Симона Элькелес - Как разрушить летние каникулы (ЛП)
– Говорят, здесь евреи жили до девятьсот шестидесятого года. Они сражались изо всех сил, но знали, что не смогут долго продержаться, ведь со временем армия римлян взберется на вершину. Если бы римляне их захватили, их бы были убиты или проданы в рабство.
Я посмотрела на Морона. Он смотрит вниз на яркие дома украшенные мозаикой, построенные внутри горы. Невероятно красиво. Меня потрясло до глубины души, что люди жили здесь, пытаясь защитить себя и свои семьи.
– Поэтому они совершили самоубийство?
Эйви продолжил рассказ:
– Они считали, что евреи должны служить Богу и только Богу. Перспектива быть проданным в рабство была не для них. Они предпочли с гордостью умереть как свободные люди, нежели быть порабощенными рабами римлян. Они уничтожили все свое имущество, за исключением еды. Так римляне узнали, что голод не стал причиной их смерти. Они доказали, что лучше умрут, чем станут рабами.
От этой истории по моему телу пробежались мурашки, а коленки подогнулись. Не могу поверить в то, какими волевыми были евреи… и они такими до сих пор остались. Бесцельно гуляя по плоской вершине горы, я рассматриваю обломки стен, построенные моими предками.
Коснувшись кирпича, я думаю о том, какими храбрыми были женщины и мужчины две тысячи лет назад. Зная, что их шансы на выживание не велики, они построили для себя красивые дома, которые прослужили им тысячи лет.
Изучая вершину горы, я увидела, как группа солдат, поднявшись на вершину Масад, собралась вместе. Я заметила маленькие кармашки по бокам их армейских сапог.
– Что это за маленькие кармашки на их сапогах? – спросила я Морона.
– У американских солдат есть распознавательные знаки вокруг шеи?
– Да.
– Так вот, у израильских солдат есть по одному распознавательному знаку на шее и в сапогах. Если во время сражения тело разорвет на куски, его можно будет идентифицировать. Это еврейский обычай, поэтому, делается все возможное, чтобы узнать, что произошло с нашим солдатом и смочь захоронить все его останки.
Ничего себе. Эта тема слишком грустная, чтобы о ней думать.
– Что они делают? – спрашиваю я, наблюдая, как солдаты собираются вместе и что–то читают на иврите.
– Они клянутся, что не допустят вновь падение Масада, – объясняет Морон. – Для еврейского народа это духовное место.
Утес, до которого я дотронулась, будто бы обжег меня. Я отошла.
– Ох, Боже мой.
– Что такое? – обеспокоенно спросил Эйви.
– Ничего, – я не хочу признаваться, что Масада и для меня душевное место. В первый раз, с момента моего приезда в Израиль, я понимаю, почему я здесь и это меня пугает.
Я вспомнила слова Софии:
«Быть евреем – это больше в твоем сердце, нежели в уме. Религия – это личное. Она всегда будет с тобой, когда ты захочешь к ней обратиться или будешь в ней нуждаться. Ты можешь принять ее…»
Возможно, мое прошлое неясно и мрачно, но мое будущее будет светлым благодаря этому ужасному, но в тоже время замечательному путешествию и этой разнообразной земле. Несомненно, одна часть нее – часть меня.
Смотря вниз с горы, я пытаюсь понять, что евреи… мои предки… чувствовали рядом с могущественными римскими солдатами, оккупирующими подножье горы. Эта страна была зоной военных действий с начала веков.
Почему двадцать первый век должен отличаться от первого?
Глава 27
Иногда наши враги – это наши самые близкие друзья
– Куда ты меня ведешь? – спросила я Эйви.
Пока все остальные завтракали в наш последний день на юге Израиля, Эйви взял в отеле напрокат машину и пригласил меня прокатиться. Я очень нервничаю, ведь он не сказал, куда мы едем.
– Встретимся с одним другом.
Пока мы едем по засушливо–грязной дороге, он наблюдает за мной загадочными карими глазами.
– Ты боишься?
– А должна?
– Нет. Со мной ты никогда не должна бояться.
Боже, большую часть времени рядом с ним я боюсь. В основном я боюсь своих собственных чувств, ведь когда он рядом, я не могу их контролировать.
Положив руки на колени, я смотрю на красивый пейзаж. Кто бы мог подумать, что пустынно–каменный пейзаж может быть таким красивым и так сильно отличаться от зеленых гор Мошава.
Мы слушаем по радио израильскую музыку, но мне нужно куда–нибудь выплеснуть мое нервное возбуждение. Я начинаю делать свои ягодичные упражнения. Сжать. Расслабить. Сжать. Расслабить.
– Что ты делаешь? – спросил Эйви.
Посмотрев на него, я случайно проболталась:
– Упражнения для ягодиц.
Он смотрел на меня пару секунд, а потом разразился смехом.
– Это не смешно, – насупилась я. – Если в течение длительного времени ты будешь сидеть, твоя попа станет похожей на большое плоское желе.
– Мы ведь не хотим этого, не правда ли?
Я указала пальцем на него.
– Продолжай и дальше надо мной смеяться. Ты еще пожалеешь, когда в Мошав у тебя будет самая большая задница, – я откинулась на сиденье. – Прежде чем смеяться надо мной, тебе нужно самому попробовать это.
– У тебя красивая попа, – Эйви весело улыбается. – Хорошо, а теперь расскажи, как делать эти упражнения.
– Не расскажу, если ты и дальше будешь надо мной смеяться, – я не хочу снова показаться глупой.
– Давай. Я не буду над тобой смеяться. Обещаю.
– Ладно.
Глубоко вздохнув, я представляю себя накаченным парнем, рассказывающим об упражнениях для ягодиц. Мне хочется съежиться от смущения, но, если честно, Эйви серьезно смотрит на меня.
Я быстро говорю:
– Напряги мышцы ягодиц, а потом разожми. Чем дольше ты держишь ягодицы в напряжении, тем трудней становится.
Я чувствую себя полнейшей дурой, пытаясь показать упражнение.
Но потом, взглянув на его серьезное выражение лица, я поняла, что он действительно пытается сделать это упражнение.
– Изменится ли смысл, если напрячь одну щеку, а потом другую?
Я пытаюсь подавить смешок, но у меня не получается. Да и по правде, я не могу не смеяться, наблюдая, как Эйви втягивает щеки под ритм музыки, играющей по радио. Он смеется сам над собой, подстраивая каждое движение в такт музыки.
Попробовав вместе с ним, я не могу остановиться. Это очень заразительно. Этот момент – один из лучших в моей жизни.
– Я и не знала, что ты можешь быть таким забавным, – я изо всех сил пытаюсь не рассмеяться.
– Да, ну ты застала меня врасплох.
– Позволь мне заставать тебя врасплох почаще, – кокетливо сказала я, а когда он на меня посмотрел, я улыбнулась ему.
