В оковах его власти (СИ) - Орлова Юлианна

—Вы сами…— лицо Саши моментально нахмурилось сильнее. —Ты сам от меня отказался. Но это и правильно, мы люди из разных миров. И я слишком далеко от твоего.

Горло стянуло и во рту пересохло давно. Я натянулась струной в попытке выглядеть самодостаточной. Хотя почему выглядеть? Таковой и была.

—Я дал возможность тебе уйти несмотря на то, что больше всего в жизни я хотел забрать тебя себе и жить так, как мне хотелось. Я не искал, не узнавал, просто вырвал тебя, считая, что только так будет правильнее в первую очередь для тебя. Мне не семнадцать и даже не двадцать пять. С высоты прожитых лет в голову хочешь или нет втемяшивается мудрость. Думаешь, не понимаю, что я для тебя такой себе вариант? Думаешь, я не сходил с ума или не продумывал варианты? Я не хотел, чтобы рядом со мной ты пострадала и дал карты в твои руки. Ты же пустила их на ветер, и теперь стоишь тут, дрожишь.

Он медленно подошел ко мне, шепча утробным голосом:

—Ты смотришь на меня и в глазах далеко не страх. И дрожишь ты тоже не от него. Мы знаем, почему ты приехала. В глубине души ты тоже знаешь.

Я отрицательно махнула головой, сжимая руки в кулаки.

—Я приехала к отцу.

—Ты могла встретиться с ним в любом другом месте.

—Не надо сворачивать на меня все! Я для вас тоже мало существовала, тут лишь бы успеть время провести со всеми теми, с кем ты спал.

Кривая ухмылка в ответ заставила меня напрячься.

«Вы» и «ты» сливалось воедино. Я кинула ему эту фразу, ощущая на щеках слезы. Обиды и разочарования. Внутри давно кровоточила рана совсем как выжженная земля от разорвавшегося снаряда. Тыльной стороной ладони я смахнула слезы и вскинула руки перед собой в защитном жесте. В них сразу же нахрапом впилась литая мужская грудь.

—Не надо на меня все сворачивать.

—Ревнуешь. Я не был монахом. Но всех, с кем я спал, даже не помню и этим, разумеется, не горжусь.

Шаг ближе. Острие ножа в миллиметре от моей кожи. Предчувствие опасности иногда страшнее самой опасности.

—Я представлял всегда тебя. Румяную кожу, — длинные пальцы мягко коснулись моего лица, оставляя на ней огненные отметины. — Пухлые губы, — рука уверенно сместилась к губам, нажимая на нижнюю, — твой запах до сих пор стоит у меня в носу, и я на нем торчу как наркоман на героине, —нос уперся в щеку и скользнул к уху.

Я не дышала и не двигалась, только зажмурилась. Именно так пыталась отрицать вязкую реальность, подступающую ко мне бешеным потоком. По позвоночнику стекало отчаяние.

Эти разговоры не были правильными, и я не знала, как все прекратить. Как заставить руки ударить. Как заставить голос провопить.

—Это неправильные, больные чувства, а скорее даже просто похоть, Саша. Я никогда не стану одной из тех, кого ты привык иметь. Я не про секс, Саша. И не надо делать мне больно…я ничего плохого тебе не сделала.

В моих словах мольба, а в теле сплошная боль. Саша стер мои слезы ладонями и прижался своим лбом к моему, непрерывно всматриваясь в глаза.

—А что если я хочу тебя на всю жизнь, а не на одну ночь? Что если мне дышать без тебя сложно?

Сердце пропустило удар и предательски сжалось. Он не пьян и в своем уме, чтобы достаточно четко расслышать однозначные слова и считать мою неоднозначную реакцию.

Касание носа к губам становится причиной разряда по всему телу. Жгучее мужское дыхание словно обдает меня кипятком после прогулки по морозному воздуху. Первый поцелуй в подбородок на грани боли, потому что внутри ломались все запреты. Совесть упрямо закрывала глаза и умывала руки, покидая меня, на прощание подтолкнув в такие родные чужие объятия.

—Скажи мне, что ты ничего не чувствовала тогда. Скажи, что и сейчас ты ничего не чувствуешь и тебе все равно. Скажи, и я найду способ сделать так, чтобы было не наплевать. Надо — переверну планету. Дай мне только точку опоры, — схватив меня крепко-крепко, будто бы я могла испариться, с отчаянием в голосе прошептал Саша.

