Мотив омелы (ЛП) - Лиезе Хлоя

— «Гордость и предубеждение», — шепчу я.

Джонатан кивает.

— Лучшее у Остин.

— Да, это действительно так.

— Довожу до твоего сведения, что жанр любовного романа этим не ограничивается, но «ГиП» — это неплохое дерьмо. Столько напряжения, — рычит он, не отрываясь от моей кожи, — и тоски, и работы…

— Прежде чем они оказываются готовы отбросить свои осуждения и предвзятые представления, — я смотрю ему в глаза. — Быть храбрыми и отказаться от своих щитов. Вот тогда они ясно видят друг друга. И они безумно влюбляются.

Он целует меня, глубоко и неторопливо. Я чувствую, как сильно он хочет меня.

— И они заслуживают своего счастливого конца.

— Больше никакой безответной тоски, — говорю я ему.

— Больше не нужно быть храбрым в одиночку, — говорит он. — Теперь мы храбрые вместе.

— Вместе, — я улыбаюсь ему и удерживаю его взгляд. — Я тоже люблю тебя, ты же знаешь.

Джонатан улыбается, накручивая на палец прядь моих волос, затем подносит её к губам для благоговейного поцелуя.

— Я знаю.

Я изучаю его, и его суровые черты смягчаются, когда он встречается со мной взглядом и расплывается в ещё более ослепительной улыбке. Я ерошу его тёмные, чудесные волосы. На его щеках румянец. Его бледно-зелёные глаза сверкают. Я хочу сто жизней смотреть на это лицо и любить его.

— Я люблю тебя, — шепчу я, протягивая руку между нами, поглаживая его, когда он прижимается ко мне. — И я хочу тебя. Таким образом. Тысячью способов.

— Боже, да, — стонет Джонатан. Он погружается в меня, пока мы лежим на боку, лицом друг к другу, одна рука у меня на спине, другая между нами, потирает мой клитор. Я льну к нему, насаживаясь на всю его длину, глядя ему в глаза, купаясь в свете камина, спутанных простынях и тепле его тела, прижатого к моему.

На этот раз всё не безумно, а восхитительно медленно и терпеливо, тянется так долго, потому что мы отчаянно хотим, чтобы это не заканчивалось. Бёдра Джонатана двигаются вместе с моими, его хватка сжимается крепче. И когда его большой палец обводит мой клитор в нужном месте, я начинаю кончать вокруг него.

Не сводя с меня глаз, Джонатан крепко прижимается ко мне и погружается в меня, обретая свою разрядку. А потом мы лежим, сплетаясь в объятиях друг друга, затаив дыхание, купаясь в свете камина и мерцающих огоньках самой крохотной рождественской ёлки.

Моя рука на его колотящемся сердце, его рука на моём, и я целую мужчину, которого люблю. Мой самый счастливый хэппи-энд.

Джонатан тоже целует меня, нежно и прохладно, как падающий снег, и шепчет то, что я уже знаю, пробирая до костей…

Я тоже его хэппи-энд.

Эпилог. Джонатан

Плейлист: Crofts Family — Merry Christmas, Marry Me

Она высовывается за порог, зимний ветер ласкает её медово-каштановые кудри, заставляет красное платье-свитер прильнуть к её роскошному телу. Я никогда не был большим любителем подарков, но теперь они нужны мне ещё меньше: Габриэлла — это достаточный подарок для меня.

— Счастливого Рождества! — кричит её последний покупатель с тротуара — ребёнок, укутанный в пухлую куртку и пушистые белые наушники, которые навевают старые, приятные воспоминания и приступ ностальгии.

— Счастливого Рождества! — кричит в ответ Габриэлла, машет рукой и лучезарно улыбается.

И, как всегда, её лучезарная радость поражает меня, как стрела в сердце.

И, как всегда, она слишком долго стоит на улице в одном лишь лёгком платье, которое не защищает её от холода.

— Миссис Фрост.

Она оглядывается через плечо — взметнувшиеся локоны, сверкающие карие глаза и глубокие, милые ямочки на щёках. Боже, она прекрасна.

— Да, мистер Фрост?

— Я бы хотел, чтобы сегодня вечером мы с женой встретили Новый Год без переохлаждения…

— О, боже мой. Я просто немного продрогла во время того похода в день солнцестояния. У меня не было переохлаждения.

— Джун была другого мнения.

