Вулканы, любовь и прочие бедствия - Бьёрнсдоттир Сигридур Хагалин

— Эта точка зрения имеет право на существование, — произносит Стефаун, расстегивая теплую куртку (и надо же: под ней у него оказывается костюм с галстуком!). — Нельзя забывать и местных жителей. Это же тысячи новых рабочих мест. Крисувикское извержение вдохнет новые силы в нашу экономику, совсем как извержение Эйяфьядлайёкюдля после банковского кризиса две тысячи девятого года. Нельзя без причины ограничивать собственные возможности. Извержение не продлится вечно, так что наша страна должна использовать его по максимуму. Это доходы для народного хозяйства, и ими грех не воспользоваться. Хочу напомнить, что извержение Кедлингарбаус стоило госбюждету по крайней мере тридцать миллиардов крон, а пандемия — в десять раз больше. — Он смотрит на нас так, будто именно мы виноваты во всех этих расходах и должны выплатить их с процентами. — Нельзя упускать такую возможность, — добавляет он.

Юлиус из Метеоцентра качает своей лохматой головой; на нем поношенный свитер под выцветшей ветровкой; он единственный не в восторге от извержения.

— Но даже если пара-тройка туристов при этом отбросит копыта — велика важность! Неизбежные жертвы ради рабочих мест и доходов в валюте, правда?

— Но ведь оно не опасное! — кричит Сигрид Марья. — Это извержение — вообще тьфу. Вы же сами говорили.

— Чрезвычайного положения пока еще не вводили, — говорю я. — Но ведь все может измениться. Извержение сместится в другое место. Или откроются трещины, и земля поглотит людей. Или магма потечет в грунтовые воды, и тогда будут взрывы и выпадение горящей тефры.

Юлиус поднимает дрожащий палец:

— Вы помните извержение на острове Уайт-Айленд в Новой Зеландии? Семнадцать погибших, целые семьи уничтожены, десятки людей угодили в больницу с чудовищными ожогами, покалечившись, когда на них пала горящая тефра. А все оттого, что жадные турфирмы решили не слушать рекомендации геологов, а нажиться на несчастных туристах. Чтобы не упустить возможность.

— Для турбизнеса в долгосрочной перспективе это было бы нехорошо, — задумчиво произносит Стефаун. — Уменьшило бы вероятность извлечения прибыли. Может, наш провозвестник Судного дня и прав.

Я бросаю на Юлиуса предупреждающий взгляд: мне совсем не хочется, чтобы он потерял самообладание и убежал, оставив меня наедине с политикой и экономической выгодой.

— Но самая главная угроза — загрязнение газами, — замечаю я. — До сих пор нам везло: показатели были низкими, но вдруг все изменится. Не исключено, что нам даже придется эвакуировать значительную часть столичного региона, если направление ветра окажется неблагоприятным. Извержение на Холухрёйне в две тысячи четырнадцатом году было в середине Центрального высокогорья, и все равно нам пришлось приказать людям по всей стране какое-то время не выходить из домов. Помните, на столичный регион спустилась голубая дымка? Загрязнение серой в Хёпне в Хорна-фьорде достигло более двадцати тысяч микрограмм на кубический метр — самое сильное, какое мы фиксировали в населенном пункте.

— Но ведь извержение на Холухрёйне было гораздо мощнее этого, — возражает Милан. — Есть ли причина сейчас бояться, что загрязнение окажется настолько сильным?

Я пожимаю плечами:

— Этого мы не знаем. Понятия не имеем. Но тебе ведь не хочется оказаться с группой туристов на краю лавового потока, если там образуется лужа серной кислоты или углекислый газ. А мертвым туристам ты ничего не продашь.

Нашу группу охватывает молчание.

— Какие же вы пессимисты! — говорит Сигрид Марья. — Природа Исландии всегда была опасной и непредсказуемой. Оттого-то она такая увлекательная!

— А еще рабочие места, — задумчиво произносит Стефаун. — Это наш моральный долг — использовать любой шанс для создания новых рабочих мест. Наверное, мы с вами сможем договориться насчет того, как усилить систему наблюдения, чтобы в короткий срок эвакуировать всех из этой зоны. — Он смотрит на нас с Миланом и Юлиусом. — Вопросы экономики — это тоже вопросы национальной безопасности. Мы все несем ответственность за использование нашей страны рентабельным и рациональным образом.

