Наталья Светлова - Квартира, муж и амнезия
«И чего раскомандовался, будто он этот сценарий придумал, а не Матвей, — подумала Рита. — Тоже мне Джеймс Бонд».
— Слушай, Матвей, а откуда он взялся, этот Джеймс Бонд? — спросила она вслух.
— Я думаю, Бог послал, — ответил Матвей и открыл дверцу своей «вольво». — Садись.
— А если серьезно? — спросила Рита, усевшись на переднее сиденье.
Матвей сел на свое место, завел мотор, аккуратно съехал с тротуара.
— А куда серьезнее? Вообще-то Севка — мой одноклассник. Но я его не видел лет пятнадцать. И вдруг он именно сегодня звонит мне на мобильник. Его контору, оказывается, Дунечка наняла за мной следить, а Севка решил предупредить по старой дружбе. Именно сегодня решил, когда заварилась вся эта каша.
Их машина вырулила на Большую Никитскую и попала в небольшой затор. Теперь они еле двигались. Рита задумчиво смотрела на яркие витрины ресторанов и магазинчиков — здесь, на старой улочке, они были гораздо меньше и скромнее, чем на помпезной Третьяковской. Хотя в остальном — снег, иллюминация, колонна ползущих легковушек — картина будто закольцовывала ее утреннее возвращение домой… Кстати, о доме, где она будет ночевать?
— Матвей, а куда мы едем? — спросила Рита, внутренне приготовившись услышать что-нибудь вроде «поищем недорогой отель».
— Пока не решил… Если хочешь, можем снять тебе номер, я знаю приличный недорогой отель…
«Угадала», — мысленно поздравила себя Рита и почувствовала, как сегодняшний безумный день навалился на нее невозможным грузом. Таким, что и плечи вниз, и слезы из глаз, и в висках стучат тоскливые молоточки.
— Хотя у меня есть предложение получше. Зачем тебе одной в номере сидеть? Да еще после таких переживаний? Давай я тебя к маме своей в гости отвезу! — услышала Рита сквозь стук молоточков и переспросила:
— К-куда? — Голос ее предательски дрогнул и перешел в негромкий всхлип.
— Эй, ты чего? — повернулся к ней Матвей, забыв про дорогу. — Ты чего ревешь?
— Н-не знаю…
— Это нервное, наверное. Да заткни ты свой сигнал, рассигналился, шакал, — выругался он на водителя сзади. Тот намекал, что, пока Матвей смотрит на Риту, автомобиль впереди уехал далеко вперед и надо бы поднажать на газ.
— Ты стихами заговорил, — улыбнулась сквозь слезы Рита — «нервное — наверное», «сигнал-шакал».
— Да? А я и не заметил, — удивился Матвей. — Так куда едем, в гостиницу или к маме?
— К маме, — сказала Рита и замолчала, разглядывая в окно суету вечерней столицы.
Матвей свернул направо, попетлял по узким улочкам и выбрался на Тверскую. Он включил радио, и теперь салон наполняли негромкие звуки джаза. Рита провожала глазами конструкции с яркой рекламой («Интересно, что эти черные козявки делают под глазом у бедной женщины? Они что, тушь с комочками рекламируют?»), фонарики уличной подсветки («Надо же, как лампочки подвешены, будто потолок над нами!»), монументальные фасады («Современник»… Надо бы в театр сходить, а то уже почти месяц в Москве живу, а не была нигде. Стыдно»). Затем Тверская перетекла в площадь перед Белорусским вокзалом, следом начались незнакомые Рите места. «Ленинградский проспект» сумела она разглядеть табличку на доме. Теперь за окном автомобиля мелькали строения сталинской эпохи. «Мы едем к маме. Интересно, какая у Матвея мама?» Воображение рисовало тетушку, похожую на их консьержку Анну Макаровну.
— Матвей, а ты маму предупредил, что меня везешь? — спохватилась вдруг Рита, стряхивая с себя дорожный транс. Меньше всего ей хотелось свалиться на незнакомого человека как снег на голову.
— Думаешь, надо? — спросил в ответ Матвей. — Вообще-то у меня замечательная мама, не думаю, что она станет возражать, чтобы ты у нее переночевала. Да и я давненько к ней не забегал, обрадуется.
— Ты уверен? — с сомнением переспросила Рита. Похоже, Матвей все-таки решил сделать маме сюрприз. — Может быть, все-таки предупредишь?
— Да ладно тебе, расслабься. Говорю же, мама у меня — душа-человек. Да и чего уже звонить?
Матвей въехал в арку серого десятиэтажного сталинского дома, вырулил к среднему подъезду и заглушил мотор.
— Приехали!
Потом помог Рите выбраться из машины, пискнул брелком, ставя машину на сигнализацию, подошел к домофону на двери подъезда, понажимал на кнопки и, когда домофон женским голосом ответил «да?», сказал:
— Мам, привет! Это я! Я не один, я к тебе гостью веду!
— Конечно, Мотенька, заходите! — сказал голос, и домофон приглашающе запипикал — открыто.
* * *«Мотенька!» Пока они поднимались в скрипучем лифте на седьмой этаж, Рита искоса поглядывала на профиль Матвея и примеряла к нему смешное детское имя. Сегодняшнему мужчине с уверенным взглядом серых глаз, твердо очерченными губами и уже заметной щетиной на подбородке это имя точно не подходило. Хотя… Ресницы длинные, слегка загнутые, в уголке рта будто спряталась улыбка, на макушке встопорщился вихор…
— Рит, ты чего так меня рассматриваешь, будто впервые видишь? — повернулся к ней Матвей.
— Пытаюсь представить, каким ты был в детстве, — смутилась, застигнутая врасплох Рита. — Ты в этом доме вырос?
— Нет, вырос я в Рязани. Так что мы с тобой, некоторым образом, земляки. А эту квартиру я купил пять лет назад, когда уже ясно стало, что в Москве насовсем осел. И маму в Москву забрал, здесь ей повеселее, чем в Рязани.
Лифт дернулся, будто налетел на неожиданное препятствие. Двери подумали немного и разъехались в стороны, открывая взору стену, выложенную белой кафельной плиткой. Матвей вышел из лифта и повел Риту по коридору, вдоль которого справа и слева выстроились разномастные входные двери. В основном — железные, хотя попадались и обитые дерматином.
— Странная какая планировка, — удивилась Рита, — без площадок.
— Гостиничного типа. Но так даже лучше, никто не жмется по углам — углов мало.
Матвей подвел Риту к двери, не похожей на остальные. Она была не железной и не дерматиновой. Она была обита светло-желтыми отлакированными дощечками и, казалось, пускала зайчики по тускловато освещенному коридору.
— Ого! — удивилась Рита. — Как будто в теремок дверь!
— Нравится? — улыбнулся Матвей. — Маме тоже нравится. От прежних хозяев осталось. Хотел заменить на что-нибудь менее… выдающееся, но мама попросила не трогать.
Матвей нажал на кнопку звонка, тот выдал деликатное «динь-дон». И дверь сразу же распахнулась, как будто хозяйка — невысокая пожилая женщина с пышными рыжеватыми волосами, стянутыми в хвост ниже затылка, в очках, джинсах, клетчатой мягкой рубахе и с кухонным полотенцем, перекинутым через плечо, — только и поджидала, когда они наконец дотронутся до этой кнопки.
