, как… ну, ты понимаешь.

— Хорошо, — согласилась Ася, — только я тогда не знала, что такое «хорошо». Думала, это когда все кругом спокойно, уютно, когда каждый день предсказуем и просчитан и ничего плохого просто не может случиться по определению.

— Да ведь так оно и есть. — Он смотрел на нее с ин хересом, будто ожидая услышать нечто совершенно для себя непонятное. — Разве не этого хочет любая женщина — тепла, покоя, обеспеченного будущего.

Ася улыбнулась, тотчас вспомнив подвозившего ее на «мерсе» Аполлона.

— Ты тоже считаешь себя знатоком женской души? Одного такого я уже встречала — забавный тип.

— Какой еще тип? — тут же насторожился Алексей.

— Успокойся. Всего-навсего водитель, который подвез меня до дому после нашей ссоры. Наговорил кучу поучительных вещей про женскую натуру.

— Да нет, — Алексей пожал плечами и глубоко затянулся, — никаким знатоком я себя не считаю. Просто именно этого хотела жена. Много раз говорила, что мечтает о спокойствии, о том, чтобы быть уверенной в завтрашнем дне. Вот я и подумал…

— Все женщины разные, Леша, как, впрочем, и все мужчины. Кому-то нужно, чтобы все было распланировано заранее, а кого-то… от этого тошнит. Ты правильно сказал: я переела сладкого на всю оставшуюся жизнь. А твоей жене, наверное, сладкого досталось мало. совсем чуть-чуть.

— Это точно. — Он усмехнулся и затоптал окурок. — Вон наш автобус идет.

По шоссе действительно двигались разноцветные огни. Бородатый мужик оживился и выбросит сигарету.

Подкатил полупустой автобус, весь заляпанный грязью. С переднего сиденья поднялась девушка-кондуктор в пушистой кроличьей ушанке.

— Граждане пассажиры, берем билетики. Берем, не задерживаемся.

Бородатый что-то пробурчал в ответ и плюхнулся на скамейку.

— Гражданин, — девчонка потрясла его за плечо, — вы глухой? Оплачивайте проезд, вам говорят.

— Отвали, — грубо произнес мужик.

Кондукторша отступила на шаг, беспомощно озираясь по сторонам.

Ася достала из сумочки проездной.

— Вот.

— Вижу. — Девушка кивнула и перевела взгляд на Алексея. — У вас что, молодой человек?

Тот молча протянул ей десятку. Кондукторша сунула ее в сумку, висящую на поясе, отсчитала сдачу и вновь обратилась к мужику:

— Сейчас водителю скажу. Он автобус остановит, вызовем милицию.

Бородач не шевельнулся.

— Коля! — крикнула девушка. — Коля, тормози. Мужчина билет брать не хочет.

Молодой парень, сидевший за баранкой, недовольно обернулся.

— Люсь, мне домой надо. Я ж тебе говорил. Фиг с ним, пусть так едет.

— Да они все так едут, — девушка устало опустила руки, — собачья работа, все одно — надо уходить. — Она вдруг с силой дернула бородатого за воротник. — Будешь платить или нет, ты, чучело!

— А ну убери культяпки, — рявкнул мужик, — ишь, сучка, привязалась как банный лист. Кому говорю! — В голосе его послышалась угроза.

— Эй, дядя, — Алексей тронул бородатого за плечо, — заплати девушке, не зли меня.

— А ты что за пупырь? — вскинулся мужик.

— Делайте, что вам говорят, — испуганно проговорила Ася, на всякий случай придерживая Алексея за рукав куртки, — иначе пожалеете.

— Я? — Бородатый расхохотался, показывая гнилые осколки зубов. — Меня, куколка, трудно испугать, я такого в жизни повидал, тебе и на том свете не приснится. Заткни своего хахаля, и доедем с миром. — Он вынул из кармана руку, положил ее на поручень. На каждом пальце была татуировка в виде перстня.

Кондукторша боязливо отступила в сторону.

— Ладно, не связывайтесь вы с ним. Себе дороже. Из зоны, наверное.

Мужик молча осклабился.

— А мне по барабану, из зоны он или из преисподней, — почти весело произнес Алексей. — Плати папаша, или придется тебе топать пешком до места назначения.