И в конце концов мы сдаемся, разрешаем постройку смотровой площадки и автобусные туры к месту извержения. Более миллиарда на усиление системы наблюдения, дополнительное финансирование Метеоцентра, Геологического центра и службы гражданской обороны, больше приборов и сотрудников, чтобы следить за их работой. В данном случае это самое разумное. Я это знаю, такое соглашение выгодно всем; и все же где-то в голове что-то предупреждает меня, словно приглушенный зуммер сигнала тревоги, что-то велит мне со всех ног бежать отсюда прочь.

^{Пояснительная статья VIII}

Рейкьявикский долерит

Рейкьявикский долерит образует коренную породу под большей частью столичного региона, кроме островов Энгей, Видей и Аульфтанес на юге. Его происхождение неизвестно. Трещины и линии геологического разлома в коренной породе столичного региона по большей части связаны с так называемым Крисувикским роем трещин, который расположен к северо-востоку вокруг озер Эдлидаватн и Рёйдаватн.

Ауртни Хьяртарсон. Тоннели в столичном регионе. Рапорт Центра энергетических исследований Исландии для дорожно-ремонтной службы. 2005

Мы были вместе, когда началось извержение в Крисувике, держались за руки и ощущали, как земля вспучивается и дрожит у нас под ногами, разверзается с каким-то подобием вздоха и вздымает к небесам небольшую красивую эруптивную колонну. Из трещины поднялись фонтаны лавы, сперва робко, а затем окрепли: алые бойкие выплески юной, незатвердевшей земли. Он раскрыл рот, как ребенок, его глаза горели от восторга, и я тоже была тронута, хотя и знала, чего нам ожидать.

Выход лавы может начаться где и когда угодно в вулканическом поясе, примерно раз в три — пять лет в этой поднимающейся из океана цепи вулканов, которую мы зовем нашей страной. И все же органы чувств как будто не желают принимать то, чему становятся свидетелями, когда земля разверзается и из ее недр истекает огонь. Нам кажется, что мы лицезрим чудо, трансцендентальное диво, изменяющее наш взгляд на мир, хотя извержение — это самое примитивное и естественное явление природы на планете. Кроме, разумеется, рождения — другого естественнейшего чуда, свидетелями которого мы становимся, ловим воздух ртом и задумываемся над тем, что вот сейчас в этот мир пришел новый человек. На планете Земля каждую минуту рождаются 250 детей, каждое столетие извергаются 500 вулканов, и тем не менее эти чудеса не желают склониться под ярмо повседневности.

В Бога я не верю, только в силы природы. К ней я обращалась, когда сама рожала детей, противопоставляла ее законы хаосу и боли во время схваток. Мой разум сосредоточивался на них, пока мое тело разрывалось пополам, он рассчитывал сопротивление и вязкость, и как земная кора вздымается над магматической камерой, земля разверзается, и давление увеличивается, пока подземные толчки не возвещают о том, что пора: начинается извержение, и магма протискивается сквозь геологические слои по жерлу к поверхности. Я мертвой хваткой вцепилась в мужа, зажмурила глаза и сосредоточилась на силах подо мною, под матрасом, койкой и полом больницы, я двигалась вниз сквозь подвал и фундамент, сквозь мягкую густую землю, шершавые камни, а затем горную породу под зданием больницы — милый сердцу рейкьявикский долерит. Я мысленно ласкала названия горных пород и минералов: оливин, андезит и габбро, плагиоклаз, пироксен и магнетит — они как заклинание, как родовспомогательная молитва из седой старины, Anna peperit Mariam, Maria Christum^[28]; забытые имена всех праматерей человечества, которые до меня пропускали древние силы сквозь себя. И подо всем этим навстречу мне поднимался мантийный плюм, упругий и горячий, берущий энергию у раскаленного добела ядра внутри земного шара, бурлящего, расплавленного железа у всех нас под ногами, того лезвия, по которому мы ходим — все до единого.