Инна Брюсова - Королевская охота
Арсеньевна не замедлила показаться в окне вместе с внуком, крохотным мальчиком, которого усадила на подоконник, придерживая обеими руками. Мальчик тут же вывернулся из бабкиных рук, встал на колени, потом, помогая себе руками, на четвереньки и наконец поднялся во весь рост. И, стоя на подоконнике между горшками с цветами, он радостно застучал пластмассовым медведем по стеклу.
— Чего тебе? — похоже, спросила Арсеньевна, пытаясь укоротить шустрого воспитанника.
— Тут девушка к тебе! — заголосила первая старушка, указывая рукой на Екатерину.
Арсеньевна, приложив одну ладошку к глазам, а другую к уху, пыталась расслышать подругу и рассмотреть незнакомку. Мальчик, оставшись без бабкиной поддержки, чуть не свалился с подоконника. Арсеньевна, подхватив его, скрылась в глубине комнаты. Екатерина и старушка переглянулись.
— Счас выйдет! — кивнула старушка.
Она не ошиблась. Арсеньевна, сгорая от любопытства, появилась из подъезда. Минут через десять, после воспоминаний о Володимире Всеволодыче и бедной Алине, сожалений по поводу его горя и отъезда, наказов передать ему привет и вопросов: «А кто ж вы ему будете?» и «А вы из родных или кто?», Екатерина распрощалась с разговорчивыми старушками и ушла, унося с собой бесценный новый адрес Володи Галкина.
Екатерина примерно знала, где находится улица Космонавтов, и попала туда довольно легко — шестым автобусом (также информация, полученная у бабушек). Но дом под номером 54 «Б» отсутствовал. Похоже, его вообще не существовало на свете. Был 52-й, 56-й — тоже на месте, а 54-го и 54-го «Б» — не было. Впрочем, 54 «А» не было тоже. Она прошла два раза по улице, обследовала дворы между 52-м и 56-м домами, в которых, кроме куч мусора и полуразвалившихся сараев, ничего не было. Тем не менее она подошла к этим сараям, чтобы убедиться, что там никто не живет.
Екатерина растерянно оглядывалась, стоя посередине тротуара и раздумывая, что же теперь делать. Район был довольно неприглядный — грязный, с облезшими блочными домами, фонарями без лампочек, выщербленным тротуаром и разбитой обледенелой дорогой. Район вечных черемушек. Построен он был, видимо, лет двадцать пять тому назад. Ожидалось, что его благоустроят — разобьют парки, детские площадки, построят кафе и магазины. К сожалению, ничего этого не случилось, и теперь он стоял, как состарившийся подросток-переросток, в одежде, которая была ему мала, с поцарапанными коленками и печальными глазами. Пусто, нечисто и, наверное, небезопасно с наступлением темноты. А может быть, и днем. Екатерина посмотрела на часы — около четырех, а кажется, уже вечер. В декабре темнеет рано. И спросить не у кого. Улица пуста. Да, жутковато тут! Спасение пришло к ней в виде очередной старушки — маленькой, сутулой, почти горбатой, с черной матерчатой хозяйственной сумкой, в валенках с кожаными заплатками на пятках и ярко-красных варежках.
— Бабушка, — позвала Екатерина с облегчением, чувствуя себя спасенной Красной Шапочкой. — Я заблудилась!
Старушка остановилась, на лице читался неподдельный интерес. Весь мир в спешке мчится то ли вперед, то ли назад, то ли куда-то в сторону, всем катастрофически не хватает времени! Написать письмо, поразмышлять, неторопливо, со вкусом обсудить возникшую проблему, даже посплетничать всласть — и то некогда. И единственная душа, всегда готовая выслушать, принять участие, дать совет (даже если его не просят) и прийти на помощь, тем самым доказав свою нужность, это — та самая старушка, сидящая на лавочке перед домом или безропотно стоящая в бесконечной очереди за молоком, хлебом, да за чем угодно, — местный летописец, знаток нравов и просто ангел-хранитель.
