Юлия Добровольская - Люби себя, как я тебя (сборник)
Все молчали и растерянно улыбались друг другу. Лера не выдержала первой:
— Подозреваю, что вы хотите меня поздравить…
Гарри засмеялся, привлек к себе мать с отцом и сказал:
— Поздравляем!
Дядя Миндаугас открыл и разлил шампанское. Все чокнулись, отпили, и Лере велели распечатывать свертки.
Лера начала с большого плоского. В нем была акварель в рамке под стеклом: это был тот самый дом, в котором они жили, нарисованный отцом осенью. Плющ, покрывающий глухую торцовую стену, был похож на разноцветный бордово-рыже-зеленый ковер, а выглядывающий из-за дома высокий каштан уже пожелтел. На маленькой открыточке, заложенной за рамку, было написано: «С Днем Рождения! Д. Миндаугас».
Лера расцеловала отца и вручила ему роскошный набор колонковых кисточек и коробку лучших ленинградских акварельных красок. Тот едва не прослезился и долго не мог ничего ответить.
От тети Констанции Лера получила вышитую наволочку с такой же маленькой открыточкой, а ей подарила красочную немецкую книгу по вышиванию и красивую вязаную шаль, купленную в художественном салоне.
Лера накинула шаль матери на плечи, и строгая учительница преобразилась в добрую фею — хранительницу домашнего очага. Казалось, что в комнате — просторной, стерильно чистой, без единой лишней вещи — вдруг стало уютней от этой пушистой, с длинными кистями шали цвета переспелой вишни.
От Гарри было ожерелье из огромных бусин молочно-желтого янтаря и такой же гребень для волос. На открытке он написал: «Ничто не сможет сделать вас более красивой, чем сделала природа. Осчастливьте эти побрякушки своим вниманием, Мой Добрый Ангел!»
То ли пригубленное шампанское сделало свое дело, то ли к этому давно шло… Гарри слишком крепко обнял Леру, когда она подошла, чтобы поблагодарить за подарок, и слишком долго не отпускал ее.
Оба были одинаково смущены, поймав на себе взгляды родителей — удивленные и умиленные одновременно.
Гарри сказал:
— Не могу удержаться, чтобы лишний раз не обнять моего замечательного дру… эту замечательную женщину… пока есть повод…
Лера сказала:
— А что, если обниматься без повода?
Гарри засмеялся, а отец сказал:
— Это очень мудрая мысль, Леруте.
Лера развернула еще один подарок, предназначенный этому дому, — Катькин этюд, написанный маслом.
— Это город, в котором живет ваш сын… Вот таким его увидела моя сестра. Она художник… Была…
Лера не успела договорить и не сразу поняла, что произошло. Мать, закрыв лицо, быстро вышла, отец поспешил за ней.
Лера вопросительно посмотрела на Гарри. Он подошел, взял ее за руки и сказал:
— Все хорошо… Все правильно. Это оттаивают их сердца.
Родители Гарри вернулись, подошли к Лере, и тетя Констанция дрожащим голосом начала:
— Гарис нам рассказал… что вы… — Она прижала ко рту платок и замолчала.
Лера обняла ее:
— Не надо. Я все понимаю…
Отец одной рукой гладил плечо своей жены, а другой держал Леру за локоть. Гарри отвернулся и смотрел в окно.
— Я не хотела вас огорчить, — сказала Лера.
— Вы научили нас огорчаться… и даже плакать, — сказал, не оборачиваясь, Гарри. — Спасибо вам, Лера.
Мать, подняв на нее глаза, сказала:
— Спасибо, Лера, — и улыбнулась сквозь слезы. — Гарис прав, вы… научили нас… — Она с трудом подбирала русские слова. — Не прятать свои… чувства.
— Да, — кивнул отец и о чем-то быстро спросил у Гарри.
Тот повернулся и произнес улыбаясь:
— Лерочка.
— Спасибо, Лерочка, — сказал отец.
* * *Их проводили к празднично накрытому столу. Это была идея Гарри — отметить Лерин день рождения в ресторане.
Родители, поначалу чувствовавшие себя скованно, скоро стали неузнаваемы — лица расправились, и с них не сходила улыбка. К столу подходили то их бывшие ученики, то приятели детства Гарри, чтобы поприветствовать, а когда выяснялся повод праздника, начинали поздравлять Леру. К концу вечера угол их стола был уставлен бутылками с шампанским и коньяком, присланными из разных концов зала, а на полу появилась корзина с цветами. Лера думала, что так принято только на Кавказе.
И еще: откуда в будний день так много народу, да к тому же с детьми? На что Гарри ответил, что в Литве считается нормой ужинать в ресторане, хотя бы раз в неделю — и обязательно всей семьей.
Они много танцевали. Первой Гарри пригласил мать. Сердце Леры ликовало, когда она смотрела на них. Потом отец пригласил ее, потом свою жену, а Гарри — Леру. И так весь вечер.
Да, Лера запомнит его навсегда — свой сорок седьмой день рождения.
* * *Когда вдали показался пригород Ленинграда, Гарри сбавил скорость и остановился на обочине.
— До вашего дома — двадцать минут. Я хочу сказать вам, Лера… Эти две недели были самыми лучшими днями моей жизни… По крайней мере, за последние много-много лет. Я вам безмерно благодарен за все… за все, что вы дали мне, моему дому… — Он помолчал. — Ни в одном языке нет таких слов, чтобы выразить ими мою признательность…
— Не нужно, Гарри…
— Нужно, Лера. И вы же меня научили этому — нужно! Как умеешь, скажи, только не молчи… вы вернули мне… нет! Вы подарили мне моих родителей, вы открыли мне себя самого… — Гарри усмехнулся. — Расконсервировали. — Он повернулся к Лере. Его глаза лучились, а лицо преобразилось, лишившись обычного выражения сосредоточенного на глубинных умственных процессах мыслителя. — У меня растут крылья… Нет, не ангельские! — Он снова засмеялся. — Как у бабочки.
— Я так рада, Гарри… И тоже очень вам благодарна.
Гарри обнял Леру. Но неотстегнутые ремни безопасности соблюли этот жест в границах сугубо дружеского.
* * *Лера села на Катькину любимую тумбочку, свесила между колен руки, как та, откинулась к стене и закрыла глаза.
Поплакать, что ли? Не плачется…
Катюша, как ты там? Как Гарри?.. Как вы?
У меня все хорошо. Господь подарил мне любовь. Я не знаю, что из этого получится, что думает Гарри… Гарри-отец… Мне кажется, что он тоже меня любит. Но пока мы не смогли… не решились сказать друг другу об этом. Мы еще… не оттаяли до конца.
Наберись Лера смелости — в мыслях у нее это получалось — и преодолей себя… сделай первой шаг навстречу — маленький, крошечный шажок, просто дай намек…
Но она как-то разом вдруг поняла, что отношение Гарри к ней вполне определенное и что главное сейчас не в том, раньше или позже случится их сближение, а в том, чтобы он осознал, что жить можно с открытой душой, не опасаясь, что ее не поймут и ранят, а даже если не поймут и ранят — быть выше, а значит — сильней. Он должен к этому прийти! Это важней, чем просто преодолеть гордость.
