Диана Морьентес - Работа над ошибками
— Мы добавили нолик. Дату надо было поменять, иначе соседи бы все поняли. И мы просто добавили нолик… — она укусила себя за губу, чтобы не расплакаться: все поняла. Но спросила: — Откуда Вы это знаете?
— Лидия учится со мной в аспирантуре, на той же специальности, на том же курсе, — объяснил Макс. — Мы подружились, а однажды разговорились под вино, и она рассказала мне историю, очень похожую на ту, которую Вы мне рассказывали о Наташином рождении. Да, кстати, она называла свою брошенную дочку Эвелинкой, и у меня сомнений не осталось. Сочи — маленький город.
Женя повернула к нему голову, терпеливо, но тихо, едва различимо, спросила:
— Наташа уже знает?
— Нет, — спокойно покачал Максим головой.
— Я всегда этого так боялась! — воскликнула женщина. — Бросили ребенка в Сочи, в Сочи удочерили… Чего еще было ожидать? — тут же принялась рыться дрожащими руками в сумочке и вскоре все же выудила оттуда носовой платочек. Протерла слегка поплывшую тушь. Макс подошел и утешающее приобнял ее за плечи, и женщина тут же простонала: — Максим, не отбирайте у меня дочь! Это все, что у меня есть!
Слезы хлынули уже совсем неудержимо, и Женя зарылась в его объятия, не дожидаясь взаимности.
— Мне шестнадцать лет понадобилось, чтобы полюбить ее! — выла Женя, пытаясь прервать рыдания, чтобы высказаться. — Она самый близкий мой человечек! Несмотря ни на что! Я ей все простила! — ссылалась Женя на что-то, чего Максим еще не знает. — Это мой ребенок, Максим, понимаете? Вы же знаете, что такое ребенок! Не отбирайте у меня Наташу!
— Успокойтесь! — просил Максим тихо. Также всегда успокаивает Катюшку: голосом и нежными поглаживаниями. — Я Вам не враг. Успокойтесь. Я не собираюсь ей об этом рассказывать.
— Тогда зачем Вы вообще лезете в эту историю? — не сдержалась Евгения.
Да, действительно, — зачем? Зачем выпытал это признание у Лидии? Зачем рассказал сейчас Евгении? Зачем он причиняет боль другим людям? Зачем делает то, что ему хочется, наплевав на остальных? Затем, что эгоист, всегда таким был и навсегда таким останется.
— Я люблю Вашу дочь, — говорил он Жене тихо на ухо, и его шепот, разбавленный строительной акустикой, звучал просто магически. — Я ее люблю, Женя. И мне интересно все, что ее касается. Я хочу узнать все: ее происхождение, ее характер, судьбы ее родителей, даже если их больше двух. Понимаете, Женя? Это касается моей девушки, и мне интересна любая мелочь, а уж такие детали — тем более. И я стремлюсь просто знать. Я не хочу вмешиваться! Я не буду вмешиваться. Успокойтесь. Доверяйте мне.
Евгения слегка отстранилась от Максима. Он не очень высокий, и она с легкостью видела его глаза, смотрящие прямо, открыто. Нет, он не подведет ее. Она зажмурилась, словно отгораживаясь от неприятных переживаний, всхлипнула несколько раз по инерции и для проверки надежности этого человека, уточнила:
— А той женщине, Лидии, Вы о Наташе не рассказали?
— Нет.
— Почему?
Макс пожал плечами.
Двое рабочих из коридора кричали: «Хозяин!» Они уже повесили вывеску, даже подключали, проверяли, как она светится. Максим ушел с ними принимать работу, а Женя направилась в кабинет, где есть окна, где светло. Надо привести себя в порядок, подправить макияж.
В темном зале было так прохладно, а на улице лето. Здание снаружи уже выглядит полностью готовым. Бежевый с кварцевыми блестками фасад смотрит прямо на улицу Горького, призывно кокетничая изящной яркой вывеской ««ЭГО» Ночной клуб» и такой же изящной лестницей под зеленый мрамор с элегантными металлическими поручнями. Осталось только вымыть ступеньки. Если с верхней площадки лестницы протянуть руку, то, кажется, можно дотянуться до окна директорского кабинета. На стекле уже прилеплена сигнализационная заклепка.
Завтра все школьники страны пишут экзаменационное сочинение. А послезавтра обещала приехать Наташа. От Лидии Максим спрятался под предлогом того, что жена у него очень ревнивая, и пробудет она в Сочи аж до сентября. У Лиды, может, и небольшой опыт по части мужчин, но эту отговорку она расценила как нежелание больше дружить.
Максим подвез Евгению до дома.
— Вы такой страшный человек, Максим, — сказала она на прощание. — Вы можете одним своим словом непредсказуемо перевернуть жизни трех людей. Вы можете пройтись по головам ради своего развлечения… Что Вы, по всей видимости, и делаете…
Максим поймал за руку тещу, готовую выскочить из машины и прятаться в своей берлоге.
— Я ничего никому из них не скажу. Я Вам обещаю. Считайте, что про Лидию знаете только Вы. Решайте сами, не бойтесь, все зависит только от Вас.
* * *Максим проснулся в пять утра. Непривычно, когда с тобой в постели есть кто-то еще. Уже непривычно. За окном отчетливо высвечивались утренние сумерки. Прохладно. Лето. Максим сел в кровати и долго еще вслушивался в глубокую городскую тишину, разбавленную только звуками природы. Утро. Начало. Как хорошо, когда с тобой в постели есть кто-то еще!
Максим гладил Наташу по голове, по мягоньким бархатным волосам, нежно, слегка прикасаясь. С каждой минутой становилось все светлее, и Максим видел ее все разборчивее. Легкая занавеска слегка колыхалась от свежего ветерка в распахнутой створке, и от того же ветерка ёжилась Наташка, сквозь сон натягивая одеяло себе на ушки. Мерзлюка.
Сутки в поезде — и ей ужасно хотелось в душ. Купались вместе: Наташа не желала расставаться с Максимом ни на минуту. Она странная. За эти четыре с половиной месяца словно прожила целую жизнь — столько мудрости и опыта в ней чувствовалось. Теперь даже Макс не мог с уверенностью сказать, кто из них старше.
— Ты сможешь дать мне тысяч пять на одежду? — спрашивала она неохотно. — У меня сейчас очень туго с деньгами.
— Конечно, зайка. Работа не ладится?
— Клуб, где мы работали с группой, навернулся… Я подыскала другое место, и там мы благополучно проработали три месяца. Бесплатно. Нас кинули. Так мы и распались… — вздыхала. — Теперь я только в ресторане работаю. Поем ерунду всякую: Киркорова, Валерию… В общем, то, что и без нас поют повсюду.
— Никакого самовыражения, да? — догадался Макс.
Наташа поджала губы. Чуть не плакала.
— Да, — ответила она. — Простая жизнь. Такая, какая есть.
А потом сидели вместе на кровати, обнимались.
— Может, мне не надо было уезжать отсюда? — бормотала она, разглядывая плечи Максима и иногда смело заглядывая ему в лицо. — Мне так тебя не хватало! Правда! Не знаю, насколько ты мне сейчас поверишь после двух лет моей учебы, но я очень скучала по тебе.
— Тебе же нравилось там учиться.
