Мэгги Дэвис - Грешные желания
Его ноздри гневно затрепетали.
— Габриэла, ты соображаешь, что делаешь? — Он вновь попытался сесть. — Боже, от тебя разит, как из бочки! Ты что, купалась в спиртном?
Она мягко рассмеялась, припоминая, как ялоха распыляла в ночном воздухе изрядное количество рома, а ветер относил его назад.
— Можно сказать, что я побывала под душем.
Кончиками грудей, тугими налившимися точками своих сосков она потерлась об его торс и волнообразным движением скользнула между его ног, так что ее тело пришло в самое тесное соприкосновение с его. Она услышала, как Джеймс тяжело задышал, и улыбнулась своей власти над ним, чувствуя, как растет и твердеет его мужская плоть.
Джеймс обвил ее руками. Устремленные на нее черные глаза загорелись ярким пламенем.
— Послушай, Габриэль, я хочу, чтобы ты вернулась к началу и объяснила, как…
— Ум-м-м-м, — прервала его Габи и начала свой дерзкий штурм. Она прильнула к его губам теплым влажным ртом, приступая к изощренным ласкам языком.
Он отпрянул, слегка удерживая ее на расстоянии.
— Выслушаешь ты меня? Я только что вернулся из чертовски трудного полета. Я измотан. Мне не нужно…
У него вырвался сдавленный стон при новой смелой ласке Габи. Ее руки, ставшие такими восхитительно бесстыдными, скользили вдоль его могучего тела, касаясь везде, куда только могли дотянуться.
Благодаря выпитому рому или заклинаниям жрицы, реальность обрела для Габи иные формы, по крайней мере, на время. Она была свободна творить то, о чем прежде даже не мечтала. Никогда, ни для одного мужчины она не осмелилась бы на такое. Это было изумительно.
— Ты сама возненавидишь себя, когда протрезвеешь. — Джеймс поймал ее за руки, силясь оторвать ее от себя, но она неудержимо льнула к его бедрам. — Габриэла, прекратишь ты, наконец? — Крупные капли пота выступили на его верхней губе. — Черт, не время заниматься этим. Ты же нагрузилась… и вообще, я устал от твоих игр. Сначала бросаешься мне на шею, когда я пытаюсь поговорить с тобой, потом объявляешь, что с кем-то помолвлена, а теперь вот лезешь ко мне в постель. Что, черт возьми, происходит?
В ответ на раздавшийся слабый смешок он встряхнул Габи так, что застучали нити бисера в ее волосах.
— Ты ведь ничего не принимаешь всерьез? Что ж, флирт — это обычная забава для американских девушек, не правда ли? А знаешь, что это значит для… — Джеймс неожиданно запнулся. — Твое чертово платье просвечивает, — хрипло произнес он, поймав ее руку. — Кто тебя так вырядил?
Габи не слушала. Его кожа была горяча под ее прикосновениями, мускулы упругого живота твердели и напрягались. Кончиком пальца она с нежностью нащупала круглое отверстие его пупка. Он неистово дернулся под ее прикосновением.
— Боже! — Он тяжело задышал. — Думаешь, я буду просто… лежать здесь, пока ты вытворяешь такое?
Габи обратила внимание на тонкую дорожку из шелковистых черных волосков, протянувшуюся от его пупка до паха. Она наклонилась и, точно кошка, осторожно лизнула это место языком, затем переместилась ниже.
Ладони Джеймса судорожно сжались, тело сотряслось, когда ее нетерпеливые пальцы сомкнулись вокруг его восставшей плоти. Габи вся обратилась в слух, внимая ответному неровному дыханию, последовавшему за ее провокационной лаской.
Они не могли любить друг друга прежде, Габи была уверена, что весь мир противился этому. Теперь же они обрели друг друга. Она сделала короткое движение, чтобы пошире раздвинуть ему ноги.
— Подожди, — прошептал он, — я раздену тебя.
Габи подняла руки над головой, и Джеймс легко стащил с нее прозрачное одеяние, отбросив его на пол. Затем, удержав ее на расстоянии вытянутой руки, он еще некоторое время упивался видом обнаженного тела, прикрытого лишь нитями ракушек и янтаря, тонкой талией, округлыми бедрами, высокой упругой грудью.
— О Господи, ты обворожительна. — Он дрожащими ладонями с утонченной нежностью накрыл ее груди, лаская большими пальцами заострившиеся соски. — Что же ты со мной делаешь, Габриэла? — шепотом произнес он, услышав ее стон. — Почему я нашел тебя именно теперь, когда ничего не могу с этим поделать? Отчего, когда ты со мной, мир обретает для меня какой-то смысл?
— Я люблю тебя, — прошептала Габи. От нее не укрылось промелькнувшее в его взгляде недоверие, но сейчас ей не хотелось думать об этом. Она хотела любить, дарить счастье и наслаждение.