Она закатывает глаза, оборачивается и ещё раз машет мальчику снаружи.

— Вы с Джун — два чересчур заботливых человека.

— Также известных как прагматики, которые любят тебя, несмотря на твою непрактичную склонность брести по снегу высотой по бёдра, — подойдя к ней сзади, я обнимаю её за талию. — Как насчёт того, чтобы присоединиться ко мне в тепле?

Вздохнув, Габби позволяет мне развернуть её и затащить внутрь, затем закрывает за нами дверь. И кто бы мог подумать, она дрожит. Обхватив меня руками за талию, она прижимается к моей груди, чтобы согреться.

— Отмораживаешь задницу ради клиентов, — бормочу я.

— Проводы покупателей заставляют их чувствовать себя ценными и особенными, — чопорно говорит она мне. — Это то, что называется положительным опытом обслуживания клиентов, и, как показывают наши маркетинговые исследования, является основной причиной, по которой клиенты сообщают о возвращении в наш офлайн-магазин. Кто-то же должен это делать, учитывая, что другой парень, который околачивается поблизости — настоящий Гринч.

— Мм, — я провожу ладонями по её рукам, согревая её. — Тебе следовало бы выпнуть его куда подальше.

Её улыбка возвращается во всей своей захватывающей силе.

— Думаю, я оставлю его себе. Может показаться, что он приносит больше вреда, чем пользы, хмуро глядя на посетителей, пока они листают его книги…

— Наши книги. И это не библиотека. Если они просматривают это, они это покупают.

— Наши книги, — уступает она, и её пальцы скользят по моим волосам. — Этот парень, однако, обманчив. Сначала я подумала: «Он такой Скрудж!» Оказывается, у него золотое сердце. Он хорошо инвестировал и сделал этот книжный магазин стабильно прибыльным за последние десять лет, и угадай, что он потом сделал? Он начал жертвовать деньги!

Я недовольно шиплю, потому что знаю, что это рассмешит её.

— Что ещё хуже, — говорит Габби сквозь приступы смеха, — у него хватило наглости стать соучредителем благотворительной организации, посвящённой… ни за что не угадаешь, — она заговорщически наклоняется ко мне. — Потребностям зимнего времени года. Людям, которым нужна помощь с платой за отопление и освещение их домов. С покупкой пальто, сапог, шапок и перчаток для тех, у кого этого нет. И огромный фонд для покупки подарков детям, чьи семьи не могут себе их позволить.

— Похоже, он тот ещё кадр.

— О, это так, — она обвивает руками мою шею и покачивает нас из стороны в сторону. — Но я люблю его. Так сильно, очень сильно.

Мои руки скользят вниз по её талии, и я веду её назад, пока она не прижимается к двери.

— Джонатан! — шипит она. — Что ты делаешь? Мы травмируем какого-нибудь бедного ребёнка, который просто захочет зайти и купить книгу…

— Магазин закрыт, — я переворачиваю вывеску, запираю засов, затем подхватываю Габби на руки и несу к новейшему элементу магазина: крепкой деревянной лестнице, которая скользит по встроенным книжным полкам. Это воплотило фантазию Габриэллы о воссоздании момента с Белль в «Красавице и чудовище», и это воплотило мою фантазию о том, чтобы сидеть у камина и заглядывать под её платье.

— Мы не можем просто закрыть магазин, — говорит она. — Нам нужно поддерживать прибыль, мистер Фрост. Важнейшая прибыль будет потеряна.

— Боже, мне нравится, когда ты говоришь со мной о деньгах. К счастью, после долгого и настойчивого… — я сажаю её на ступеньку лестницы, задираю платье до этих роскошно полных бёдер, затем раздвигаю ей ноги, чтобы она почувствовала и не оценила двойной смысл моих слов, — изучения цифр, я определил, что мы можем позволить себе потерять пятнадцать минут работы.

— Пятнадцать минут? — она выгибает бровь. — После стольких лет ты ужасно уверен в своих силах соблазнителя, Джонатан Фрост.

— Чертовски верно.

Её голова откидывается на ступени лестницы, когда я целую её в шею, опускаю вырез платья и освобождаю её грудь. Я дразню каждый сосок своим ртом, жёстко, ритмично посасывая, в то время как мои большие пальцы обводят её шелковистую внутреннюю поверхность бёдер медленными кругами и сводят её с ума.