Габриэль Голдсби - реванш
Маккензи покачала головой, но Колби знала, что если она осталась, то подойдет и ближе. Колби опустила ноги на кровать, и Маккензи уставилась в пол. Но то, что она не ушла, уже было важно.
“Посмотри на меня,” попросила ее Колби. Голова Маккензи дернулась, словно ее заставили повернуть ее силой.
Колби провела руками по животу, наблюдая за реакцией Маккензи и пытаясь понять о чем она думает. Лицо Маккензи не выражало никаких чувств. Единственным свидетельством того, что она до сих пор была зла, были ее сжатые в кулаки руки и неровное дыхание.
Когда Колби подняла руку ко рту и облизала два пальца, губы Маккензи раскрылись.
Возбуждение, проснувшееся в ней, растопило ярость так явно написанную на лице Маккензи. Колби провела влажными пальцами по своему подбородку, шее и спустилась к груди. Она обвела сначала один сосок, затем другой, пока они не затвердели. Маккензи покачнулась.
“Сложно, не так ли? Просто стоять и смотреть, зная как сильно я тебя хочу. Как сильно я желаю, чтобы это твои руки касались меня,” Колби снова положила пальцы в рот и закрыла глаза, чтобы не видеть жара, пылающего в глазах Маккензи.
Когда она снова открыла их, она сделала глубокий вдох. Колби заскользила руками по животу, пройдясь по самому верху треугольника волос и снова возвращаясь к груди. Она больше не чувствовала смущения. Она хотела сломить Маккензи, хотела, чтобы девушка забыла о своем гневе и приняла ее.
Колби выгнула свое тело, чтобы Маккензи было лучше видно. Она услышала легкий тихий звук, возможно вздох, и когда посмотрела вверх, то могла поклясться, что Маккензи стояла ближе. Колби медленно провела пальцами по треугольнику волос, скрывающих ее естество, раскрывая себя шире и поглаживая клитор, пока ее пальцы не покрылись доказательством ее возбуждения.
“Ты была такая влажная, Маккензи. Я так хотела залезть в это чертово окно и забыться в тебе.”
Маккензи сглотнула. Ее ружи больше не были сжаты в кулаки, теперь они безвольно висели по бокам.
Ноги Колби раскрылись как крылья бабочки. Она играла своим возбужденным клитором до тех пор, пока не могла больше выносить этой сладкой муки. Когда ее пальцы скользнули внутрь, она издала тихий долгий стон и замерла.
Тело Маккензи ослабло. Она больше не выглядела разгневанной, теперь она жадно наблюдала за рукой Колби, расположившейся между ее ног. Колби подняла бедра и Маккензи качнула головой, словно говоря ей нет.
“Теперь ты видишь? Ты можешь просто взять и уйти?” Колби видела полный желания взгляд Маккензи. “Смотри на меня Маккензи. Наблюдай за мной.” Теперь, когда она была уверена, что Маккензи не собиралась уходить, она ввела вглубь себя два пальца, а затем и третий. С каждым движением ее бедер, дыхание Маккензи становилось все громче.Колби вынула пальцы и смазав клитор своей влажностью, снова погрузила их внутрь себя.
“Когда ты так же была внутри себя, я была так возбуждена, так…” Колби сглотнула, когда жар ее тела и скорость движения руки увеличились.
Лицо Маккензи горело и она слегка покачивалась. Колби развела бедра, чтобы открыть себе больше простора для движения, а Маккензи для наблюдения. Рука Колби издавала мягкие хлопающие звуки, когда она все быстрее входила и выходила из себя.
“Ты можешь оставить меня? Можешь ли ты уйти, когда я делаю это, когда я представляю, что это ты трогаешь меня? Маккензи, я…”
Какого черта она собиралась сказать? Она была остановлена от признания в чувствах, о которых она и не подозревала, внезапно накатившим на нее оргазмом. Колби подняла бедра и застонала, и она была уверена, что Маккензи тоже не сдержала стона. Горячая влага пролилась на ее руку, пока она плыла по волнам наслаждения, утопая и снова выплывая на поверхность. Стоны Колби переросли в рваные вдохи, губы Маккензи были раскрыты и она тяжело дышала, ее грудь вздымалась так же, как и грудь Колби. Женщины долго смотрели друг на друга.
“Маккензи?”
Маккензи тряхнула головой. “Не надо! Ты доказала свою правоту.” В голосе Маккензи звучала горечь.
“Прости. Я думала, что если покажу тебя как трудно было уйти, ты поймешь, почему я не смогла.”
“Знаешь, что я думаю? Мне кажется, мы проводим слишком много времени, извиняясь друг перед другом.”
Если бы голос Маккензи не звучал так устало, Колби нашла бы что ей ответить. Но сейчас ее сердце ныло и она не могла найти слов. Маккензи отвернулась.
“Куда ты идешь?” выпалила Колби, поднимаясь, и беря с пола рубашку.
“Мне нужно поспать. У меня в голове полная неразбериха.”
“Я не хотела расстраивать тебя.”
Маккензи кивнула и не глядя на Колби, развернулась и вышла из комнаты, бесшумно прикрыв за собой дверь. Колби некоторое время смотрела на дверь, оглушенная окончательностью, звучавшей в голосе Маккензи. Колби подумывала о том, чтобы упаковать свои вещи и уйти, но не могла заставить себя сделать это.
Она была растерянна, испугана и смущена. Но даже со всеми этими чувствами, она не могла уйти, не поговорив с Маккензи хотя бы еще раз. Она все испортила. Ей было важно, чтобы Маккензи поняла, что она не собиралась причинять ей вреда. Сможет ли она сделать это, получится ли у нее - пока было неизвестно. Но в одном она была уверена точно, сегодня она потеряла кое-что важное - доверие Маккензи.
Глава 11
Когда Маккензи проснулась на следующее утро, по ноющей боли в спине она догадалась, что было уже гораздо больше семи часов. Она застонала и перевернулась на спину. Тут же ее захлестнули воспоминания о вчерашней ночи.
Колби. Она не могла думать о ней без боли предательства и жара злости. Почему она просто не вышла из той комнаты вчера ночью? Она была так зла, но все же не могла сдвинуться с места. Действия Колби не заставили Маккензи чувствовать себя менее глупо. И злость не спасала ее от тупой боли в груди. Колби ушла. Она сама сказала, что не желает видеть ее в своем доме. В своей жизни.
Маккензи провела ладонью по лбу. Она слышала, как на кухне гремела посуда. По субботам ее мама делала свои знаменитые блинчики и домашний сироп из ежевики и малины. Маккензи не очень хотелось объяснять женщине, почему Колби не присоединится к ним за завтраком.
Только минут через пятнадцать Маккензи заставила себя пойти в душ. Она никогда не признается себе, что Колби была права, но у нее не хватило сил уйти от нее, даже будучи такой злой, какой она была вчера. Все равно Колби не было оправдания за ее действия. Она должна была сказать, что была там в тот вечер.
Вода была чуть теплая, когда Маккензи, наконец, вышла из душа. Взглянув на свое отражение в зеркале она поняла, что у нее не было никакой надежды на то, что ее мать не догадается о том, что у них с Колби не все прошло гладко. Женщине стоило только раз взглянуть на красные, опухшие глаза дочери, чтобы потребовать объяснений.
