Александра Матвеева - Селеста, бедная Селеста...
— Я не смывалась. Я просто уезжала, — безнадежно возразила я, ни на что не надеясь и ничего не желая.
— Аля уезжала из-за меня. — Услышав безжизненный Лешкин голос, больше похожий на невнятный скрип, я вздрогнула от неожиданности. И опять тихо заплакала, не в силах справиться с собой.
— Почему? — встрепенулся Гришаня и встал перед Лешкой, заложив руки за спину. Голову он склонил вперед и набок, точь-в-точь ворона перед выброшенным молочным пакетом. Петров щелчком отправил сигарету в форточку и присоединился к партнеру. Лешка не отреагировал на бесстыжее милицейское разглядывание, ответил равнодушно:
— Мы поссорились.
— Из-за чего? — слегка нажал Гришаня. Лешка не поддался:
— Не важно. Алька никого не убивала.
— Ну, вот видите, — с искренним облегчением откинулась на спинку скамьи Истомина.
— Тогда остается единственная кандидатура. — Гришаня смотрел прямо на Лешку: — Вы сами. Застали папашу в интересном положении с вашей невестой и рассердились.
— Нет! Нет! — закричала Лешкина мать. — Это не Лешик!
— Думаю, либо жених, либо невеста…
Мария Алексеевна и Таня смотрели на меня. Сейчас их взгляды были похожими. Своей неприкрытой враждебностью. Во взглядах явно читался сделанный выбор. Понятное дело, как хорошо и удобно — заезжая злодейка, чужой человек. Стало больно. Таня за все время нашего знакомства не пыталась демонстрировать дружелюбие, а вот Мария Алексеевна, мне показалось, мало-помалу прониклась ко мне симпатией.
Дверь плавно открылась, пропустив из коридора мужские голоса и эксперта. У меня хватило сил удивиться. Я думала, все менты покинули нас, оставив только веселый дуэт. А оказалось, в доме вовсю кипит следственная деятельность.
— Ну, командир, — обратился эксперт к Гришане, — мы там все закончили и уезжаем.
Гришаня кивнул, и эксперт, подмигнув Петрову, повернул к выходу. Уже взявшись за дверную ручку, он, словно что-то вспомнив, обернулся к Гришане:
— Ребятишек можешь отпустить. Их пальчики не обнаружены на орудии убийства.
— Может, стерли? — понадеялся Гришаня.
— Да нет, там куча старых следов и несколько свежих, но детки вообще за вещичку не хватались.
Мария Алексеевна взглянула на меня, в ее глазах плескалась радость, и я убедилась, что она действительно хорошо ко мне относится. Но вот до нее дошло все до конца, глаза полыхнули мрачным торжеством и обратились на Таню. Та ответила непримиримым взглядом.
— Идите, — махнул рукой Гришаня. Его лицо выражало горькое разочарование. Оно и понятно. Отняли такую хорошую убийцу. Петров же, наоборот, весь сиял, когда подошел ко мне и протянул руку. Я не забыла, что он тоже какое-то время верил в мою виновность, но решила проявить великодушие и простить его. Мы ведь мало знакомы, как я могу требовать от него веры в себя? Я вложила свои пальцы в его ладонь и встала, опираясь на нее. Петров приобнял меня за плечи и повел к двери.
— Вы тоже идите, — приказал Гришаня Лешке.
Лешка оглянулся на мать. Марии Алексеевне было не до него. Успокоившись за судьбу сына, она полностью переключилась на соперницу. Таня не осталась в долгу. Визгливый диалог прервала захлопнувшаяся дверь, и мы остались с Лешкой вдвоем. Я, не оборачиваясь, протянула руку назад, безошибочно нашла Лешкину и, уцепившись за нее, повела Лешку к входной двери.
Сразу за дверью я повернулась, и мы обнялись. Лешка дрожал и прижимался ко мне, словно искал защиты. Я насколько могла крепко обняла его, и мы стояли так. В моей душе поселились боль и облегчение.
