Я хочу твоего мужа (СИ) - Дюжева Маргарита

В такой сложный момент, чувствуя, как над головой сгущаются тучи, я позвонила всем: Саше, лучшей подруге, следователю. Даже с прорабом и то долго разговаривала. Но у меня даже мысли не проскочило о том, что надо позвонить мужу.

Кажется, я уже подсознательно не жду от него защиты. Он перестал быть для меня тем человеком, к которому можно прийти со своими проблемами и пожаловаться. Он теперь тот, кто эти проблемы создает. Ведь если бы не Леша и его вранье, то ничего бы этого не было.

Надо все равно ему позвонить и порадовать новостями. Мне даже интересно, что он скажет. Поэтому набираю, жду ответа, лениво рассматривая свой маникюр.

— Да, Кир! — Березин звучит как-то неправильно, приглушенно.

У меня моментально картинка перед глазами, как он наяривает Прокину на рабочем столе, или где-нибудь в подсобке, или, может, у нее на квартире. Или в машине. Или не Марину.

Аж кровь к щекам приливает. Но спустя миг до меня доходит, что слышу и другие голоса, а потом и вовсе раздается механический голос, сообщающий номер этажа.

В лифте он. Там всегда была слабая связь, приходилось то кричать, то слушать треск и шипение. Меня вроде отпускает, но этот всплеск на пустом месте, он такой…показательный. И неотвратимый.

— Привет. Есть время? Поговорить надо…

— Погоди, я тебе сейчас перезвоню. Слышно плохо.

Звонок обрывается. Я рассеянно думаю о том, что у нас и правда плохо со слышимостью. И это не какой-то конкретный разговор, а в целом.

В этот раз Березин не врет и перезванивает ровно через три минуты:

— Все. Я у себя. Что ты хотела сказать?

Смысл ходить вокруг да около, подбирать слова? Правильно. Нет смысла. Есть проблема, поэтому начинаю с главного:

— Ко мне приходила твоя любовница.

В трубке молчание.

— Леша, отреагируй как-нибудь, чтобы я знала, что ты жив, в сознании, и до тебя дошли мои слова.

— Не понимаю…

— Что тут не понятного? Ко мне пришла твоя Мариночка.

— Не моя, — поправляет на автомате, но я пропускаю это мимо ушей.

— Прокина приходила ко мне.

— За…зачем?

Кажется, у него проблемы с голосом, потому что звучит он ну очень бледно.

— Сам как думаешь? — невесело усмехаюсь в трубку, — рассказывала подробности вашего интимного счастья, просила меня оставить вас в покое и не мешать Вселенскому счастью двух влюбленных голубков.

— Кира! — по ту сторону что-то гремит. Кажется, кто-то свалился со стула, — черт! Надеюсь, ты не стала ее слушать?

— Почему же не стала? Стала. Это было очень интересно и поучительно.

— Что бы она ни сказала – все не так! Не правда!

— Ты еще скажи, что я не так поняла, — хмыкаю, — и тогда мы вернемся к тому, с чего все начиналось.

— Я убью эту суку, — очень натурально рычит Березин.

Но то ли у меня уже иммунитет к его речам, то ли я стала старой циничной теткой, которая ничему не верит, но у меня внутри от этих слов не плавится. Я теперь все делю на два, а может и на десять.

— Какой смысл? Эту суку ты выбирал сам, Леш. Сам возил, сам балдел, сам саперы раскладывал.

— Кир… не начинай, пожалуйста.

— С работой у нее, кстати, как? Рекомендации получила?

— Я откуда знаю, — бурчит он, — меня это не касается.

В этот раз я мужу верю. Слишком уж грубо играла Прокина и во время визита, и во время того телефонного разговора, когда я заставила Березина включить громкую связь. Да и не выглядела она, как человек, у которого все схвачено. Скорее, как змея, которую загнали в угол, и теперь ей только и остается, что брызгать ядом.

— Она как-то заходила, спрашивала про работу. Я ее выгнал.

Надо же, какой аттракцион неожиданной откровенности.

— Так ее же уволили? — напоминаю с горькой усмешкой.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​— Отработка две недели. Так что она еще тут, — отвечает он и тут же нервно добавляет, — мы не общаемся! Совершенно! Что бы она ни сказала, не верь ей! Даже мельком…

— Она мне угрожала, Леш, — перебиваю его эмоциональное словоизлияние, — сказала, чтобы я по ночам одна не ходила, а то мало ли что может случиться.

