Майк Гейл - Скоро тридцать
Мы замолчали на некоторое время, наслаждаясь ситуацией. Я в первый раз подумал, как бы это было — снова поцеловать Джинни. Я подумал об Эллиоте и о том, что до сих пор не мог понять, что значила для меня его смерть. И наконец, я подумал о своих родителях и попытался представить себе жизнь без них. Многое из того, что говорила мне Джинни, было правильным. Мысль, что родители — неизменная часть твоей жизни, и они будут в ней всегда, безусловно обеспечивала определенный комфорт. Может быть, подумал я, нужно начать воспринимать мир, каким он есть, а не таким, каким я его хочу видеть? Но сколько я ни пытался представить свою жизнь без родителей, сколько ни старался вообразить дыру на том месте, где должны были быть они, у меня ничего не получалось.
В десять минут девятого я объявил наконец Джинни, что мне пора домой. Я помог ей вымыть тарелки, блюда и все остальное, что попалось мне под руку, когда я готовил, а потом сходил за своей курткой.
— Ну ладно, — сказал я, открывая входную дверь. — Мне, пожалуй, пора.
— Хорошо. — Джинни подошла ко мне и поцеловала в щеку. — Спасибо за сегодняшний день, Мэтт. Странно, что мы снова встретились по такому поводу, но мне было приятно.
Я улыбнулся и вышел из дома, потом двинулся по дорожке к воротам. Но, дойдя до ворот, я развернулся и подошел к Джинни.
— Я надеялась, что ты это сделаешь, — сказала она.
— Почему тогда ничего не сказала?
— Неуверенность, страх, немного ненависти к себе — обыкновенные подозреваемые. Я чувствовала то же самое, когда мы прощались в прошлый раз. Я должна была тогда что-то сказать, но ты знаешь, как это сложно. Не хочется ведь казаться глупой, да? Но я скажу сейчас, чтобы тебе не пришлось это говорить, да?
Я засмеялся.
— Так вот, Мэтт, я бы хотела, чтобы независимо от того, сколько ты здесь пробудешь, ты считал, что наша дружба восстановлена. Звони мне в любой момент — чтобы выпить вместе, пожаловаться друг другу или просто потусоваться.
— Конечно, я рад, если мы снова будем друзьями.
— Это не просто слова, Мэтт, — сказала Джинни с явной серьезностью в голосе. — Я этого правда хочу. Быть настоящими друзьями. И не только с тобой, но и с Гершвином. — Она обняла меня. — Мы могли придумать что-нибудь получше, чем просто разойтись в разные стороны. — Ее голос дрожал. — Мы должны были придумать что-то получше.
46
To: [email protected]
From: [email protected]
Subject: Как дела?
Мэтт!
Пишу тебе короткое письмо просто узнать, как твои дела. Я волнуюсь за тебя с тех пор, как узнала твою новость. Знаю, ты не хочешь, чтобы я волновалась, но я ничего не могу с собой поделать. Просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке. На этой стороне пруда все без перемен. Работа слегка достала. (Но когда она не достает?) Сара все еще ночует на Адском диване (кстати, она ни разу не пожаловалась на то, какой он неудобный, а значит, либо она просто не хочет показаться невежливой, либо у нее стальной позвоночник), а мои родители собираются скоро приехать в гости. Я сообщила им, что мы с тобой расстались, и папа был счастлив, как победитель телеигры. Я тебе говорила, почему ты ему никогда не нравился? Потому что ты англичанин. А мой папа в жизни хорошего слова не сказал про англичан. Он говорит — я цитирую — «Они все делают, как будто им в задницу телеграфный столб засунули». По правде говоря, — ему не нравился ни один из моих парней. По-моему, что у отцов получается лучше всего, так это ненавидеть тех, с кем встречаются их дочери. Ну, мне пора сделать кое-какую работу (или хотя бы сделать вид, что я ее делаю).
Не вешай нос.
Как всегда с любовью,
Элен ххх
To: [email protected]
From: [email protected]
Subject: Я
Элен!
