Рут Харрис - Любовь сквозь годы
Они провели всю ночь в объятиях друг друга, а на следующее утро Нат научил ее готовить чай в самоваре, и они позавтракали хлебом, который принесли прошлым вечером из ресторана.
– Спасибо, – сказала Эвелин, когда они поели.
– Спасибо? За что? – удивился Нат.
– За то, что ты отдаешь мне себя.
Они провели все воскресенье в постели, предаваясь утехам любви. Был декабрьский холодный день. Влюбленные вышли только один раз на улицу, чтобы купить немного сыра и фруктов, и съели их прямо в постели, запивая вином, которое Нат принес из машины.
Наконец наступило время уезжать. На обратном пути Эвелин сидела рядом с Натом почти умиротворенная, вся погруженная в свои мысли. Она не могла понять, что он, такой красивый и умный, нашел в ней, простой провинциальной девушке. Что же все-таки он увидел в ней?
А Нат Баум все еще не мог поверить, что ему так повезло и что он встретил такую девушку. И она сейчас сидит рядом с ним в дорогой бобровой шубке и держит руку на его бедре. Ее, такую простую и такую безропотную, всю жизнь окружали вещи, за которые ему нужно было бороться, но которые она воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Она была существом из другого мира – мира, к которому он всегда хотел принадлежать.
Когда они целовались на прощание у ворот колледжа, Эвелин решилась задать вопрос, мучивший ее все это время.
– Скажи, что ты нашел во мне? – спросила она.
– Я нашел в тебе целый мир, – ответил он, и в его словах было больше правды, чем она думала, чем она понимала.
История жизни Ната Баума тронула Эвелин до слез.
Он вырос в многоквартирном доме на Эссекс-стрит и жил в одной комнате с двумя братьями, где они все трое спали в одной кровати.
У отца Ната, русского еврея из Киева, была страсть к шахматам и отвращение к работе. Он считал себя интеллектуалом и с большой неохотой работал на фабрике дамских сумочек, пришивая ручки по двадцать часов в сутки. Мать молчаливо выслушивала его бесконечные жалобы и тащила на себе весь дом, обшивая, обстирывая и готовя на всю семью. Когда Нату было семь лет, она умерла от туберкулеза.
Когда Нату исполнилось двенадцать лет, он начал работать. После уроков и в выходные дни он разносил по домам бакалейные товары, таскал сумки и ящики на пятый и шестой этажи многоквартирных домов и был безмерно счастлив, когда получал несколько центов чаевых.
В 1936 году Нату исполнилось шестнадцать лет, он уже поменял не одно место работы и понял, что ему надоела такая жизнь. Он бросил школу, прибавил себе возраст и записался в армию. Ему нравилась дисциплина, нравилось, что у него сейчас есть своя собственная кровать, нравилась свобода, которую он имел по выходным, нравилось то, что в карманах всегда водились денежки для того, чтобы сходить в кино или в бордель.
Он быстро научился ладить с начальством, знал, как обходить уставные правила, избегая неприятностей, и умел пользоваться расположением благодарных офицеров, не роняя своего достоинства. Его увлечение джазом родилось в южных борделях и солдатских барах, а когда вспыхнула война и негров стали призывать в армию, помогло ему сделать карьеру.
В 1942 году Нат был лейтенантом при специальной части, базирующейся в Форт-Мэйер, штат Виргиния. Ната прикомандировали к полковнику, работавшему до призыва на фирме грамзаписи «Виктрола». Нат согласовывал с ним программы концертов, налаживал освещение и акустику и появлялся более или менее трезвым перед музыкантами, давая им последнее напутствие перед началом концерта. Он хорошо ладил с музыкантами, которые приобщили его к марихуане, и развлекался тем, что записывал концерты своих фаворитов. Представления пользовались необычайной популярностью в войсках.
Между тем война кончилась. Нат стал капитаном, и хотя он никому, включая Эвелин, об этом не рассказывал, у него уже был план, как сколотить состояние. Он ненавидел нищету. Она была унизительна для него и не позволяла быть по-настоящему свободным. Нат поклялся себе: что бы ни произошло, он никогда не будет бедным.
Его энергия и жажда жизни завораживали Эвелин. Мысль о том, какие испытания выпали на долю ее возлюбленного, взволновала девушку, и на глазах у нее навернулись слезы. Он целовал эти слезы и успокаивал ее:
– Все это в прошлом.
– Ты добьешься своего, правда?
– Конечно.
– Ты очень честный, – сказала Эвелин. Она не знала других парней, которые бы так открыто говорили о своих планах.
– Моя честность – это самое привлекательное, что во мне есть.
– В тебе все привлекательно.
– Ну нет, у меня в запасе есть и кое-что отвратительное.
– Например?
– Я слишком агрессивен. Я нуждаюсь в человеке, который бы любил меня. Я черствый. Я больше думаю о себе, чем о других.
– Я этому не верю. Ты никогда не был таким со мной.
– Ты не такая, как все.
Был вторник, и это была их первая встреча со времени их поездки в Нью-Хоп. Они сидели обнявшись в машине, припаркованной, как всегда, напротив входа в Бриарклифф. Рука Ната проскользнула ей под юбку.
– Не здесь, – сказала она, понимая, что машина стоит на освещенном месте.
– Я хочу, – сказал Нат.
– Я тоже, – ответила Эвелин.
Они оба замешкались – место у ворот колледжа и впрямь не было создано для любви.
– Мы уже вышли из того возраста, чтобы обниматься в машине, – сказал Нат. – Нам было бы лучше вдвоем в большой постели.
– Я знаю. Но у нас нет выбора.
– Нет, есть.
– Есть?
– Мы это дело узаконим. Я поговорю с твоим отцом, хорошо?
Это было формальным предложением Ната Баума.
4
В субботу Эвелин и Нат оглядели друг друга и расхохотались.
Эвелин уже рассказала своим родителям о Нате, и те пригласили его в субботу к ним на обед. Хотя Эвелин и побаивалась, что ее родители неодобрительно отнесутся к экзотическому костюму Ната и его туфлям с тупыми округлыми носками, она так и не решилась сказать ему, чтобы он оделся по этому случаю не так броско. Она любила Ната и была готова принимать его в чем угодно.
Сама же Эвелин рассталась по случаю обеда со своим «конским хвостом», замызганной курткой и полосатыми носками, которые носила, чтобы нравиться Нату. Вместо этого она сделала у парикмахера прическу «паж» с боковым пробором, надела классический синий костюм, белую блузку и пояс, который купила в «Альтмене» с одобрения матери.
Она не могла удержаться от смеха при виде Ната, чьи мысли работали явно в том же направлении. На нем был классический синий костюм, белая рубашка и спокойных тонов галстук. Он даже пошел на то, чтобы подстричь свои длинные волосы.
– Мы оба просто прелесть! – не удержалась Эвелин.
– Как говорится, великие умы работают в одном направлении, – ответил Нат.