Сердце обливалось кровью, израненное и больное, оно все равно ползло к нему. Даже когда я вставала на пути и как малому ребенку поясняла простые истины.

—Не скажешь, потому что я прав.

Непросто. Непросто не думать, не просто лгать, а еще сложнее пытаться забыть.

Подняв заплаканный взгляд на Белова, я лишь отрицательно покачала головой.

—Я всегда буду напоминаем о том, что стала причиной самых страшных событий. Так зачем обострять? Я предвестник смерти. И может не будь я тогда…

—Замолчи, — мужчина накрыл мои губы рукой и неплотно прижал, приказывая остановиться.

Паника уже захватила тело, потому что в глазах Саши все превратилось в пылающую бездну.

—В том, что случилось, не виноват никто. Ты и подавно. Случайность, все это была печальная случайность. Для меня ты свет, которого мне в жизни очень не хватает. Жизнь, которой у меня не было. Улыбка, которую я не выдавливаю из себя. И спокойствие, которое я достигаю только обняв тебя вот так вот крепко, — он сжал меня в объятиях, и мои руки медленно поползли по широкой спине, сковываясь между собой в области затылка.

Мне до одури хотелось быть именно такой, как он описал. До боли и ломоты в теле. Со мной все происходило впервые. И чувства, и желание, и казалось, что и жизнь со мной случилась только с появлением Саши.

Я не забыла, какие у него волосы на ощупь. Я ничего не забыла, просто не смогла бы.

Тут тепло и спокойно.

Губы мужчины мазками кисти провели по щеке и сползли на губы, словно пробуя границы дозволенного. Жар моментально прилип к телу. Я распахнула уста, одновременно вдыхая аромат цитрусов и теплого дыхания.

Легкое касание, снова и снова. Проба пера на чистом холсте.

Прижавшись друг к другу крепко, насколько это вообще позволяла наша поза, Белов первым подхватил меня на руки, усаживая на подоконник так, чтобы очутиться между моих ног. Я скрестила их за его поясницей, толкая мужчину на себя скорее на инстинктах.

Ведя руками по груди, мне казалось, что я прикасаюсь к раскаленным углям, царапая подушечки пальцев о грубые темные волоски. Он был идеальным в плане внешности, но меня тянула не она, совсем не она. Было ощущение, что сейчас разговаривали души, а не тела.

—Я не смогу остановиться, Маша. Ты понимаешь это? — шептал он с закрытыми глазами, пробираясь под легкий свитерок и лаская пальцами кожу.

Я понимала все: и что теряла себя, и что не могла сопротивляться или противиться настойчивым касаниям. И что сама проявляла такую же настойчивость, погружаясь руками в кудрявый водоворот темных волос. Мучительно медленные поцелуи выливались в набатом отдающие удары пульса, заставляющие испытывать ни с чем не сравнимые ощущения чего-то запретно нового. Предвестник бури, в водовороте которой я очутилась по собственному желанию. Яркими вспышками перед глазами стояли кадры, выхватываемые зрением лишь кусками, когда глаза могли распахнуться.

Пиджак слетел с широких плеч, являя белую рубашку, чьи литые пуговицы я так настойчиво пыталась расстегнуть дрожащими непослушными пальцами. Своими явно немедленными действиями вызвала кривую улыбку на лице Саши.

Ну вот. Улыбка впервые смотрелась иначе, добрее… что ли.

—Я сам, малыш, тут опыт надо, — прошептал на ухо, слегка прикусывая мочку. Разряд тока прошиб меня до основания. Одной рукой я медленно прошлась от выпирающих ключиц вниз по груди, останавливаясь возле безобразного шрама, второй зацепилась за разгоряченную распахнутую мне навстречу ладонь. Сжимая пальцами и при этом не в силах обхватить целиком.

Пару мгновений спустя рубашка тоже упала вслед за пиджаком, шурша свой новизной. Опустив взгляд вниз, я увидела выпирающий бугор, и эту пульсацию сложно было не ощутить бедром. Саша, недолго думая, расстегнул пряжку кожаного ремня и лязгнул змейкой ширинки.

—Не волнуйся. Посмотри на меня, — большим пальцем он приподнял голову за подбородок, заставляя переключиться. Мои же руки тем временем вспотели, и я противно прилипала ими в собственному телу.