Татьяна Туринская - В погоне за облаком, или Блажь вдогонку
Пришел Дружников часов в шесть вечера. Между тем солнце уже давным-давно скрылось за горизонтом, а он все еще предпринимал бесплодные попытки заинтересовать собою юную хозяйку дома. Учитывая, что солнце летом садится поздно, к закату Наташа конкретно устала от гостя. Уж и так она, и этак — не понимает Лёшка, что пора бы завязывать с никчемными разговорами. Уж и кофе выпили, и чаю — все равно не понимает. Уж дождик пошел, веселый, шумный — не понимает Лёшка, что визит его слишком затянулся. Наташа уже зевает, не скрываясь — все равно не понимает.
Другой бы давно от слов к делу перешел. Поцелуйчики там разные, объятия, прочая любовность. Ан нет — Лёшка только глазами ее пожирает, на большее не претендует.
Сначала еще была надежда, что он вот-вот заспешит домой: на город опускалась ночь, начал накрапывать дождик. А Лёшке и ночь нипочем. Наташу накрыли подозрения, что он вообще не собирается уходить. Гнать в открытую неудобно, а сам не понимает. Значит, нужно подтолкнуть, намекнуть. Она стала зевать картинно, семафоря непонятливому гостю: иди уже, иди! Вместо того чтобы выполнить слека завуалированную команду, тот выдал спонтанное предложение:
— Покатили на Мыс? Кострица там кочемарит. Завалимся к нему среди ночи — он зачумеет!
На часах без малого полночь. Дождь за окном полощет — какой Мыс?! Какой Кострица? Нужен он Наталье среди ночи, да в такую погоду?!
— Ночь на дворе — сдурел? Дождь. Какой Мыс?!
— Да дождь без малого отмучился!
Лёшке идея нравилась с каждой минутой все больше. В глазах засветилось воодушевление — сам себе поверил, что поездкой на Мыс сумеет пробудить к себе интерес. Будто Наташа Мыса не видела!
Сам по себе Мыс был вполне неплох — лучшее место для отдыха на всем побережье. Но хорош он в хорошую погоду, да в хорошей компании. В дождь же, да с Дружниковым, да с практически незнакомым Кострицей… Мягко говоря, идея не грела.
С другой стороны, если Наташа откажется ехать — выпроводить Лёшку удастся еще нескоро. Если вообще удастся. Что делать, когда человек не понимает намеков?
Если поехать — глядишь, часам к трем ночи отстанет. Час туда, час обратно. Да там полчасика на болтовню с Кострицей. А когда вернутся, Наташа как-нибудь сумеет намекнуть Лёшке, что устала. Причем намекнет на улице, в дом не пустит — иначе жертва окажется бесплодной. Была ни была — если нет другой возможности избавиться от назойливого гостя, придется ехать на Мыс. Зато наука будет, в следующий раз она Лёшку в дом не впустит: нечего жалеть кого попало, о себе нужно заботится.
Когда вышли на улицу, оказалось, дождь и не думал прекращаться. Правда, не лил как из ведра, спокойненько так поливал землю из небесной лейки. Но лейка эта, такая огромная, что даже краев ее не видно, закрыла собою и луну, и звезды. Наташа с сомнением покачала головой:
— Какой Мыс в такую погоду?
— Да нормалецкая погода — я еще и не в такую ездил. Я тебе толкую — дождь скоро отыграет. А за городом его вообще нет. Покатили.
Надел на нее шлем, застегнул ремешок под подбородком — шлем старенький, дряхленький. На себя надел такой же. Устроился на водительском сиденье, завел мотор. Обреченно вздохнув, Наташа устроилась сзади.
Поездка на мотоцикле в хорошую погоду — удовольствие на любителя. В дождь же, да с ветром, да ночью, да в старом шлеме без очков — серьезное испытание даже для мазохистов, к коим Наташа себя никогда не причисляла.
Город проехали еще так-сяк. Мокро, холодно, противно, но все же терпимо. По крайней мере, там фонари дорогу освещают. За городом стало совсем худо — фонари горят один-два через десяток, а единственная мотоциклетная фара то потухнет, то погаснет. А света что от потухшей, что от погасшей — с одинаковым коэффициентом полезного действия, а именно ноль целых ноль десятых. И это ночью, на скользкой дороге, да с почти слепым водителем: тот ведь тоже без очков! Наташа могла зажмуриться, хотя это не сильно помогало защитить глаза от хлеставшего в лицо дождя, а Дружникову жмуриться не с руки — тогда уж лучше не мучиться, а на первом вираже сигануть с обрыва куда поглубже.
Глупо говорить, что Наталья прокляла свою сговорчивость вместе с Лёшкиной настойчивостью. Курточка, легкомысленно наброшенная на плечи — Лёшка предупредил, чтоб оделась потеплей — вмиг намокла, и теперь не спасала ни от дождя, ни от ледяного ветра. От холода зуб на зуб не попадал, мысли в голове застыли вместе с проклятиями. Обуял страх: это никогда не кончится!
Страшно было не то, что они попадут в аварию: неважно, столкнутся ли с машиной, или попросту вылетят с дороги под откос. Ужас вселяла именно бесконечность: это-никогда-не-кончится! Они так и будут ехать, ехать, ехать, ехать… Не кончится дождь. Не кончится ночь. Не кончится ветер. Не кончится дорога. Не кончится бестолковый Лёшка — разве толковый додумался бы до этого кретинизма? И она такая же бестолковая — потому что толковая ни за что не согласилась бы на этот кретинизм!
Однако кончается все, даже бесконечность.
На Мысе ни огонечка, ни человечка. Только дождь переговаривается с океаном, делясь мокрыми своими тайнами.
Лёшка слез с мотоцикла. Лица его Наташа не видела — централизованного освещения, как в городе, на Мысе не было, а костры "диких" обитателей давно потушил ливень. В кромешной темноте можно было разглядеть разве что Лёшкин силуэт.
— Ну, что дальше? — Наташе пришлось почти кричать: океан с дождем делились секретами во весь голос, не опасаясь чужих ушей. — Где твой Кострица?
— А вот бы узнать! Толковал, что на Мысе будет.
Если б Наташа не боялась остаться один на один со зловещими в ночной час силами природы, она бы прибила Дружникова на месте. Тащиться в такую даль сквозь ночь, ветер и непрекращающийся ливень, и даже не знать, куда? Это слишком даже для Лёшки. Такой тупости она от него не ожидала.
Хотелось тепла. Забраться в палатку, в спальный мешок, развести внутри костер — и плевать на то, что нельзя разводить костер в палатке. Напиться горячего чаю. Такого горячего, чтоб обожгло язык — и пусть он потом хоть неделю болит, это не так страшно, как холод.
Еще хотелось забраться в горячую ванну, но это уже из разряда утопии — для этого нужно ехать обратно, опять же через ночь, ветер и ливень, а это выше ее сил. Значит, о ванне лучше не думать, иначе можно сойти с ума.
Едва ворочая языком от холода, Наташа выдавила:
— Ты даже не знаешь, где он?
— Где-то тута, — слегка озадаченно ответил Дружников, и вдруг заорал во всю глотку куда-то в сторону: — Кострица-ааа! Санька-ааа!!!
Вместо Саньки ответил дождь:
— Шшш!
Ему поддакнул океан: