Керстин Гир - Я сказала правду
про всяких там пони и выцарапала «Я люблю Черного Красавчика» на своем портфеле, алло? Послушайте меня, пожалуйста... Да, я ей передам, хотя, возможно, сейчас не самый подходящий момент... Но и вы должны, наверное... Фрау Талер! Вам сейчас нужно, наверное, позвонить всем, кому Герри послала предсмертные письма, чтобы не возникло паники... Да, я могу вас понять... нет, конечно же, тетя Хульда из-за этого не вычеркнет вас из своего завещания... Но это, же очень достойная профессия, вы можете гордиться, моя мама лопалась бы от... но... Э-э... знаете что?! Ничего удивительного, что у Герри депрессия! Вы ужасная мать, я давно хотела вам сообщить об этом!
Чарли нажала на кнопку «отбой» и швырнула Ульриху телефон:
– Эта чертова корова опять думает только о себе! Можно не беспокоиться, что у нее случится инфаркт. Она жутко зла на Герри.
– Думаю, она не одна такая, – произнес Ульрих. – Какого черта ты написала людям все это, Герри?
Да, действительно, какого черта я написала людям все это?
– Я должна уехать в Новосибирск, – прошептала я. – Мне нужно где-то спрятаться.
Телефон, который Ульрих все еще держал в руке, зазвонил.
– Пожалуйста, спрячьте меня!
– Герри, я думаю, лучше будет... – начал Ульрих.
– Пожалуйста!
– Но, Герри, такими вещами не шутят. И психиатрическая помощь...
– Я поселю ее в детской, – перебила его Чарли. – Там она день и ночь будет у меня на глазах.
– Спасибо, – сказала я. – Спасибо, спасибо, спасибо.
В доме моей тети все было тихо. Мы, пригнувшись, проскользнули мимо ее окон и осторожно поднялись по пожарной лестнице, бесшумно ступая мягкими подошвами. Сердце гулко стучало у меня в ушах, а руки тряслись так сильно, что я с трудом попала ключом в замочную скважину.
– Не понимаю, зачем я это делаю, – прошептала я. – Если тетя Эвелин меня тут застукает, всему конец.
– Но тебе, же нужны твои вещи, – тоже шепотом ответила Чарли. – Если бы я пошла одна, меня могли бы арестовать за ограбление. И потом, в любом случае твоя тетя будет безумно рада, что ты жива.
– Ты плохо знаешь моих родственников.
Когда мне удалось, наконец, открыть дверь, мы
увидели, что нас кто-то опередил. А именно – тетя Эвелин. Она сидела за кухонным столом, запустив обе руки в мою шкатулку с украшениями.
Испугалась она не меньше, чем я, а может, и больше. Я остановилась как вкопанная и уставилась на нее, а она уставилась на меня.
Только Чарли удалось сохранить спокойствие, и она заявила:
– Добрый день! Извините за беспокойство. Мы хотели лишь забрать кое-какие вещи. И не пугайтесь, это не призрак Герри, она настоящая.
– Я вижу, – прошипела тетя Эвелин. – Доротея мне уже позвонила и сказала, что ты позволила себе сыграть в высшей степени греховную шутку. Лично я все равно ни на секунду в это не поверила.
– Извините, – запинаясь, пробормотала я. – Я не хотела...
– Твоя мать исправляет то, что ты натворила, – сообщила тетя Эвелин. – Она вынуждена звонить всем и объяснять, что у тебя даже на то, чтобы наглотаться таблеток, мозгов не хватило.
– Послушайте-ка, – начала Чарли.
– Если об этом узнает тетя Хульда... – сказала тетя Эвелин.
– А что ты, собственно говоря, ищешь в моей шкатулке с украшениями? – Меня внезапно обуяли стыд, страх и гнев.
– Ничего, – безапелляционно произнесла тетя Эвелин. – Хочу сразу же все прояснить: это уже не твоя квартира. Ты от нее отказалась. А учитывая то, что ты натворила, ты утратила всякое право жить здесь.
– И тем не менее, это вещи Герри! – воскликнула Чарли. – И украшения тоже ее.
Тетя Эвелин захлопнула шкатулку:
– Вы намекаете, что меня может интересовать это барахло... эта дешевка?
– Похоже на то, – сказала Чарли.
– Не нашла того, что искала, да? – не без злорадства спросила я. До меня дошло, что она хотела там найти. – Кольца с аквамарином и жемчужного ожерелья в шкатулке нет!
– Что за чушь? Хотя они принадлежат мне по праву, – заволновалась тетя Эвелин. – И ты прекрасно об этом знаешь.
Чарли решила игнорировать тетю Эвелин. Она достала из ниши мой чемодан и бросила его на кровать:
– Боже мой, Герри, да у тебя вещей-то осталось всего ничего. Что ты сделала с этой квартирой?
– Очистила от дерьма, – ответила я, не выпуская тетю Эвелин из поля зрения.
– Мне искренне жаль твою мать, – бросила тетя Эвелин. – Наказал же Господь такой дочерью. Безбожная маленькая ведьма – вот ты кто. Я всегда это говорила.
Гнев во мне пересилил остальные эмоции.
– Не называй меня больше ведьмой, тетя Эвелин!
– Но я, же не имею в виду ничего плохого. Ты такая чувствительная. Попробуй относиться к себе чуть менее серьезно.
– Ты уже заглянула в мой учебник биологии, тетя Эвелин?
– Ты имеешь в виду те гнусные намеки в твоем письме? – Тетя Эвелин скрестила руки на груди. – Слепой и тот увидит, что Фолькер – сын Райнера: те же волосы, кривые ноги, нос. Если ты надеялась таким образом посеять раздор в нашей семье, я вынуждена тебя разочаровать: свою желчь ты потратила понапрасну.
– Ну да, конечно, тетя Эвелин, тебе лучше знать. – Я взяла со стола свой ноутбук. – Этот Мендель, разумеется, ни черта не смыслил в генетике.
Чарли открыла ящик комода:
– Ну, хоть пара трусов-то у тебя должна была остаться?
– Остались только самые красивые, – ответила я.
– Ну, это всего три пары.
– Да, – кивнула я и вдруг пожалела, что выбросила все утягивающие трусы телесного цвета, которые стоили мне целого состояния.
– Квартира должна быть приведена в порядок, – вмешалась в мои мысли тетя Эвелин. – Еще нужно будет заново выкрасить стены. И вообще, будет лучше, если ты здесь проведешь ремонт, и, таким образом, нам не придется делать эту работу. Еще ты должна заплатить нам за три следующих месяца.
– Але! Да прекратите же вы, в конце концов! – вмешалась Чарли. – Ваша племянница чуть не покончила жизнь самоубийством, а вы вместо того, чтобы радоваться, что она все еще жива...
– Да это все спектакль, – заявила железным голосом тетя Эвелин. – Она это все устроила, чтобы наконец-то оказаться в центре всеобщего внимания. Точно так же она совершенно сознательно расколотила мейсенский фарфор. Я знаю ее с самого рождения и хорошо представляю себе, на что она способна.
Мое терпение лопнуло.
– А дядя Корбмахер мое письмо читал? – спросила я. – Или Фолькер?
Тетя Эвелин запричитала:
– Мы приняли тебя здесь, у нас, ты счастливо жила здесь все эти годы. И вот благодарность!
– Нет. Я не обязана выказывать вам свою благодарность. Если Фолькер был внимательным на уроках биологии в школе, он наверняка уже задумывался о несоответствии цвета своих глаз. Может, он даже пытался его сменить.
