Возлюбленная для чемпиона (СИ) - Кужель Маша

Она с тоской глядит на коробку.

— Я больше не ем эту еду.

— Почему?

Она проводит рукой по своему телу, как будто это что-то объясняет.

— Потому что так лучше. Я держу строгую диету много лет, но стоит мне один раз попробовать вкусную и жирную пищу — я тут же сорвусь.

Я хмурюсь, глядя на нее. Она всегда стеснялась своего веса. А с момента поездки в Париж и до того, как она появилась в моем номере в Казани, она очень сильно похудела. Я помнил, как меня беспокоило то, что она стала выглядеть слишком худой.

— У тебя случайно не было чего-то вроде анорексии?

Она смеется, но от этого смеха веет тьмой и холодом.

— Да. Между попытками контролировать себя, когда умирал отец, и попытками справиться с пожизненной неуверенностью в своем теле...

— Я никогда не понимал, почему ты так стесняешься себя.

— Я знаю. Разумом я понимаю, что ты считал меня красивой, но все-таки...

— Все-таки что? Я был по уши влюблен в тебя такую, какая ты есть, — мне неприятна мысль о том, что она сама себя изводила и изводит. — А твоя семья знает?

— Мама знает. Это она отвела меня к психологу после смерти отца. Она сказала, что ее сердце никогда не оправится от потери папы; но если ей придется наблюдать, что и я тоже угасаю, она просто не сможет жить дальше. Я попросила ее не говорить мальчишкам, и она согласилась. Но сейчас мне уже лучше, так что не надо на меня так смотреть.

— Но ты все равно не ешь пиццу?

— Анорексия была отражением всех моих проблем. Поэтому, когда я поправилась, мне пришлось решать эти проблемы и пытаться сформировать новые, здоровые привычки. Я решила не есть продукты, после которых я чувствую злость на себя. По какой-то причине я могу выпить пива или съесть мороженое, не чувствуя, что моя жизнь выходит из-под контроля, не ощущая, что еда — это какой-то грех, которому я снова поддалась. Но пицца ассоциируется у меня с...

— С чем?

— С ненавистью к себе? — она вновь неловко смеется.

— Тебя не смущает, что я ем в твоем присутствии?

— Нисколько. Серьезно, я прошла долгий путь. И я научилась любить свое тело благодаря спорту.

Пухлая или пугающе худая, она всегда была красивой для меня, но я должен признать, что сексуальный рельеф ее ягодиц и мускулы в плечах ей очень шли.

— У меня все еще бывают загоны на тему веса, но очень редкие.

— Это хорошо. Может, будем ходить на пробежку вместе?

— Я не такая, как мои братья. Я люблю получать удовольствие от тренировок, а не убивать себя, соревнуясь.

— Я обещаю, что не буду бежать, как псих, — я оглядываю кухню, на столе рядом с ноутбуком лежит стопка книг. — Ты работала?

Она кивает.

— Я только что закончила последние правки и отправила окончательный вариант диссертации.

— И почему мы тогда не празднуем?

Она фыркает.

— Ночь без работы — это уже праздник. В любом случае, я не буду ничего праздновать, пока не защищусь.

— Но ведь твоя комиссия уже читала работу?

— Да, они читали ее по частям и давали мне отзывы. Гена прочитал все, кроме моих последних правок.

— Тогда все должно быть в порядке.

— При условии, что Гена не будет обижаться на меня, когда я скажу его жене, что он спал со мной.

— Может быть, тебе стоит подождать? И обличить его после защиты?

— Это слишком эгоистично. Я не должна была спать с ним с самого начала. Я могла не знать, что он женат, но я переспала с ним, когда он был председателем моего диссертационного комитета. Последствия в любом случае меня настигнут, нравится мне это или нет, и я не могу ждать подходящего момента, чтобы сказать женщине, что ее муж неверен, только потому, что это удобно или неудобно мне.

— А что будет, если Гена ополчится против тебя? Что, если он не... не примет твою работу или что-то еще?

— Тогда я не получу степень. И все мои замашки на более престижную работу не будут иметь смысла.

Я чуть ли не радуюсь при мысли, что если Аня не получит степень, то она останется дома. Черт. Я такой эгоист. Я не хочу, чтобы она уезжала, но если это то, чего она хочет...

