Андрей Жвалевский - Беременность не болезнь
Это было не очень просто. На новом месте пришлось пахать без дураков, да и писательский темп трудолюбивой Кати я выдерживал с трудом. Недели пролетали со скоростью добросовестной пулеметной очереди.
Настал тот суетливо-скучный период жизни, когда событий много – а ничего не происходит. Делаешь за день тысячу дел, а потом едешь домой и думаешь: «А что я, собственно, сегодня совершил?» Впрочем, думаешь недолго, потому что нужно еще Машку забрать, в магазин зайти, придумать, что будешь писать сегодня вечером. Тоже, в общем-то, маета сует.
Я даже не сразу заметил, что наступила зима. И это была не самая поразительная новость, которая меня ожидала.
Однажды вечером я открыл файл с книгой, подсчитал знаки и объявил:
– Все, объема хватает. Можем закругляться.
Я ожидал протестов со стороны Кати – свадьба между героями виднелась только в долгосрочной перспективе. Однако она быстро согласилась:
– Хорошо. А то мне через неделю в больницу ложиться.
Вот так, совершенно неожиданно, я узнал, что через две недели стану отцом.
**
Знаете, чем роды отличаются от любой другой операции? Своей неотвратимостью. И неважно, сама рожаешь или тебе делают операцию, все равно понимаешь, что не сбежишь, не скроешься.
Если бы можно было в последний момент отказаться, я думаю, что население земного шара бы уполовинилось.
Самое страшное – это последняя неделя. Ожидание убивает, натягивает нервы, парализует мозг. Сегодня? Или завтра? Если я сейчас лягу спать, то где проснусь? Это уже схватки? А теперь это уже схватки? А вот это уже точно схватки! Или нет?
– Тебе хорошо, ты второй раз рожаешь, не так страшно, – завистливо говорит соседка по палате.
– Наоборот, еще страшнее. Это первый раз еще не знаешь, как это будет, питаешь иллюзии…
Молоденькая соседка бледнеет и отворачивается к стенке.
– Ты не волнуйся, – пытаюсь я ее подбодрить, – все будет хорошо.
– А если нет?
– То плохо. Шучу.
Девушка смотрит на меня прозрачными глазами и вдруг начинает хохотать. До слез. Через полчаса у нее начинаются схватки, ее уводят. Но за это время мы становимся родными, людьми, хотя даже не спросили друг у друга имена. Все спросили: мальчик или девочка, как назовешь, как прошла беременность, что сказали на УЗИ и тому подобное, а вот собственные имена спросить забыли. Наверное, обе понимали, что все равно не запомним.
Я бодрюсь. Рассказываю всем смешные истории про ремонт. Делаю вид, что страшная оптимистка. Днем получается отвлечься, а ночью приходят дурные мысли. Среди ночи звоню Наташке.
– Наташ, если со мной что-нибудь случится, ты позаботишься о Машке?
– Непременно, – отвечает добрая подруга, – я подберу ей детдом посимпатичнее.
– Ты злая.
– А ты не дури голову. Спи.
Что может быть страшнее врача? Врач, который шутит. К исходу тридцать девятой недели беременности мне сообщают, что рожать не дадут, будут оперировать.
– Когда?
– Скоро.
– Когда скоро?
– Да вы не волнуйтесь, беременной от нас еще никто не уходил.
Врачи смеются…
Я бессмысленно шатаюсь по коридорам больницы, захожу на этаж, где лежат женщины с детьми, через стеклянную дверь смотрю на туго запеленатые «батончики», которые развозят по палатам.
Неужели у меня в животе ребенок? Как она там помещается?
Сергей приходит, приводит Машу. Машка ноет, что ей без меня плохо, кричит животу: «Наташка, вылезай!»
Сергей все делает очень бодро: бодро говорит, бодро ходит, бодро рассказывает, как все будет хорошо. А глаза больные и вздрагивает при каждом стуке. Я боюсь ему лишний раз звонить, потому что теперь вместо «Алло» он орет в трубку «Что случилось?». А я каждый раз отвечаю «Пока ничего».
– Ну все, осталось самое простое! – сказал я и улыбнулся. – Девять месяцев мучений позади, всего пару дней поваляться на койке, и все. Все обязательно будет хорошо. Просто образцово-показательно!
Телефонный звонок заставил меня подпрыгнуть на месте.
– Извини, – сказал я зеркалу (именно к нему был обращен мой успокаивающий монолог),- я на минуточку. Алло?
Звонила Катя.
– Привет! – сказала она.
Не «Мяу!», не «Ну как ты там?», не «Слушай, я забыла дома важную хреновину» – именно «Привет!». И голос такой… напряженный. Как-будто она два часа рыдала, а теперь делает вид, что все хорошо. Я все понял. Случилась беда.
– Ничего не скрывай,- попросил я, – что произошло?
– Да ничего.
– Какие-то отклонения? Когда у тебя последний раз был врач?
– Только что.
– В половине девятого вечера? Почему ты вызвала врача? Начались схватки? Отошли воды?
– Какие воды? Да все нормально! Врач был не прямо сейчас, просто я спала, поэтому кажется, что недавно.
«Она не хочет жаловаться, – сообразил я. – Видимо, ей нужна моральная поддержка. Отлично, организуем».
– Вот и хорошо, моя умница! Я просто уверен, что у тебя все пройдет без сучка без задоринки! То есть у нас все пройдет. У меня предчувствие.
– Какое предчувствие? – голос Кати напрягся.
– Что у тебя не окажется никакой патологии! Ни преждевременных родов, ни обвития пуповины…
– Слушай, где ты этого набрался? «Воды», «пуповина», «патология»?
– Патологии не будет,-для убедительности я сделал амплитудный жест рукой.
Груда журналов «Здоровье», «Мать и дитя» и родственных им грохнулась со стола.
– Ты упал?
– Да все отлично! Ты только не волнуйся! У меня отличное настроение. И самочувствие.
Прижав трубку плечом, я попытался собрать красочные СМИ с пола, задел стул с одеждой, но успел поймать его у самого пола. Но Катя все-таки услышала вырвавшееся у меня экспрессивное междометие.
– Сергей, – попросила она, – ляг куда-нибудь. Желательно на пол.
– Почему на пол?
– Оттуда труднее всего свалиться.
«Она хочет сообщить шокирующую новость!» – понял я.
– Кошка! Если нужны какие-то особенные лекарства или особенное оборудование, ты только скажи…
– Сейчас скажу. Если ты перестанешь трещать.
Я заткнулся. В трубке нависла подозрительная тишина.
– Катя! – не выдержал я. – Ты почему молчишь? Схватки начались? Я сейчас еду!
– Еще раз так заорешь, точно схватки начнутся. Так, что-то я хотела…
На сей раз я закусил губу, чтобы не прерывать затянувшееся молчание.
– А Машка где? – наконец отозвалась роженица, и я судорожно вздохнул.
– У подружки. Кажется в сто восемнадцатой. Или в сто двенадцатой.
Я снова замер.
– Ага, вспомнила. Слушай, я забыла дома желтенький пакетик с… нужными вещами. Он должен лежать возле дивана. Или на столе. Ну, где-то там. Найди, ладно?