— Леша, только не дерись с ним, — умоляюще прошептала Ася ему на ухо, — не надо, я тебя прошу.

— Кыш, Настена. И вы, девушка, тоже отойдите в сторонку. Никто не собирается драться. Я ему просто объясню научно-популярным языком. Ну, дядя, ты понял или как? Душары по-русски хуже тебя калякают, а и они у меня понимали.

Бородатый внезапно резко убрал руку и внимательно глянул на Алексея.

— Оттуда, что ль? — Он неопределенно кивнул куда-то в бок.

— Ну. — Алексей продолжал спокойно смотреть ему в лицо.

— Летчик?

— В десантуре.

— Где воевал?

— Под Джелалабадом.

Бородатый кивнул и усмехнулся.

— Если хочешь пулю в зад, поезжай в Джелалабад. Ну а я в Кандагаре, связистом. — Он протянул лопатообразную ладонь: — Будь здоров, братишка. Ты не серчай, денег правда нет, пустой я. Сегодня только в столицу-матушку прибыл, а до того… пять лет на лесоповале. Ты вот живой, здоровый пришел, девушка с тобой высший класс. А у меня чего-то не заладилось. — Мужик помял свою бороду. — В самом конце войны в плен попал. Вертолет подбили. Сели в «зеленку», взрыв. Меня волной на камни отбросило, потерял сознание. Очнулся — стоят двое бородатых и посмеиваются. Взвалили на осла и потащили в Пешавар. Вот так. А там один выход живым остаться — ихнюю веру принять. Иначе хана. Так и стал мусульманином, имя сменил. Через три года ушел — правоверный у них считается не раб, а работник; отработал свое — и топай куда хочешь. Пока ждал, когда в посольстве документы оформят, чуть не загнулся: жить негде, жрать нечего, а украдешь — сядешь в тюрьму с концами.

Вернулся — ни кола ни двора, мать за эти годы все продала, чтоб хоть как-то продержаться. А кроме нее у меня никого. Через три месяца, как я приехал, померла. Сердце у ней слабое было, не вынесло.

Работы у нас в поселке шаром покати. Помыкался, подался в райцентр. Там взяли меня шофером в одну контору, вроде и бабки приличные предложили, правда, при условии: вопросов лишних не задавать, возить, что прикажут. Ну я и возил года полтора. Комнату купил, оделся, обулся, даже невесту присмотрел, ничего себе, все при ней. И тут бац — на фирму нашу наезд, ревизия, трам-тарарам. Стали бумажки проверять — накладные сплошь фальшивки. А я-то не простым водилой числился, а экспедитором… В общем, подставили меня по полной. Год отмотал в местной колонии, познакомился с братвой, те меня сосватали к одному авторитету в телохранители. Все бы хорошо, но там свои разборки, чистеньким не останешься, как ни старайся. Не успел свистнуть — снова на нарах. А потом… — Бородатый махнул рукой и пошарил за пазухой в поисках сигарет. — Потом покатилось, понеслось. Это, брат, четвертая ходка. — Он вытащил пустую смятую пачку, оглядел ее с грустью и швырнул в приоткрытое окно. — Будь другом, дай закурить.

Алексей протянул ему сигареты и спичечный коробок. Бородач благодарно кивнул, вытащил из пачки сигарету, зажег, глубоко, с наслаждением затянулся.

— Ну, спасибо, выручил. — Он хотел вернуть пачку обратно, но Алексей отвел его руку в сторону.

— Бери все. Бери, не стесняйся.

— Спасибо, браток. Ты в каком чине-то?

— В восемьдесят девятом, при выводе войск старлеем был. Потом уже, после Афгана, капитана дали.

— Мы попроще будем, — бородатый усмехнулся, — сержант. Беспалов моя фамилия, а звать Егор, можно Жора.

— Епихин, Алексей.

Снова последовало рукопожатие.

— Слышь, Леха, — бородач хитро прищурился, — девушка у тебя больно хорошая. О такой только мечтать. Что ж мне-то одни выдры попадаются? А как мало-мальски симпатичная, так обязательно билет спрашивает! — Он с улыбкой взглянул на молоденькую кондукторшу. Та тут же спряталась за Асину спину.