Хелен Дуглас - По имени Эдем
Райан тихо рассмеялся.
— Пару недель назад ты спросила, кто мой герой. В детстве одним из моих героев был Коннор. Потому что стал героем, практически не приложив усилий.
— В смысле?
— Он совершенно случайно открыл планету с умеренным климатом. Действуя интуитивно. На его месте мог оказаться кто угодно, либо вообще никто. Он не искал в небе пригодную для жизни планету. Просто он поссорился кое с кем — с тобой — и вышел на улицу, а потом взглянул на небо. — Райан улыбнулся и покачал головой. — В то время его открытие не сыграло никакой роли. Планеты открывали каждую неделю. В ежедневной газете просто напечатали статейку, да и все. Он не собирался становиться выдающимся астрономом или вроде того. Просто несколько лет валял дурака и был совершенно заурядным человеком.
— Чем он занимался?
— Ты, наверно, и сама догадаешься.
— Судя по фотографиям в автобиографии, он, наверное, научился серфить. Если мне пришлось бы предсказать будущее Коннора, я бы сказала, что он стал лодырем, проводящим все время на пляже. Попала в точку?
— Не проси меня подтвердить или опровергнуть твои слова. Тебе с ним жить еще. Тебе бы понравилось, если бы он раньше тебя узнал, кем ты станешь?
— Но ты не объяснил, почему он был твоим героем. Почему ты восхищался им, если он так мало сделал?
— За то, что он ухватился за представленную возможность. Эдем не имела значения, пока мы не могли туда попасть. Но мой дед обнаружил способ путешествовать через всю галактику, и внезапно Коннор Пенроуз стал знаменитостью. Он был повсюду. Он был одним из пассажиров в первом полете на Эдем. У него брали интервью в каждом ток-шоу. Он стал желанным гостем любого человека, и из-за своего единственного своевременного открытия больше никогда не обедал дома. То, что он добился успеха, приложив столь мало усилий, вполне достойно восхищения.
Я усмехнулась.
— Значит, в двадцать втором веке такого понятия как трудовая этика больше нет?
— Работа ради работы? Нет.
— Бедный Коннор, — вздохнула я. — Подумать только, у него впереди была целая жизнь с крутыми вечеринками и легкими деньгами, а теперь ее нет.
— Мы пока еще этого не добились.
— Надеюсь, он обнаружит что-нибудь еще. Неприятно думать, что на мне лежит ответственность за то, что у него украли пожизненную славу и богатство.
Райан поднял бровь.
— Не думаю, что слава сильно важна для Коннора. И могу поспорить, несмотря ни на что, впереди его ждет отличная жизнь. Он умеет хвататься за представленные возможности. Может, ты будешь помогать ему добиться большего.
— Или нет. Неэтично это как-то, помогать тебе в том, чтобы он не добился именно того, благодаря чему прославился.
— Ну, напомни себе, что ты помогаешь спасти жизни миллиардов людей. Уверен, если бы Коннор знал, то пожертвовал бы славой ради этого.
Когда мы доели, я легла на спину и закрыла глаза, раздумывая, каким таким магическим способом удержать Райана в этом времени. Я напряглась, ощутив прикосновение его пальцев к своим волосам.
— Люблю твои волосы. — Он поднес прядь к лицу. — Они пахнут яблоками. Когда бы я ни увидел яблоки, вспоминаю о тебе.
— А ты пахнешь лимонами. — Я прищурилась, глядя на него. — Лимонами и металлом.
— Металлом? — наморщил нос Райан.
Я пожала плечами.
— Мне нравится этот аромат. Больше так никто не пахнет, только ты.
Он улыбнулся и лег на покрывало рядом со мной. Даже через разделявшее нас небольшое расстояние я чувствовала исходившее от его кожи тепло.
— Расскажи мне о своей жизни в двадцать втором веке. Могу поспорить, она сильно отличается от этой. Как там? Как ты вырос?
— У нас было два дома. Один в Нью-Гэмпшире на Земле и один в Зионе на Эдеме.
— А что такое Зион? Большой город?
Мысленно я представляла города, которые видела в фантастических фильмах: огромные грязные мегаполисы с летающими автомобилями и развешанными повсюду неоновыми вывесками.
— Нет. Зион — это долина. Она практически полностью окружена горами, так что город не может сильно разрастись. Туда или оттуда можно добраться только по реке. Сам город построен из розового камня, но окружающие горы покрыты джунглями, так что все розовое и зеленое.
Я вспомнила фотографию в книге Коннора.
— Мама забеременела мной на Земле, но родители переехали на Зион прежде, чем я родился. Большую часть детства я провел там. Потом отец решил, что нам нужно жить на Земле, наблюдать за политическими настроениями. Так что, как только мне исполнилось двенадцать, мы вернулись обратно.
— У тебя был лучший друг?
— Надеюсь, все еще есть. Его зовут Пег. Мы вместе в школе учились.
— Парень с именем Пег? Пег — женское имя. Пегги. Сокращение от Маргарет.
— И каким это образом Пегги стало сокращением от Маргарет?
Я пожала плечами.
— Не знаю.
— Пег — мужское имя. Полностью — Пегас.
— Пегас! — Я не сдержалась и захихикала.
— Может, мне тогда не стоит говорить тебе свое настоящее имя.
Я перекатилась на бок, чтобы на него взглянуть.
— Райан — не твое настоящее имя?
Он дернул головой, то ли кивнув, то ли покачав.
— И да, и нет. Мое полное имя — Орион, в честь созвездия.
— Орион, — сказала я, пристально его рассматривая. — Мне нравится.
— Никто не называет меня Орион, только мама, когда ругается. Обычно я просто Рай. Во второй половине двадцать первого века стало модно называть детей в честь звезд и созвездий.
— Орион и Пегас, — улыбнулась я. — А Касси?
— Кассиопея.
Я села и потянулась за стаканом с водой.
— А Бен?
— Сокращение от Бенджамина, — рассмеялся он. — Не всех называли в честь звезды или созвездия.
Райан сел. Протянув руку, он дотронулся до моей щеки и теплыми пальцами медленно провел вниз по лицу. Моя кожа запылала от его прикосновения.
— Но ты уникальна. Тебя не называли в честь звезды или созвездия. В честь тебя названа планета.
Он вглядывался в мои глаза. Его карие глаза потемнели, так что я видела в его зрачках собственное отражение. Рукой он взял меня за подбородок, и я задержала дыхание.
— Орион, — произнесла я. Так странно называть его настоящим именем.
Кожей лица я чувствовала его теплое дыхание. А затем он неожиданно отвернулся. Меня осенило.
— В двадцать втором веке у тебя есть девушка?
— Нет никакой девушки, — покачал головой он.
— Тогда...
— Я не хочу еще больше все усложнять.
— И что это значит?
— Я не стану тебя целовать. Насколько сложнее мне будет завтра вечером покинуть это время, если...