— Почему ты не хочешь обратиться в какое-нибудь издательство, чтобы отправить туда свои книги?

— Потому что писательство всегда было моим спасением. Это помогло справиться с переживаниями о моей толстоте, смерти отца и даже потере тебя.

— Ну и прекрасно! Будешь писать дальше, только еще получать за это деньги!

— Есть очень большой шанс, что я недостаточно хороша. Как и большинство людей.

Я подхожу к ней и беру ее подбородок в свою ладонь, направляя ее взгляд в мои глаза.

— Я верю в тебя.

— Ты даже не читал мои книги.

— Я бы с удовольствием прочитал, если бы ты этого хотела. Но, даже не читая, я верю, что ты отлично пишешь. Ты выросла с книгой в одной руке и карандашом в другой.

Напряжение между нами становится ощутимым.

— Если бы мы были не просто друзьями, — тихо произношу я, — я бы поцеловал тебя именно в этот момент.

У нее перехватывает дыхание.

— Правда?

— Да, но это было бы только начало. Как только я попробую тебя на вкус, мне захочется большего, и я подниму тебя на стол, чтобы ты могла обхватить меня ногами, — я заправляю прядь волос ей за ухо и провожу кончиками пальцев по ее шее. — Потом я поцелую тебя здесь, потому что знаю, как тебе это нравится.

Ее губы раздвигаются, а зрачки расширяются.

— Ты всегда умел понять, что мне нравится.

— Потому что, если тебя что-то возбуждает и я об этом знаю, — то и меня это возбуждает. Но, как только я начинал пробовать тебя на вкус, я жадно требовал большего; в итоге оказывался с лицом между твоих ног, вылизывая тебя до тех пор, пока ты не умоляла меня трахнуть тебя.

Ее грудь расширяется при неровном вдохе.

— Но мы просто друзья.

Пока что.

Кивнув, я провожу пальцем по ее нижней губе.

— Я буду самым лучшим другом, который у тебя когда-либо был, Анна Нестерова.

— Хм. Думаю, нам это еще предстоит выяснить.

Глава 59

Илья

Я позволяю себе последнее прикосновение, прежде чем опустить руку и отойти, чтобы дать ей свободу действий.

— Ну, сегодня пятница, и твой лучший друг пришел отметить твою законченную диссертацию. Что мы будем делать дальше? — я улыбаюсь, но переживаю, что она попросит меня уйти.

Она смотрит в сторону гостиной, потом снова на меня.

— Пока ты не пришел, я собиралась посмотреть фильм. Хочешь со мной?

Да! Маленькая победа.

— Давай, круто. Что ты смотришь?

— «Любовь и голуби». Это один из моих любимых фильмов. Он меня как-то успокаивает. Пойдет? Если нет, то мы можем...

— Супер! Нет ничего лучше советской классики.

Она могла предложить посмотреть документальный фильм о высыхании краски, и я бы согласился. Я сомневаюсь, что смогу удержать свое внимание на экране. Я просто рад, что мне выпала возможность провести время с Аней.

Мы оба сидим на диване, сохраняя между собой дружеское расстояние.

Я наблюдаю, как ее поза постепенно становилась все более расслабленной, а взгляд — тяжелым. Не прошло и тридцати минут, как она уснула, скрючившись калачиком. Я хорошо представляю, как затечет ее шея, если она долго будет спать в таком положении, поэтому беру подушку, кладу ее себе на колени, а поверх подушки укладываю Аню.

Как и подобает другу, я сижу там, наблюдая за тем, как она спит. Ну, и краем глаза посматриваю на экран. Абсолютно обычное поведение друга.

После того, как фильм закончился, от внезапной тишины Аня просыпается Она моргает и смотрит на меня непонимающими глазами.

— Илья?

— Привет.

— Я долго спала?

— Фильм закончился. Я его посмотрел.

— Интересно было?

— Я наслаждался каждой минутой, — отвечаю я, хотя наслаждался я в основном другой картиной.

— Мне пора спать, — говорит она.

— Если хочешь.

Тишина пульсирует вокруг нас, густая от сексуального напряжения.