Потом мы сидели рядом на ступеньках. Лешка положил голову мне на колени, я одной рукой обняла его плечи. Другой рукой и губами я ласкала мокрое, соленое от слез лицо. Он тоже целовал мое лицо и пальцы. Я видела, что от слез ему становится легче.
Мы долго молчали. Первым заговорил Лешка. И первые его слова были о матери.
— Это не мама, — убежденно сказал он.
Я кивнула:
— Я знаю. Это не она и не Таня.
— А кто?
— Не знаю. Но никто из нас не мог убить его. Для всех, — я запнулась, — вас он очень много значил.
— Я испугался, когда они подумали на тебя.
— Я знаю.
— Ты не должна думать обо мне плохо. Я просто боялся. Прости.
— Не извиняйся. Я не обижаюсь. Не будем говорить об этом.
Но ему говорить об этом было необходимо, и он продолжал, прижимаясь щекой к моим коленям:
— Я видел, как ты выбежала в слезах. Он обидел тебя?
Этого вопроса я все время боялась. Ответила коротко, стараясь не выдать себя:
— Нет.
— Почему же ты плакала?
Лешенька, милый, не будь таким настойчивым, не мучь меня…
— Просто он пошутил, а я не поняла.
— Это правда? — с надеждой спросил Лешка.
— Правда.
Какое счастье, что Лешка уткнулся в мои колени и мне не надо смотреть ему в глаза. Только вот почему он старается не смотреть на меня?
— Сейчас, наверное, не надо об этом. Но…
— Говори все, что хочешь. Можно.
— Мне показалось, что ты влюбилась в него. Нет? — Лешка повозился и повернул лицо ко мне.
— Нет. За всю мою жизнь я влюбилась только один раз.
Я вложила в свои слова всю любовь, на которую способна. Лешка слабо улыбнулся. Он вздохнул глубоко и облегченно, покрепче обхватил мои колени, потерся о них щекой и закрыл глаза. Я сидела, глядя на проступающий в предрассветных сумерках сад, поглаживала его плечи и ни о чем не думала.
Мне требовалась передышка перед принятием решения, и я использовала ее полностью. Свитер отсырел от холодного ночного воздуха, меня пробирал озноб, но я продолжала сидеть, слушая посапывание любимого, наслаждаясь тяжестью и теплом его сонного тела, и не хотела ничего другого.
Лешка спал недолго. Внезапно он дернулся и поднял голову. Я увидела испуганное и встревоженное, совсем детское лицо с припухшими влажными глазами.
— Что, Лешенька?
— Аль, как мама?
— Я не знаю. Никто не выходил.
— Мне надо идти туда.
— Да, иди. Леш, я буду у себя, хорошо?
— Хорошо, хорошо…
Он уходил, уже не слыша меня, полный тревоги за мать, отстраненный, чужой. Самый близкий и дорогой.
Не знаю, почему я не поднялась к себе в комнату, как обещала, а потащилась за Лешкой. Мы еще не дошли до двери на веранду, как она вдруг распахнулась, оглушив нас взрывом громких голосов. Я остановилась в растерянности, пытаясь определить характер звуков. Лешка же, наоборот, рванулся в дверь и столкнулся с вылетевшим навстречу Петровым. От столкновения Лешка отлетел к стене.
Петров ликующе потрясал зажатым в кулаке мобильником. Не обращая внимания на Лешку, с трудом восстанавливающего равновесие, сыщик подбежал ко мне, обхватил длинными руками поперек туловища и, приподняв над полом, пару раз обернул вокруг своей оси. Поставив меня на пол, не отпустил, продолжая держать в тесных объятиях. Я была ему искренне за это благодарна, поскольку от вращения моя гудящая от бессонной ночи, как колокол, голова совсем испортилась.