— Да вот же он, 54-й, из красного кирпича. — Она потыкала красной рукавичкой в неясно угадывающееся кирпичное строение на противоположной стороне улицы. — Он тут один такой, все остальные блочные.
— Но там же нечетные номера! — удивилась Екатерина. — Он должен быть на этой стороне!
— Он и был на этой, лет сорок назад. Я тогда еще совсем молодая была. Тут был яблоневый сад Первомайского колхоза. И два дома для молодых специалистов построили, эти самые, из кирпича. А недавно, лет двадцать будет, старую дорогу выровняли и шоссейную поверх замостили. А дома эти и остались на той стороне. — Она, страшно довольная, смотрела на Екатерину. — У нас здесь все про то знают!
— А 54-й «Б» где? Где-нибудь в конце улицы? — не смогла удержаться Екатерина.
— Да там же, вместе они! Из двух домов сделали один! А номер как был, так и остался: с одной стороны — 54-й, а с другой — 54-й «Б».
— А где же тогда 54-й «А»?
— Такого нету! И не было никогда. А ты, дочка, ищешь «А» или «Б»?
— Нет! Мне нужен «Б», — ответила Екатерина, чувствуя себя довольно глупо — зачем же тогда спрашивать про «А»?
— Ну так вот же он! — Старушка, видимо, была того же мнения и смотрела на Екатерину, как на малого и неразумного ребенка. — Вон там!
В подъезде было темно и, как показалось Екатерине, холоднее, чем снаружи. Широкие, стертые до глубоких выемок деревянные ступени с трудом угадывались во мраке. Пахло кошками. На лестничной площадке было светлее — через замызганное окно проникал слабый свет с улицы. «Неужели здесь живут?» — подумала Екатерина, вспомнив дом Елены Ситниковой. Она наклонилась к двери, пытаясь рассмотреть номер квартиры. Дверь перед ее носом распахнулась так внезапно, что ей с трудом удалось отскочить. Она увидела громадный темный силуэт мужчины, освещенного падающим сзади неярким светом. Мужчина не двигался и молчал. «Неужели он стоял за дверью? Зачем?» — подумала Екатерина, и ей стало не по себе.
— Простите, — пробормотала она, — мне нужна пятая квартира, Владимир Всеволодович Галкин.
Фигура в двери посторонилась и, откашлявшись, сипло проговорила:
— Это я. Проходите, пожалуйста, — после чего развернулась и пошла в глубь квартиры.
Поколебавшись, Екатерина двинулась следом. Это была старинная коммунальная нора, с дверьми по обе стороны длинного коридора. «Хоть кто-нибудь должен быть дома, — подумала она, — в случае чего… можно позвать на помощь».
Она так увлеклась разглядыванием разнообразных предметов, заполнявших пространство коридора, что пропустила момент, когда Галкин остановился перед одной из дверей, и едва не налетела на него, на мгновение ощутив запах немытого тела. Где-то глубоко внутри замигал красной лампочкой инстинкт самосохранения: «Стоп, не ходи!» Но было поздно. Момент был упущен. Галкин отворил дверь и посторонился, пропуская ее вперед. Екатерина вошла и остановилась, пораженная. Картина, представшая перед ней, превзошла самые худшие ее опасения. Довольно большая комната была пуста в самом прямом смысле этого слова, от чего казалась еще больше. Стол посередине, голая лампочка на длинном шнуре над столом, два стула, топчан с неубранной постелью, одежда, висящая на стене и прикрытая простыней, покосившийся шкаф с посудой — и все! Были, правда, еще окно, занавешенное прикнопленной к раме газетой, и кипа старых журналов на подоконнике. И это дом врача? Не может быть! Чувства ее так ясно отразились на лице, что хозяин, почувствовавший это, пристыженный и смущенный, не посмел нарушить молчания и стоял понурившись, не глядя на девушку. Вспомнив о нем, Екатерина перевела на него взгляд, готовая извиниться и уйти.
