Елена Гайворонская - Роман с небоскребом
Сытая спокойная размеренная жизнь оказалась для меня смертельной ловушкой.
Я стала никем. Просто мама, просто жена, придаток к мужу и сыну… Вчерашняя студентка, несостоявшийся педагог, несложившийся литератор… Умная, дерзкая, независимая Санька Соколова постепенно исчезала, превращалась в бледную тень на серой стене…
Я стала раздражительной. Срывалась на Ванечке, кричала на своего маленького сына, а потом со стыдом просила у него прощения и срывалась снова. Сергею мои метания казались странными и надуманными. Впервые муж отказывался меня понимать. Новое время изменило и его. Сергей стал жестче, резче, прагматичнее. Завязав с наукой, покончил с юношескими мечтами о великих научных открытиях и обрел другие. Теперь он хотел зарабатывать и руководить, хотел стать первым, лучшим, незаменимым, неуязвимым, чтобы однажды, взобравшись на свой небоскреб, быть не подвластным никаким бурям и переменам. А я должна была обеспечивать надежный тыл. Но у меня это плохо получалось. Я могла быть надежным партнером, другом, любимой, но только не тылом. Я никогда не годилась на вторые роли. Приятельницы по детской площадке казались мне ограниченными домашними клушами, чьи скучные разговоры сводились к детям, диетам, вязанию и мужниным зарплатам. Я ненавидела себя за то, что не умею, как эти женщины, довольствоваться простыми радостями: улыбкой ребенка, новой покупкой, комплиментом от случайного прохожего… Очень старалась, но не получалось.
Мама с папой искренне недоумевали: что мне еще надо? Оказалось, что, когда я была маленькой, мама мечтала о тихой жизни домохозяйки. Но во времена безудержной погони за равенством полов роль «мужниной содержанки» считалась унизительной и недостойной для женщины с высшим образованием. И теперь мама хотела радоваться, что я могу заниматься домом и сыном, и не могла постичь, почему я не радуюсь вместе с ней. Она произносила правильные слова о том, что Ваня – болезненный ребенок, что ему необходима мать, а не чужая тетя няня, что он – мой сын и я должна немного потерпеть. Скоро он подрастет, пойдет в школу, и я снова смогу устроиться на работу…
Я тупо кивала, понимая ее правоту, но легче не становилось.
Та ночь была темной и душной, как войлок. Не спалось. Я вышла на кухню, чтобы выпить таблетку снотворного. Привычным жестом потянулась к шкафчику с лекарствами, что-то печально прошелестело за спиной.
«Как дела, Санька?»
Я вздрогнула, обернулась. Кухня была пуста. Лишь мерно колыхались оконные занавески.
– Ну, здравствуй, Алекса… Моя детская фантазия… виртуальная подружка… Я уже успела тебя забыть…
«Ты слишком много забыла, – сказала Алекса. – Помнишь, чего ты хотела больше всего на свете? О чем мечтала? Ты забыла себя настоящую. Поэтому тебе плохо».
– И что же мне делать? – тоскливо спросила я.
«То, чего тебе по-настоящему хочется… Только так. А на остальное – наплевать», – дерзко ответила Алекса и растворилась в ночи.
Я села на табурет, устремила взгляд в непроницаемо темное окно, перед глазами заплясали буквы. Я привыкла думать, что эта странная способность – видеть, осязать слова, слушать их музыку, собирать как бусинки в длинные нити – осталась навсегда в далеком прошлом вместе с виртуальной подружкой и ночными кошмарами…
Я прокралась в комнату, схватила первую попавшуюся тетрадку и огрызок карандаша и писала, писала до самого рассвета, пока не ощутила блаженное опустошение и невероятный покой.
Творчество
С того утра моя жизнь переменилась. Запертая в четырех стенах, я смогла обрести свободу. Я существовала в двух параллельных мирах и не понимала, какой из них реальнее. Днем, строгая картошку или вытирая пыль, вслушивалась в неведомую музыку ненаписанных слов, чтобы ночью воспроизвести на бумаге. Получалось коряво, нестройно, неумело, и я снова и снова старалась передать мелодию текста, звучащую в голове. Я освобождалась из топкого болота бытовой рутины, обдумывая пройденное, осмысливая настоящее, пытаясь предугадать будущее. Я чувствовала себя демиургом, творцом собственных миров. Проживала десятки разных жизней, проигрывала сотни ситуаций, мне это нравилось до безумия, до изнеможения. Сюжеты возникали из воздуха, оседали в голове, перетекали на бумагу. Процесс подбора слов занимал меня целиком, порой я забывала обо всем, время больше не имело уничтожающей власти, в сутках не хватало часов. Письменный стол был завален вкривь и вкось исчерканными листками. Не знаю, кто сказал, что творчество и быт несовместимы. Мне нравилось соединять эти две ипостаси в одно неразделимое целое. Впрочем, я с детства привыкла раздваиваться, существовать в параллельных мирах – вымышленном и реальном, вернее, где-то между… И в этом двоемирии таился ключ к счастью и гармонии, уберешь одну из частей, и существование другой потеряет смысл. Только так, а не иначе…
Как-то Сергей взял со стола лист, исписанный торопливым неровным почерком, с кучей помарок, сокращений и исправлений.
– Можно?
– Если что-нибудь разберешь. – Меня охватила неожиданная робость и неуверенность, каковая всегда рождалась от стороннего прикосновения к моему творчеству.
Сергей внимательно вчитался в написанное. Его брови сперва поползли вверх, затем вернулись на прежнее место, образовали задумчивую вилочку. На лице появилось выражение сосредоточенности и заинтересованности.
– Мне кажется, это здорово, – наконец сказал он. – Когда закончишь, надо непременно отнести в какое-нибудь издательство.
В издательство… У меня задрожали пальцы.
Я вдруг живо представила, как суровый редактор в строгих очках разбирает мой текст по строчкам, по косточкам, хмурится, морщится, цедит насмешки, а потом, презрительно скривив губы, сбрасывает со стола… И черно-белые листы падают, устилая линолеумный пол жалким никчемным бумажным ковром… Я с ужасом зажмурилась и отчаянно замотала головой.
– Я боюсь. Вдруг все это очень плохо…
– Это не плохо, – возразил Сергей. – Я же вижу.
– Я страшно рада, что тебе нравится, но ты необъективен, потому что мой муж. Когда-то, еще в школе, я отправляла рассказы в журналы, и мне пришел ответ, что это, конечно, неплохо, но… – Я беспомощно развела руками и прикусила губу, сдерживая обиду. – Лучше это будет моим хобби. Кто крестиком вышивает, кто бегает по утрам, а я вот – пишу.
– Ты не права, – убежденно проговорил Сергей. – Мало ли что было в школе… Ты окончила институт, многому научилась. Это не комплимент, я на самом деле считаю, что написанное тобой заслуживает внимания. В редакциях работают специалисты. Возможно, тебе посоветуют что-то подправить, дадут дельный совет. Почему не попробовать? Что ты теряешь?
