Валерия Горбачева - Медвежий камень
– Стас… – пытаюсь я что-то сказать, но он не дает, начиная страстный, сильный, долгий поцелуй. И я ничего не могу с собой поделать, забываю обо всем на свете.
– Стас… – шепчу я через какое-то время, едва переводя дыхание. – Сумасшедший, что ты делаешь?
– Молчи, Ксанка, молчи, пока я не увез тебя к себе, молчи, пока я еще хоть что-то контролирую. Молчи, пока я помню, что ты против…
Стас крепко прижимает меня к себе. Я слышу, как сильно бьется его сердце, как тяжело он дышит. И слушаю, что он говорит:
– Я все понимаю, Ксанка, я с самого начала знал, что все так и будет. Ты – не для меня. Я знал, но рискнул. Дурак.
– Ты не дурак, – шепчу я, – ты замечательный, ты лучший, только…
– Только не вовремя .
Мы оба молчим. Да. Не вовремя.
Через несколько минут Стас, все еще крепко обнимая меня, говорит почти обычным тоном:
– Может, и правда, камень этот необычный? Вон как закрутил нас…
– Может. – Я тоже пытаюсь улыбнуться. – Стас, – я поднимаю голову, заглядывая ему в глаза снизу вверх, – а что все-таки еще тебе сказал Олег Георгиевич?
Стас вздыхает, прижимая меня крепче.
– Он сказал, что верховодит там, в этой секте, мужчина средних лет по прозвищу Язычник.
Я вздрагиваю и даже чуть отстраняюсь от груди Стаса.
– Язычник?
– Вот именно. А настоящего его имени они не знают. Пацан этот, которого поймали, говорит, что все называют его только по прозвищу. И, конечно, не знает ни кто он, ни где живет. И сборища свои они проводят каждый раз в разных местах. Собираются где-нибудь и только тогда идут на место. По крайней мере, так он сказал.
– Видимо, он из новеньких, – рассуждаю я.
Стас кивает: «похоже на то».
– Язычник – не такая уж распространенная кличка, это тебе не Серый. Правда, Стас? Все-таки необычное прозвище, – продолжаю рассуждать я, – но возраст… Возраст точно не подходит.
– А может, он в армии отслужил до института? Да еще и поступил потом не сразу…
– Слушай, Стас, а ведь это можно проверить. Разницу в год можно и не заметить и забыть, а в пять лет – должно запомниться. – Я лезу в сумку за мобильным. – Давай Мишелю позвоню.
– Звони, – соглашается Стас, не отпуская меня тем не менее, – и заодно спроси, может, он и имя его помнит?
Я киваю, набирая номер.
– Мишель, привет!
– Здравствуйте, Ксения Андреевна. – Мишель, как всегда, рад меня слышать. – Где пропадаете? На работе все закрыто, дома вас нет…
– А ты что, домой мне звонил?
– Я – нет, я только на работу зашел, как обещал, а вот Марина Николаевна пыталась. Просила передать, что можете отдыхать пока. Работы почти нет. Кэтти справляется. А вы где?
– Отстань, Мишель, – смеюсь я, – какое тебе дело? Скажи лучше, помнишь, ты рассказывал нам про парня с литфака, которого Язычником называли?
– Помню, конечно, только вы, Ксения Андреевна, не увиливайте от ответа и разговор на другое не переводите. – Мишель, как всегда, в своем репертуаре. – Где гуляете?
– Мишель, отстань, у меня свидание.
– Деловое?
– Почти. Скажи-ка, пожалуйста, этот Язычник, он что, старше вас был?
– Да, он после армии уже пришел. Три года на флоте, потом еще сверхсрочную служил. Матерый такой, я ж говорю, девушки с ума сходили. А вы откуда знаете?
Я чувствую, как быстро заколотилось сердце и дыхание стало сбиваться.
– Я не знала, Мишель, просто показалось из твоего рассказа, что он немолоденький был. Скажи, дорогой, а как его зовут, ты случайно не помнишь? – я спрашиваю и замираю: только бы вспомнил, только бы вспомнил…
– Помню. Николай Воронин его зовут.
– Молодец, Мишель. Спасибо тебе.
– Не за что, – насмешливо тянет он, – приходите еще. А что он вас так заинтересовал?
– Мишель, прости, сейчас не могу тебе объяснять, это долго. Правда. Но потом все расскажу. Не обижайся, ладно?
– На вас – никогда, – искренне и без тени насмешки говорит Мишель.
Я поворачиваю голову к Стасу.
– Я все слышал, – говорит он, – у тебя сильный динамик.
Я вздрагиваю. Точно так же говорит мой муж. Мне становится не по себе. Стыдно. Сижу здесь, целуюсь… Я осторожно отодвигаюсь, делая вид, что роняю сумку, убирая в нее телефон. Когда выпрямляюсь, ловлю на себе сосредоточенный и даже немного жесткий взгляд Командира. Прищурив глаза, он не торопясь достает пачку сигарет, крутит ее в руках и снова убирает в карман.
– Что случилось, Стас? – мой вопрос вырывается непроизвольно, ну не может же быть, что он обиделся, если я немного отодвинулась? Нет, обидеться он может, но не настолько, чтобы так зло глядеть на меня. Да и взгляд у него был не обиженный, а сердитый.
– Стас… – я касаюсь его руки, потому что он сидит, уставившись в землю. – Стас, посмотри на меня.
Он поднимает голову:
– Что?
– Так продолжаться все равно не может, – начинаю я осторожно, с трудом подбирая слова, – у тебя семья, у меня семья, легкой интрижки у нас не получится, а значит – боль, обида, ложь…
– Ксанка, – Стас перебивает меня, – я уже сказал, что все понимаю. Ответь мне только на один вопрос. Только на один, но честно. Ответишь? – Он смотрит мне прямо в глаза, смотрит серьезно и в то же время как-то по-детски доверчиво.
– Да. Я отвечу честно, – обещаю я.
– Мишель – он…
– Друг, – я даже не даю задать ему дурацкий бессмысленный вопрос, – только друг. Можешь даже считать, что ты не задавал этого вопроса. Потому что мне обидно на него отвечать.
– Прости. – Стас просит прощения, но в интонации и во взгляде нет ни капли раскаяния – только какой-то телячий восторг. Мальчишка! Он снова обнимает меня, и его губы нежно ласкают мои волосы, касаются моего виска, щеки…
– Стас, я не могу… – Я хочу сказать, что это неправильно, но он снова перебивает меня:
– Завтра, Ксанка, завтра. Завтра я сотру твой номер из моего телефона, вернусь к обычной жизни, и все закончится.
– Ну уж нет, только вот завтра телефон мой не стирай – потому что завтра ты должен мне позвонить и отчитаться, что ты сказал Олегу Георгиевичу, как зовут Язычника.
Стас хохочет.
– Вместо того чтобы обидеться, как, дескать, все закончится? Разве ты не станешь стоять под окнами, и звонить, и молчать в трубку? Разве ты не будешь страдать и мучиться? Вместо всего этого ты…
– Погоди, я до этого еще не дошла, – смеюсь я немного смущенно: и откуда он знает всю эту женскую чушь? – Все будет потом. Но сначала нам нужно вывести Язычника на чистую воду, а то морочит голову детям со своим стулом ритуальным…
Я замолкаю на полуслове и даже не двигаюсь, почти не дышу, боясь спугнуть мелькнувшую догадку.
