Анастасия Дробина - Билет на бумажный кораблик
Я фыркнула:
– Она ее даже доставать не стала.
– Гонишь! – нахмурился он. Я как можно убедительнее дернула плечом. Жиган потемнел и молчал всю дорогу до ресторана, пока я зудела в духе Степаныча:
– Жиган, не валяй ваньку, отстань от ребенка! Она перепугалась до смерти, даже дотрагиваться до этого пакета не стала! Это же дите, а не женщина! Ей мужа надо, а не уркагана вроде тебя! Хочешь, чтобы Мануэл ее в Бразилию отправил от греха подальше? Он уже собирается! У них там такой папаша, что боже мой! Если Мария невинность потеряет, он ее застрелит просто!
Насчет намерений Ману и кровожадности дона Сантьяго я присочинила, но Жиган, кажется, поверил. Мрачный, как Мефистофель перед Пасхой, он довез меня до «Золотого колеса», выпустил из машины и дал газу так, что меня с ног до головы обсыпало взметнувшимся снегом. Но я обрадовалась: купился! – и бодро запрыгала по сугробам к служебному входу, возле которого курили наши гитаристы.
Бразильцы болели целых две недели. Лучше всех держалась Мария, стойко, по-женски, без жалоб перенося мучительный насморк и температуру. Мануэл же капризничал, как ребенок, просился домой в Рио, на пляж Ипанемы, на горячий песок, и проклинал всю эту русскую экзотику с холодным снегом, противным ветром и горькими таблетками. Жозе пил лекарства героически, молча, но с утра до ночи ныл о том, что пропускает занятия. В конце концов у меня лопнуло терпение, я поехала в университет, нашла однокурсников Жозе и попросила писать ему лекции старым способом российских студентов – под копирку.
Жиган не появлялся, пакет с шубой пылился у Марии под кроватью, спрятанный от глаз ребят, Мария изредка посматривала на вянущие розы, но о Жигане больше разговора не заводила, и я немного успокоилась.
Зима тем временем вступала в свои права. Снег теперь падал почти без перерыва, его едва успевали убирать с проезжей части улиц, у подъезда выросли сугробы в человеческий рост, а возле стены старого, полуразваленного монастыря образовалась традиционная снежная гора, с которой летала на картонках и ледянках вся окрестная мелюзга. Мои окна выходили как раз на монастырь, бразильцы целыми днями сидели, прилипнув носами к стеклу, и наблюдали за катанием.
– Выйду на улицу – и сразу поеду, как они! – заявил как-то Мануэл.
– Ты сначала дубленку себе купи! – урезонила его я. – А то сразу опять заболеешь.
– Таких размеров нет. – Ману виновато повел широченными плечами.
– Ничего, я тебе достану.
Среди моих знакомых был только один человек, немного схожий габаритами с Мануэлом: наш участковый Мишка, с которым я когда-то училась в школе. Огромного Михаила знал весь район, и когда я в воскресенье пришла на барахолку, то сразу объявила знакомому продавцу:
– Гарик, мне нужна короткая дубленка – как на Мишку-мента, но на два размера больше.
– На женыха берешь? – расцвел Гарик. – Да ла-а-дно, видели мы твоего негра. Только не вры, что ты с ним нэ спышь!
– У тебя одно только на уме! Дашь дубленку или нет?!
– Будэм искать, – деловито пообещал Гарик и убежал в недра барахолки. Вернулся он через полчаса, едва видный под ворохом разномастных дубленок, и гордо вывалил их передо мной:
– Смотры! Со всего рынка собирал!
Я перебрала все дубленки – и все оказались маленькими. Расстроенная, я поблагодарила Гарика за хлопоты и собралась уходить, но он схватил меня за рукав и клятвенно пообещал, что к вечеру найдет то, что мне надо.
– У мэня фырма с репутацией! Все будет!
Я сделала вид, что поверила и, чтобы Гарик не слишком расстраивался, выбрала у него короткую дубленку для Жозе и длиннополую, с капюшоном – для Марии. Попыталась расплатиться – и началась обычная история:
– Нэ давай! Нэ возьму! Умру, а нэ возьму! Ты мою Анэлю лечила или не лечила? Вылечила или не вылечила? Жэнщина столько лет мучилась – а ты за одну нэдэлю... Нэ суй, говорят тебе, свои бумажки, обижусь!
– Ну и обижайся на здоровье! Я вообще не буду ничего покупать! Сто раз вам говорить, балбесы, что нельзя за это платить?!
В конце концов сговорились на оптовой цене, которая была в полтора раза ниже розничной. Я сердито шла через рынок домой, а сзади двенадцатилетний брат Гарика нес за мной пакеты.
Дома Мария с восторженным визгом вцепилась в дубленку, померила и осталась очень довольна. Размеры Жозе я тоже угадала правильно, а скисшего Мануэла утешила:
– Ничего, я завтра на Центральный рынок съезжу, там точно найдется.
Но ехать на Центральный не пришлось: вечером раздался звонок в дверь, и на пороге вырос сияющий Гарик. «Фырма с репутацией» не подвела: он умудрился найти где-то дубленку, которая была больше похожа на кавказскую бурку и на громадном Мануэле сидела как влитая.
– Джигит! – довольно сказал Гарик. – Абрек! Шварценеггер! Санька, одобряю!
– Дурак, – фыркнула я, краснея.
Ману же ничуть не растерялся и, не дожидаясь ухода Гарика, полез ко мне целоваться со своей обычной непосредственностью. Я треснула его по голове свернутым журналом и сбежала на кухню. Вслед мне летело возмутительное мужское ржание.
На другой день я, Ману, Жозе, Мария, выводок детей и внуков тети Ванды прошествовали к ледяной горе под стеной монастыря. Погода стояла солнечная, в воздухе вертелись редкие снежинки, на горке было полно ребятни, и старые монастырские стены дрожали от пронзительных воплей и смеха.
Увидев гору, ребята сразу перестали улыбаться. Я их понимала: даже мне стало немного не по себе при виде длиннющей и крутой ледяной дорожки, уходящей далеко вниз. В детстве, я помню, мне было всегда страшно съехать в первый раз, и я стояла у края до тех пор, пока кто-нибудь из братьев Милки с гоготом не толкал меня в спину. А мои бразильцы видели эту ледяную трассу впервые.
– Я не поеду, – сразу же объявила Мария. – Я боюсь.
Обступившая нас толпа детей зашлась хохотом, и тут же нашлась куча желающих показать, что катание с горы ничуть не страшно и очень увлекательно. Бразильцы долго и недоверчиво смотрели на летающих по ледяной дорожке детей, неуверенно улыбались, но рискнуть первым не решался никто. Даже Мануэл смущенно отводил глаза от сверкающего на солнце льда.
– Давайте вместе! – наконец нашлась я. – Кто со мной?
– Я! – завопил Ману, хватая меня поперек живота. – Только я сзади!
– Слушай, что со мной будет, если ты на меня свалишься?!
– Я не свалюсь! Давай только один раз я сзади!
Я сдалась. Мы сели на лед, Ману вцепился в меня, и кто-то подтолкнул его в плечо.
Такого вопля я не слышала никогда в жизни. Позади меня словно включили заводской гудок, и на какой-то миг я полностью оглохла. Руки Ману сжимали меня так, словно хотели разорвать пополам, практически перекрыв кислород, снег летел в лицо, холодный воздух разрывал горло. У-у-у-у-х!!! Мы подскочили на последнем ухабе, Ману выпустил меня, я полетела головой в сугроб и успела только заметить, как Мануэл, профессионально сгруппировавшись, приземляется точно на ноги. Капоэйра!
