Ирина Степановская - Вслед за Ремарком
«Послушать бы музыку!» – подумала она. Музыкального центра и даже простого магнитофона у них не было. Кирилл слушал радио по дороге в машине, что, кстати, раздражало ее, когда она, хоть и не так уж часто, ездила с ним, а дома музыка была ему не нужна. Дома он ел, принимал ванну, иногда смотрел телевизор и спал. Огромный домашний кинотеатр располагался у них в гостиной, она включила его и попыталась найти какую-нибудь приятную музыкальную передачу. Но не так-то просто оказалось пробиться к музыке сквозь паутину всяческой бессмысленной говорильни, поэтому она стала тихонечко напевать сама, притопывая ногой в такт и, таким образом, под собственный аккомпанемент лепить котлетки.
Если бы Кирилл мог слышать, что она напевала!
«В белом платье с пояском я запомнил образ твой…» – так пели они в четвертом классе в пионерском лагере, и почему-то сейчас ей на ум пришла эта песня. Во всяком случае, так или иначе, под влиянием ли мелодии или по мере увеличения сделанных дел, настроение у нее стало улучшаться.
Все-таки Лиза была необыкновенно прелестная девушка. И ей действительно очень шли все ее многочисленные цепочки, брелочки, сережки, колечки, всякие пряжечки и брошечки, которыми она себя украшала. Когда по случаю занятий она ездила с Робертом, все это богатство на ней звенело и переливалось, и она сама была такая же нарядная и звенящая, как все эти металлические предметы на ней, и казалась Роберту заморской принцессой, приехавшей сюда, в суровую действительность, из какой-то сказочной, волшебной страны. Интересно, что Лиза никогда не говорила того, что думала. В разговоре она обходилась или междометиями, или очень короткими предложениями. Несколько раз Роберт хотел навести ее на разговоры «о жизни», пытаясь узнать, кто она такая, из какой семьи, чем занимается. Ему это было действительно интересно, но на все его вопросы она отвечала односложно и нехотя, так что постепенно он понял: она не хочет говорить с ним ни о ее учебе, ни о семье, хотя, по всей видимости, у нее дома было все нормально. Она не говорила ни о фильмах, ни о книгах, ни о путешествиях, хотя успела уже побывать во многих странах. В общем, Лиза была ему непонятна. Иногда ему казалось, что она что-то скрывает и не хочет проговориться. Но и молчаливой Лизу назвать было нельзя. И несмотря на то что разговор у них никак не клеился (а что надо еще русскому человеку, как не поговорить?), ему нравилось даже только смотреть на нее. Но если вечером он пытался вспомнить, о чем они говорили утром, то на память не приходило ничего, кроме яркой улыбки, маленьких, ровных жемчужных зубов и ясных блестящих глаз.
Лиза любила мороженое и часто в хорошую погоду приходила на занятие с шоколадным рожком в руках. Прежде чем усесться за руль, она спокойно, ничуточки не торопясь, прекрасно сознавая, что он будет ждать ее столько, сколько она хочет, доедала остатки стаканчика с мороженым, и вафельные крошки прилипали к ее губам и к остренькому подбородку, и ему ужасно хотелось стереть их своим носовым платком. Для этой цели он даже гладил теперь платки с особенной тщательностью, но, впрочем, еще ни разу не воспользовался ими. И не потому, что стеснялся, просто ему не очень нравилось то, что Лиза делала дальше. Доев мороженое, она выкидывала блестящую обертку прямо на тротуар под колеса машины и спокойно включала зажигание. Его это коробило, но сколько раз он ни намекал ей, что пачкать общественный двор нехорошо, она только смеялась, называла его «старым брюзгой» и на следующий день все делала точно так же. Но он не сердился всерьез. Возвращаясь после «катания», так она называла их занятия, он сам подбирал и выбрасывал в мусорное ведро эти обертки и чувствовал себя при этом чуть ли не счастливым, хотя само ее поведение и это дурацкое словечко «катание» в глубине души раздражали его. Однако он все прощал Лизе. Почему-то он надеялся, что их «катания» могут как-нибудь перейти в другую плоскость отношений, хотя сам пока не делал первого шага, что-то непонятное останавливало его. Она же только подшучивала над ним.
И еще его беспокоило, что другая его ученица, Нина Воронина, пропустила уже целых два занятия.
– Что за безобразие – то ходит, то не ходит! – ругался он. – Что с ней такое?! Она уже ездила по улице, и у нее неплохо получалось! Во всяком случае, не хуже, чем у Лизы.
И вот эта Воронина опять не пришла. Ему самому было удивительно, что, пересмеиваясь с Лизой, и трогая ее за руку, и заглядывая ей в глаза, он все равно думал: придет в этот раз Воронина на занятие или не придет? Время ее так и оставалось прежнее – после занятия с Лизой. Если бы она не пришла и в этот раз, это могло оказаться бы даже кстати – тогда он смог бы, пожалуй, проводить Лизу. Это был бы очень удачный ход в развитии их отношений. Он этого желал. Но с другой стороны, ему все-таки было обидно, что Воронина опять пропустит занятие.
Занятие с Лизой приближалось к концу. Как и полагалось по инструкции, он поехал с ней в школу, все внимание сосредоточил на том, чтобы она, при всей ее невнимательности, не въехала бы в школьные ворота. Почему-то ему представилось, что посередине двора их машину уже должна была ждать Воронина. Он будто видел, как она одиноко стоит во дворе, вся в траурно-черном, словно полководец, потерявший свою армию. Среди этих его мыслей Лиза вдруг вместо того, чтобы плавно нажать на тормоз, перепутала педали и даванула на газ. Машина взревела и, как показалось и ему, и ей, со всей силы понеслась на кирпичную стену гаража. Лиза завизжала и зажмурилась, бросив руль. Он на мгновение оторопел, но потом быстро нажал на запасной тормоз и быстро, но плавно сделал поворот. Тормоза завизжали, и машина остановилась. Лиза сидела, закрыв руками лицо.
– Где у тебя оказались руки? – стараясь казаться спокойным, спросил он. – Ну, где у тебя руки? – Он заорал: – И ноги, и глаза? Куда ты смотрела? Почему перепутала педали? Зачем бросила руль?
– Я ведь знала, что ты что-нибудь придумаешь! – уже успев сделать беззаботное лицо, улыбнулась Лиза.
– Ну и девчонка! – Роберт успокоился почти мгновенно. – Хороши бы мы с тобой были, если бы влупились сейчас в эту кирпичную стену!
– А где же были твои руки?! Ведь ты обязан меня страховать! – Лизу смутить было трудно.
– На сердце! Чтобы инфаркт от твоей езды не хватил!
– А я думала, на моей коленке! – с безмятежным видом, но в то же время глядя на него несколько свысока, сказала Лиза.
Роберт покраснел. Он действительно всю дорогу боролся с желанием ощутить под своей рукой круглую коленку Лизы. Но он старался делать это незаметно. Но она какая плутовка! Казалось, машину вела, смотрела на улицу, а все замечала! Он, конечно, действовал еле заметно, чуть-чуть… Только слегка касался ее рукой под каким-нибудь предлогом. Сказать, что он держал свою руку на ее коленке… это, конечно, она переборщила. Но ведь все почувствовала, поняла…
