Мейвис Чик - Любовник тетушки Маргарет
— Что он пишет?
— Если в двух словах, то он не верит, что я хорошо понимаю, чего именно хочу.
Колин расхохотался:
— Не верит в буквальном смысле или не верит в твою искренность?
— Кажется, он думает, что я играю в какую-то тщательно продуманную игру, цель которой — заполучить его в качестве пожизненного приза.
Колин еще раз пристально, с известной долей жалости вгляделся в снимок.
— Бедный педик.
— Не будь таким высокомерным. Никакой он не педик. Ему хватило храбрости вступить в игру, зная правила и рискуя, и он наверняка найдет то, что ищет.
— Ты мне скажи, почему тебе пришло в голову вообще ему отвечать?
— Потому что его предложение было вполне разумным. — Я подумала немного и добавила: — И потому, что у него есть «феррари».
Колин взглянул на фотографию по-новому: от жалости не осталось и следа.
— Тогда ему нужно подбирать партнершу к машине.
Я сочувственно похлопала его по руке:
— Это ты из-за «феррари» так расстроился?
Мы оба рассмеялись.
Колин схватил третий конверт и стал было нетерпеливо распечатывать, но я отобрала и принялась открывать его сама, причем медленно. Я намеренно не спешила. Приятно продемонстрировать свою власть, пусть даже в таком пустяковом деле. К тому же волнение мое в тот момент достигло предела. Что, если у этого последнего фигура, как у Вуди Аллена, мозги — как у Рэмбо, лицо — как у Эндрю Ллойда Уэббера, а чувство юмора — как у Кевина Костнера? Неудивительно, что я медлила. Колин перегнулся через стол, уставившись на конверт так, словно в нем лежала премия Академии киноискусства. «И почему я воспользовалась именно его адресом?» — вдруг пришло мне в голову. Можно ведь было дать адрес мастерской. Я чувствовала его горячее дыхание у себя на руке.
— Итак, Сезам, откройся! — скомандовала я и извлекла на свет содержимое конверта.
Глава 17
Папа и Джудит вернулись, но что-то между ними не так. Надеюсь, причина не во мне. Я скучаю по Лондону. Он говорит, что тоже соскучился.
Пожалуйста, пришли каталог Ауэрбаха, чтобы взбодрить нас. Как ты проводишь время?
* * * * * * *
Мы сидели в пабе неподалеку от Оксфорда. В будний день, к тому же в дневное время, народу здесь было мало — болтливые агенты, рекламирующие товары вразнос, и местные завсегдатаи, бросавшие на нас недружелюбные взгляды и мечтавшие, видимо, раз и навсегда запретить доступ в «их» паб чужакам.
Чуть раньше, подходя к дверям, я тайком взглянула на зажатую в руке фотографию и приняла, как я надеялась, абсолютно невозмутимый вид. Разумеется, когда я вошла и дверь громко хлопнула, все повернулись в мою сторону, что не способствовало сохранению душевного равновесия. Я иногда задаюсь вопросом: неужели мужчины — завсегдатаи сельских пабов — не понимают, что мы, женщины, тоже имеем право голоса и, следовательно, нам тоже позволено без сопровождающих и без густой вуали на лице посещать их логова, эти священные пивные пещеры? По суровым взглядам присутствующих можно было понять, что они подобных мыслей не разделяют.
Я прошла в паб. Несколько секунд потребовалось, чтобы глаза привыкли к сумраку и появилась возможность осмотреться: здесь ли он уже. Маленькие сельские английские пабы всегда очень скудно освещены. Входя с улицы, после яркого дневного света попадаешь в мир тонущих в полумраке лиц, прокуренного воздуха и приглушенного гула голосов и сразу оказываешься намертво отсеченным от внешней реальности. Лучший способ преодолеть этот почти гипнотический эффект — решительно направиться к стойке бара и что-нибудь заказать. Таким образом можно смягчить впечатление о себе как о посторонней особе, непрошенно вторгнувшейся в местную общину и несущей опасные веяния извне, а следовательно, рассчитывать на более милостивый прием. Ну, а как только ты оказываешься за столом со стаканом в руке, становишься равноправным членом «труппы». Общество вздыхает с облегчением и возвращается к своему бесцельному времяпрепровождению. Итак, я направилась к барной стойке.
Конечно же, у стойки сидели и другие женщины. Точнее, две — по одной на каждом конце. Та, что расположилась ближе к посетителям, судя по виду, редко покидала свое место, она, похоже, была из тех, для кого сидеть здесь и болтать с одинокими парнями, потягивая джин с тоником, составляло образ жизни. Она была, что называется, не первой молодости, но это ничуть не влияло на выбор цветовой гаммы. Мой новый джемпер лимонного цвета казался мне едва ли не кричащим, когда я облачалась в него утром, но на фоне ее закатно-багровых губ и ногтей, вызывающе оранжевого топа и яркого золота волос меня можно было бы назвать серой мышкой. Несмотря на мой безотрадный вид, местная красавица одарила меня приветливой улыбкой и подвинулась, уступая место поближе к барменше. Я уселась рядом, повернула голову, чтобы поблагодарить, да так и застыла: на такую грудь, какая оказалась у моей соседки, невозможно было смотреть без восхищенной улыбки. Она напоминала вздымающийся утес, безраздельно приковывала внимание и вызывала неподдельное изумление: это ж каким должен быть бюстгальтер, чтобы поддерживать ее так высоко! В ожидании сдачи я продолжала глазеть на это чудо природы и вдруг почувствовала руку у себя на плече и услышала, как мне шепнули прямо в ухо:
— Маргарет?
— Да, — ответила я и покраснела оттого, что оказалась застигнутой врасплох за столь компрометирующим созерцанием. Я-то планировала впервые предстать перед ним спокойной и вальяжной, небрежно потягивающей белое вино из высокого бокала, а вместо этого была поймана в момент, когда откровенно пялилась на женский бюст.
Мужчина был весьма похож на свой портрет. Светлые волосы, оживленное лицо, не Шварценеггер, но и не былинка какая-нибудь. Приблизительно моего возраста — и куда более раскрепощенный, чем я.
— Присядем? — предложил он, переводя веселый взгляд с моей груди на оранжевую и обратно. Он, без сомнения, обратил внимание на то, как зачарованно я глазела на свою соседку. Возможно, не только он, но и весь паб это заметил. Если природа наградила тебя всего лишь парой скромных вишенок, столь выдающиеся молочные железы не могут не заворожить. К тому же их обладательница умела должным образом подать свое богатство. Когда я протискивалась мимо нее, она снова мне улыбнулась, и эта улыбка недвусмысленно свидетельствовала о том, что дама гордится своим оснащением: лучшая защита — нападение.
— Потрясающая грудь, — брякнула я, едва мы уселись за столик.
Он рассмеялся, почесал нос, поднял стакан и сдержанно, разве что с чуть заметной долей иронии, согласился:
