Его нельзя любить. Сводные (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна"

Мы не справились, эта зависимость оказалась сильнее.

Слышу, как ее там выворачивает в унитаз. Морщусь. Два года назад я уже был свидетелем сильной ломки. Она чуть ли не внутренности была готова выплюнуть и умоляла отца не отвозить ее в клинику. Он и не отвез. Сам таскал ей тазики и воду.

Я все это время сидел в соседней комнате и слушал. Слушал, как она ревет, орет, злится. Как всех ненавидит.

Говорят, мужчины не плачут. Им это внушают с самого детства, только вот забывают, что все мы люди, независимо от гендера.

23.3

Наступление утра не меняет в конечном счете ничего. Я до сих пор сижу напротив двери туалета. Пару раз проваливался в сон, когда мать затихла.

Закрыть ее совершенно не гуманно, но метод действенный. Это лучше того, что ей вколют врачи, если их вызвать. После такого укола она пару дней будет овощем.

Тру глаза, разминаю затекшую шею и упираясь ладонями в пол, поднимаюсь на ноги. С раздражающим слух шумом отодвигаю стул и открываю дверь.

Мама сидит в углу, рядом с унитазом. Глаза закрыты.

Нависаю над ней, прислушиваясь к дыханию. Все отлично. Пульс прощупывается, и, судя по ударам, он почти в норме.

— Ян? — мама открывает глаза. Смотрит на меня затравленно. — Прости, сынок, — ее губы дрожат. Еще минута, и она скатится в сожаления. Так было всегда.

Вспомнит все, что наговорила мне ночью, и поймает откат. Будет ненавидеть себя за все, что сделала и сказала…

— Все нормально, поднимайся. Ты как?

— Не знаю.

— Ты что-то вчера принимала?

Мама отрицательно качает головой.

— А когда?

— Не знаю. Не помню, Ян. Прости, я ничего не помню.

— Вернешься в клинику?

Она кивает. Я помогаю ей дойти до спальни, где усаживаю ее на кровать. Здесь тоже все вверх дном.

Мама смотрит на все с застывшими в глазах слезами, не переставая обнимать свои плечи.

— Тебе нужно сходить в душ и переодеться. Слышишь?

— Да. Сейчас. Найди, пожалуйста, полотенце.

— Конечно.

Открываю шкафы один за другим, пока не нахожу то, что она просила.

— Спасибо.

Мама перемещается в ванную, почти не отрывая ног от пола.

Пока за дверью течет вода, беру телефон и звоню отцу. Вкратце рассказываю о произошедшем.

— И как она?

— Нормально. Вернется в рехаб.

— Я вызову бригаду оттуда, чтобы ее забрали.

— Я сам ее отвезу. Не лезь.

— Ян!

— Ты меня слышишь вообще? Я сказал, что позабочусь о ней сам.

— Ладно, — отец сдается. На заднем фоне слышится Ладкин голос. — Мне сказали, что видели тебя в Никином вузе.

— А ты еще не в курсе? Я там учусь.

— Что это значит? Я же сказал, что не буду опла…

— Этого и не потребовалось. Все, не могу говорить, — вешаю трубку как раз тогда, когда мама выходит из душа.

На ней халат. На голове намотано полотенце.

— Одевайся, я подожду тебя в гостиной и вызову клининг.

— Спасибо, мой хороший. Как ты вырос, — мама касается пальцами моей щеки. Передергивает. Сглатываю сухой ком и быстро ухожу прочь.

Вчера я уехал в разгар вечеринки. Там остался Валера, и разнести дом в щепки он, конечно, не позволит. Но клининг стоит вызвать и туда.

Пока разгребаю произошедшее этой ночью, мать успевает высушить волосы и переодеться. Появляется передо мной все еще с печальным лицом, стараясь максимально прикрыться волосами.

— Я готова.

— Отлично. Едем?

— Да.

Как только выходим из квартиры, она замирает. С опаской посматривает себе за спину, а потом косится на лифт.

— Мне страшно, Ян.

— Все будет нормально.

— А если все это мне не поможет? Никогда ведь не помогает. Я такая слабая, столько лет прошло, сынок…

— Пойдем, — беру ее за руку и веду к лифту.

— Ты сильная, и ты со всем справишься, нужно только захотеть.

— Ради чего?

— Хотя бы ради меня, — сам не замечаю, что вкладываю в свои слова упрек. Мама тут же сжимается. — То есть, блин!

— Я понимаю, ничего. Ты все правильно говоришь, Ян. Как у тебя дела?

