Рут Уинд - Музыка ночи
— Ей это очень вредно. — Элли сильно нахмурилась.
— Ой, ну совсем-совсем маленький? Посмотри на нее! Она же умирает от голода!
— Я знаю, как ей угодить. — Он потер кусочек хлеба о бекон и положил его на пол. Кошка кинулась, схватила хлеб и проглотила его. Блю хмыкнул. — Видишь? Ей все равно.
— Ладно. Я не хотела вмешиваться. — Элли откинулась на спинку стула. — Все было превосходно, Блю! Спасибо! — Вспомнив кое-что еще, она добавила: — И спасибо, что вызвал на разговор Маркуса.
— Ты что-нибудь узнала?
— Да. — На секунду она задумалась. Может, стоит рассказать Блю. о своих поисках? Вдруг он сумеет помочь? — Или нет. Не знаю.
Он терпеливо не сводил с нее глаз. Внешний лоск, особенно отличавший его сегодня, растаял в жаркой атмосфере клуба, и хотя он не растерял ни капли своей красоты, Элли поняла, что таким он нравится ей больше, вызывая доверие.
— Кто эта женщина на снимке? Хиппи?
Элли выдохнула и призналась:
— Моя мать. Но я была бы очень благодарна, если бы ты не извещал об этом всех вокруг. Меня несколько смущает собственное желание выяснить о ней все.
— Я никому не скажу ни слова. — К ее удивлению, он потянулся через стол и взял ее руку в обе свои. — Наверняка у тебя болят руки от работы на компьютере.
Он потер сильным загорелым большим пальцем костяшки ее пальцев, и это решительное движение показалось ей таким приятным, что она чуть не застонала.
— Продолжай так, и я твоя рабыня, — сказала она.
— К вашим услугам.
Он поднял голову, и его удивительно синие глаза блеснули. Прядь волос упала ему на лоб, и он не отбросил ее, а просто продолжал свой наркотически-чудесный массаж, разминая небольшие участки на ее запястье и ладони, где накопилась усталость, а потом каждый палец в отдельности.
— Расскажи мне о своей матери.
Элли не хотелось говорить. Она хотела закрыть глаза и таять, прижавшись к нему, ощущать этот экзотический аромат, идущий от его волос, быть ближе к его пьянящему голосу, к его губам. Он потянулся за второй рукой, и она с радостью позволила ему взять ее.
— Она была проблемной, — сказала Элли. — Беглянкой, но не из-за того, что поссорилась с родителями. Просто беспокойной натурой. Каким-то образом она очутилась здесь тем летом, после чего у нее родилась я.
Его руки замерли на секунду.
— Ты знаешь, кто твой отец? Элли покачала головой.
Он возобновил массаж, глядя куда-то вдаль.
— Поэтому ты считаешь, что это может быть кто-то из присутствовавших там. На пикнике.
— Да. — Взволнованная, она положила свободную ладонь поверх его и своей рук. — Блю, мне действительно неудобно, я не хочу, чтобы меня жалели. И я предпочту не открываться никому, если это будет создавать какие-то проблемы.
Он был совсем рядом, и Элли не подозревала, как сильно она хотела, чтобы он поцеловал ее, пока он не сделал этого — просто наклонил голову и с тихим полустоном прижался своим прекрасным ртом к ее губам Она не сразу закрыла глаза и увидела тень его загнутых ресниц на щеке, так близко, что все расплывалось, до того как его вкус и запах поглотили ее, словно первые мягкие блюзовые аккорды гитары.
Его губы. Нежные и умелые, и какие-то очень правильные, не агрессивные, потому что он достаточно быстро отклонился и посмотрел на нее очень серьезно.
— Я никому не расскажу, Элли. Обещаю.
Но в тот момент ей было все равно. Она прикоснулась к его худой щеке, и он снова поцеловал ее, как будто подкрепляя обещание, и на этот раз она не просто позволила ему. Она целовала его в ответ, гладя его щеку, ухо, густые волосы, ощущая округлость его головы и теплоту кожи. От него пахло виски и немножко потом — после долгого вечера.
Поцелуй стал глубоким, даже глубже, чем она могла ожидать. Не шум в ушах, а словно какая-то песня звучала у нее в крови, зажигая ее, прокатываясь вниз по горлу и до самых ступней. Она почувствовала, когда это зажгло и его тоже, в ту же самую секунду. Он склонил голову набок, и его пальцы на ее затылке напряглись, он тихо, потерянно застонал и стал целовать ее почти свирепо. Она захотела укусить его, но остановилась на том, что позволила ему стянуть ее со стула и расположить между ног. Словно где-то вдалеке, она ощутила боль от того, что ударилась коленом об пол, но потом чувствовала только руки Блю вокруг своего тела, только его грудь, ноги и рот.
Они целовались, и целовались, и целовались, их тела прижимались друг к другу, их губы и языки выражали все.
Целовались до тех пор, пока Элли не подумала, что сейчас потеряет сознание. Целовались, пока она не почувствовала, что его тело дрожит.
Тогда он медленно отклонился, и чтобы прийти в себя, им потребовалось некоторое время, как будто бы пришлось выбираться из глубокого каньона. Руки Блю обвили ее шею, он прижался лицом к ее лбу и глубоко дышал. Элли от блаженства закрыла глаза, ни о чем не думая в его объятиях, все еще ощущая эхо их поцелуев в груди. Он поднял голову и посмотрел на нее. Элли чувствовала его легкую дрожь и собственную слабость.
— Думаю, тебе лучше идти, — наконец проговорил он. Она кивнула. Поколебавшись, кончиками пальцев нежно прикоснулась к его скуле под левым глазом. Кожа была горячей, слегка покрасневшей.
Элли убрала с лица волосы, и он помог ей встать. Долгое, опасное мгновение она колебалась и ощущала, что он тоже колеблется. Потом твердо отступила назад:
— Спокойной ночи!
Он сделал глотательное движение. Сунул руки в карманы. Кивнул:
— Спокойной!
Глава 10
Естественно, Блю не смог заснуть. Покрутившись полчаса, он встал и, вместо того чтобы идти на веранду, отправился с телескопом вверх по лестнице.
Это был хороший телескоп, подарок отца, который этим жестом показал, что поощряет стремление сына к знаниям. За прошедшие годы Блю несколько раз подумывал, не приобрести ли ему что-нибудь получше, но он ведь не был специалистом в астрономии, а для его хобби ему вполне хватало и этого.
С крыши он мог смотреть поверх деревьев. Домик стоял на краю леса, и он подумал о спящей Элли, гадая, в чем она спит. И хотя ему хотелось представить ее в каком-нибудь прозрачном неглиже, он признался себе, что скорее всего это большая футболка. Или какая-нибудь простая ночная рубашка без рукавов, с маленькими розочками на бретельках. Он представлял, как она лежит на спине — бретелька спустилась, и черные кудри разметались по подушке — и как он входит в эту темноту, располагается на кровати рядом с ней, целует ее шею сверху вниз, до плеча, как снимает покрывало и кладет руку ей на грудь.