Рад слышать, что ты в порядке, подружка, и что Адский диван не сделал Сару инвалидом, и что твой папа по-прежнему меня недолюбливает. Ну а кроме всего этого, спасибо за все остальное в твоем письме и за телефонный звонок. Я на самом деле в порядке. Гершвин, Джинни и я ходили сегодня на кладбище, где похоронен Эллиот, и у меня было странное чувство, совершенно некомфортное. Понятия не имею, чего мы хотели достичь своим походом на кладбище. Странно, что в тяжелые моменты, когда не знаешь, как действовать, чаще всего действуешь, как в каком-нибудь телесериале. Но мы вовремя остановились и поехали в бар. Кажется, этот день стал для нас поворотным моментом. Думаю, мы снова будем друзьями, и это меня радует. В любом случае, ты тоже не вешай нос и постарайся поберечь нервы, когда приедут твои родители.
С любовью,
Мэтт.
47
Соблюдая данное друг другу слово, мы с Джинни поддерживали отношения. Началось все с визитов в «Кингс Армс» почти перед самым закрытием — Гершвин тоже присоединялся, когда мог, — и постепенно перешло к походам в кино и ужинам посреди недели и в конце концов к самому главному элементу дружбы: мы просто могли зайти к друг другу без всякой причины — лишь для того, чтобы поговорить, выпить кофе и выкурить по сигарете. Иногда к нам присоединялся Иэн, иногда Зоя, но чаще всего мы были втроем, и — не без некоторого колебания я признаю — это напоминало прежние времена.
Однажды во вторник вечером, почти через три недели после восстановления нашей дружбы, когда мы втроем сидели в «Кингс Армс», хорошо проводя время вместе (ну, на самом деле я жаловался на жизнь со своими родителями, Джинни жаловалась на свою работу, а Гершвин жаловался и на жизнь, и на работу), в баре объявили, что сейчас начнется еженедельная музыкальная викторина. Мы уже участвовали в такой викторине неделю назад и кайфовали с начала и до конца. В музыкальных викторинах английских баров есть что-то неизмеримо приятное. Они словно доказывают, что в том, чтобы знать, в каком году «Секс пистолз» подписали контракт с фирмой «ИэМАй», есть какой-то смысл, и только они предоставляют возможность назвать всех пятерых участников «Мьюзикал Ют». Я был наверху блаженства, когда Джинни и Гершвин восхищенно смотрели на меня во время задания, когда нужно было вспомнить следующую строчку песни, а я помнил не только строчку, но и весь текст песни «Уэм!» «Клуб тропикана». Это был для нас момент настоящего единения. Моей специальностью были хиты восьмидесятых, Джинни знала почти все ответы по современной музыке, а Гершвин отлично знал все остальное. Мы действовали, как хорошо смазанный автомат по продаже музыкальных сувениров.
В середине викторины, когда мы с Гершвином склонились над Джинни, которая, выполняя свою роль держателя карандаша, записывала ответы, неожиданно появился Иэн. Я вдруг почувствовал себя виноватым. С того дня, когда мы сидели на пороге заднего крыльца и я подумал о том, чтобы поцеловать Джинни, мне все труднее и труднее было не думать о ней «в этом смысле». Это меня злило, потому что почти в тридцать лет я надеялся, что наконец-то могу контролировать свою «темную» сторону, и мысль о том, что я сохну по женщине, у которой есть мужчина, расстраивала меня. Хуже всего, что мне до сих пор нравилась идея о том, чтобы теперь, когда прошло столько времени, мы с Джинни можем быть просто друзьями, не залезая друг к другу в постель. Мне казалось, что мужчина, которому почти тридцать лет, должен быть в состоянии поддерживать платонические отношения со своей бывшей девушкой или не совсем девушкой. Знание того, что из нас двоих только я борюсь с соблазном, меня нисколько не утешало. Несмотря на дружескую нежность, Джинни ни разу не дала мне повода подумать, что она хочет, чтобы между нами что-то произошло. И зачем ей это было нужно? В отличие от меня у Джинни были все святые дары тридцатилетнего возраста: нормальная работа, собственный дом и мужчина, с которым могло получиться что-то серьезное.