Она рассматривает меня так внимательно, пока мы едем в лифте. Не стоило становиться друг напротив друга.

— Ты так вырос, а я даже не заметила. Как учеба? Что с твоими идеями? Ты их осуществляешь?

Сую руки в карманы и отрицательно качаю головой.

Мои идеи, вспомнила тоже…

Последние несколько лет мы с ней практически не общались. Я винил ее в том, что происходит. Не только отца.

Отдалился от них обоих. Хотел, чтобы ничего в этой жизни мне о них больше не напоминало. Зря, наверное. Малинина же какого-то черта цепляется за своих долбанутых родственников. Зачем? Понятия не имею.

Возможно, из-за вот этого гадкого чувства — быть кому-то нужной. Именно в эту минуту я тоже его испытываю. Глубоко внутри захлебываюсь щенячьей радостью лишь оттого, что мать спросила, как у меня дела.

Бред. Сука, какой же бред.

— Нет? — спрашивает, потупив взгляд. — Тебе же так нравилось рисовать. Так хотелось связать себя с играми…

Ага, а временами хотелось сдохнуть. Этого же я не сделал.

— Вы же с Тимофеем даже что-то придумали. Приложение, кажется, да?

— Его отец у нас его выкупил. К нам оно больше не имеет никакого отношения.

Это было баловство. Тим писал код, я делал дизайн. Мы просто развлекались, не больше.

— Ясно.

Мама выходит на улицу и жмурится от яркого солнышка. Погода на удивление ясная.

Еще раз осматриваю бампер и скидываю фотки дилеру. Заеду к ним сегодня же.

— Садись, — открываю маме дверь и достаю сигареты.

— Ты куришь?

Какой сюр, так и хочется закатить глаза. Она ничего обо мне не знает. Ни о жизни, ни о привычках, даже вредных. Чистый, мать его, лист.

— Балуюсь, — ухмыляюсь и прикуриваю. Делаю пару глубоких затяжек и бросаю тлеющую сигу в урну, что осквернила мой бампер.

— Может быть, мы купим кофе?

— Можно.

Кофе мне точно не помешает. Глаза слипаются. По пути заезжаем в первую попавшуюся кофейню и двигаем дальше. Мельком поглядываю на мать, она дует на молочную шапку, натянув рукава кофты прямо на ладошки, чтобы было не так горячо держать стакан.

Перестраиваюсь в крайнюю полосу на поворот, и, как назло, начинает звенеть телефон. Мама тут же вздрагивает.

Смотрю на экран.

Ника.

Вот это поворот, конечно, чуть сбавляю скорость и врубаю громкую связь.

— Из-за тебя я осталась без ноутбука! Ты просто идиот, как у тебя вообще хватило ума привести в дом всех этих людей! Ты чудовище, Гирш! Я тебя ненавижу, там был проект.

Она орет в трубку практически без пауз. Я даже слово вставить не успеваю.

Мама смотрит на меня во все глаза.

— Прекрати орать!

— Прекрати? Сначала ты лезешь ко мне целоваться, когда я не давала тебе ни единого повода, а теперь твои тупоголовые друзья крадут мой лэптоп!

— Я не лезу. — Злюсь, потому что мать становится свидетельницей этого бреда. Какого хрена-то, а? — Куплю я тебе бук. Прекрати истерить.

— Купишь? А проект ты тоже купишь? А идеи? А время мое?

— Хорошо, — сквозь зубы, — я найду твой старый. Только прекрати орать

— Хочу и ору, и вообще, что хочу, то и делаю. Не смей мне приказывать, ясно?

Она визжит что-то еще и вешает трубку.

Мама поджимает губы, все еще поглядывая на меня с интересом.

— Это кто?

— Одна местная сумасшедшая.

— Она тебе нравится?

Вижу в маминых глазах блеск. Ей интересно и радостно какого-то фига.

— Мы не будем это обсуждать, — обрубаю сразу.

Уверен, если мать узнает, что Ника — дочь Лады, ее улыбка померкнет.

Остаток пути мы молчим. Оказавшись на месте, сразу идем к главврачу.

Долго обсуждаем мамин побег и все из него вытекающее. Она просит прощения, а когда выходит проводить меня, какого-то хрена бросается мне на шею и плачет.

— Прости, прости. Это эмоции. Ян, ты самый замечательный ребенок на свете.

— Ага, самый. Прекрати рыдать.

— Да-да, сейчас.

Она быстро вытирает слезы, отлипая от меня.