Снова молчание в трубке.

— Леша!

— Это уже перебор, — выдает Березин после затянувшейся паузы

— По-твоему, я вру?

— Я этого не говорил.

— В чем тогда перебор?

— Мне кажется, вот здесь ты точно что-то не так поняла. — уже увереннее подхватывает он, — я понимаю, что виноват перед тобой. И что Прокина теперь в твоих глазах исчадие ада. Но чтобы угрозы…

— Защищаешь? — горько усмехаюсь.

— Что? Нет! Погоди, Кир! — пугается, что сброшу разговор, — Кто в своем уме будет угрожать другому человеку? Это же преступление.

Бедняга не в курсе, что его непогрешимая Марина уже перешла черту и организовала поджог.

— Я не защищаю ее. Просто говорю, что она не бандюган какой-нибудь. Твое право злиться, но не надо впадать в крайности. Она не такая.

— А какая она? Добрая, ласковая, отзывчивая? Смотрит большими влюбленными глазами и, когда надо, хвалит?

— Кира, пожалуйста, не надо. Я просто пытаюсь найти логичное объяснение.

Что ж, пусть ищет. Можно было бы облегчить ему поиски, сказать про запись нашего разговора, про прораба, который вышвырнул Прокину на улицу, про поджог. Но я ничего не говорю. Мне не хочется. Потому что даже в такой ситуации он не спросил, в порядке ли я, не нужна ли мне помощь. Не предложил забрать, даже если не принял угрозы всерьез.

Вместо этого надсадно скрипит мозгами, пытаясь найти какое-то объяснение.

— Ладно. Ты прав, ерунда все это.

— Вот именно, — слышу в его голосе облегчение, — Но я с ней поговорю. Скажу, чтобы не смела больше к тебе приближаться.

— Спасибо. Ты лучший.

Я не знаю, уловил ли он сарказм в моей последней фразе. Скорее всего нет.

Откладываю телефон, стучу пальчиками по столу, отбивая надрывный ритм порванной аорты. В голове звенят отголоски его слов, в груди больно. Но уже не так, как прежде. Это другая боль, как если бы зуб мудрости болел, мешая нормально жить. Тут два выхода, или лечить или удалять…

Подруга приезжает даже не в семь, а на час раньше.

— А вот и я! — торжественно сообщает, вваливаясь в мой кабинет, — и меня преследует какой-то здоровенный маньяк.

За ее спиной маячит прораб. Бдит, чтобы меня снова не обидели. Давясь от смеха, киваю ему:

— Это свои. Родные.

Руслан уходит — его рабочий день окончен, и мы с Алиской остаемся вдвоем.

— Ну как ты, мать? — спрашивает она, устало опускаясь на диван.

— Отлично. Кофе?

— Если только суперкрепкий и супер-горький, — стонет она, разминая шею, – я без сил. Сегодня все будто сговорились. Пять консультаций, куча писем, от тех, кто хочет на групповые офлайн встречи.

— Тебе пора открывать свою школу счастливых женщин.

— Я работаю над этим, — вздыхает подруга, — весь город перерыла в поисках идеального места. Офисов навалом, но энергетика не та.

— А то место, о котором ты нам с Милой рассказывала?

Алиса отмахивается:

— Не светит оно мне. Нынешняя хозяйка ни да, ни нет. Цену набивает, губы дует. Я уверена, в итоге она или сумму запросит такую, что мне не потянуть, или вообще продавать не станет.

— Если что, обращайся. Помогу, чем смогу.

— Ничего, справлюсь. Я себе срок поставила — до следующего месяца в поисках, и буду выходить на новый уровень.

— У тебя все получится.

Я в нее верю. Она умница. И люди ее окружают хорошие, светлые, чего не скажешь обо мне:

— Кстати, я снова разочаровалась в муже, — угрюмо произношу, протягивая ей чашку кофе.

— Который раз?

— Сбилась со счета, — коротко пересказываю последний разговор. В ответ Алиса только жмет плечами:

— Ну и когда все это будешь заканчивать? Или для принятия окончательного решения тебе нужно, чтобы случился какой-нибудь Армагеддон?

— Пей свой кофе, — ворчу, отворачиваясь к окну.

Я не знаю, что мне нужно. Кажется, в чем-то Прокина была права. Я просто цепляюсь за прошлое, и наша с Березиным семья — та самая привычка, от которой жаль избавляться.