Всем телом она прижалась к Джеймсу, однако он неожиданно перевернулся и лег поверх Габи, заставив ее вскрикнуть от удивления. Затем грубо овладел ее устами, прильнув в долгом жадном поцелуе, приведшем ее в нервное возбуждение.
— Я поклялся себе, что никогда не сделаю этого. — Он сладострастно лобзал теплые влажные впадины ее шеи, плеча. — Думал, что никогда вновь не обниму тебя. Габриэла, я не знаю, что все это значит — проснуться и обнаружить тебя в своей кровати. Не знаю и не хочу знать.
Стремясь взглянуть ему в глаза, она притянула к себе его голову. Габи не могла знать, что в этот момент происходит в его душе, какую жесточайшую битву ведет сам с собой этот человек. Ее глазам явилась лишь болезненная гримаса, и она решила, что разгневала его.
— Я правда хочу любить тебя, — искренне призналась она.
— Тогда докажи мне. — Он задрожал от напряжения, мягко раздвинул ее бедра, памятуя о трудностях, которые она испытывала с ним в первый раз. — Люби же меня, Габриэла. Мне так нужна твоя любовь. — Он зарылся лицом в ее благоухающие волосы. — О, дорогая, единственная моя!
Он овладел ею одним мощным напором. Балансируя между ошеломительным ощущением его мощного тела и собственным экстазом, она едва не потеряла сознание от наслаждения. В своем великолепном неистовстве страсти он обратился молнией и бурей; она же была небом и морскими Водами, волнующимися и отступающими лишь для того, чтобы накатиться с новой силой, а в самом центре ее тела бушевало негасимое пламя.
Он ворвался в нее, нашептывая любовные слова голосом, в котором сочетались грубые и нежные интонации.
— Габриэла, любимая. — Он дрожал от вожделения, в любой момент готовый потерять контроль над собой.
Любовь их была проникнута отчаянным сладострастием. Габи прильнула к нему, запустив руку в его волосы, тянулась к его губам с дикой энергией, ничем не уступавшей его напору. Длинные узкие ленты обвивались вокруг них, и они путались в шелке. Здание наслаждения возводилось невыносимо долго, пока наконец не начались первые толчки землетрясения. И на самом пике он сжал Габи в своих объятиях, не отрывая взгляда от ее лица. Затем его тело сотряслось, и он с неистовым стоном излился в нее.
Тяжело дыша, они медленно опустились с небес на землю и замерли, опутанные шелковыми лентами. Спустя некоторое время Джеймс приподнялся на локте и, с трудом переведя дыхание, бросил взгляд на Габи.
— Как ты?
Она прижалась к нему лицом, чувствуя на губах соленый привкус его пота.
— Я любила тебя, — пролепетала она.
Он издал хрипловатый смешок.
— Ты измотана.
Джеймс перевернулся на спину, уложив Габи так, что она оказалась в ложбине его согнутой руки. Потом сделал длинный неровный вдох.
— Тебе все же придется объяснить мне, — сказал он, — как ты попала в эту историю. Ты вообще представляешь себе, что здесь делаешь?
Она улыбнулась с закрытыми глазами.
— Я Ошун, а ты Чанго. Ты мне ниспослан.
— Милая, только не корми меня этой чепухой. — Он рассеянным жестом убрал со лба ее волосы. — Ну же, ты мне расскажешь?
— М-м-м-м. — Она теснее прижалась к нему.
— Габриэла? Ты меня слушаешь? — Он, нахмурившись, повернулся к ней. — Я кое-что хочу сообщить тебе. У нас слишком мало времени. Я хотел рассказать тебе раньше, что мы с Харрисоном Тигриный Хвост летали на «А-6» во Вьетнаме. Он был моим бортмехаником. Помнишь, что он говорил тебе у дома? Ведь Харрисон приходил не только привести в порядок крышу.
Он повернулся, чтобы посмотреть на нее.
— Ты меня не слушаешь.
Габи свернулась калачиком, положив ладонь под щеку. Несколько долгих минут он, не двигаясь, внимательно разглядывал ее. Теперь, когда с его лица исчезла маска, оно выражало больше, чем он мог бы сказать словами. Затем он осторожно высвободил из-под нее свою руку и встал с кровати. Его нагое тело блестело при свете свечи.
Не позаботившись даже накинуть халат, он устремился прямо в коридор, потом, тяжело ступая, поднялся по лестнице на палубу.
Габи спала. Она так и не услышала, как Джеймс Санта-Марин свирепо выкрикнул в ночную тьму:
— Эй, Кастанеда, сукин сын! Где ты?
17
В телефонной трубке раздавался взбешенный голос Додда:
— Черт возьми, я всю ночь просидел здесь, ожидая тебя! Надеюсь, ты не думаешь, что я всерьез принял послание, которое в последнюю минуту принесла какая-то невменяемая идиотка? Она заявила, что у тебя дела и ты не сможешь прийти на встречу. Понятно, я не поверил ни единому слову, уверенный, что наша договоренность остается в силе.
