Энн Стюарт - Невеста для блудного сына
— Ты же не ребенок, Каролин, — раздался в темноте его шепот. — Наслаждайся тем, что я могу тебе подарить.
Она вцепилась в его длинные волосы, но Алекс не обратил внимания. Он продолжал работать языком, и она едва не расплакалась от наслаждения. Она ни разу не позволяла ни одному мужчине делать с ней такое — было в этом нечто слишком интимное, слишком унизительное. Она уронила руки на матрац и стиснула зубы, пытаясь не дать выхода чувствам, что рвались наружу сквозь завесу ее ярости. Ее била дрожь, руки нервно сжимали край простыни. Она даже прикусила губу, лишь бы только ничего не сказать, ничего не попросить у него. Укусила так больно, что тотчас ощутила во рту соленый привкус крови. Ей хотелось одного — чтобы он прекратил, хотелось выползти из темноты на свет, убежать от сладковатого дыма спутанных желаний, которые очистили ее сознание от всяких мыслей, кроме одной — о том, что он делает с ней.
И ей это почти удалось, когда он неожиданно отстранился от нее, и она издала горестный крик. Крик отчаяния и утраты. Каролин тотчас открыла глаза и обнаружила, что он распластался на ней, ощутила его теперь уже разгоряченное тело, скользкое от пота. Он взял в ладони ее лицо и заглянул ей в глаза.
— Ты хочешь, чтобы я остановился?
Она посмотрела на него, не в силах произнести даже слово. Ее била дрожь, била с такой силой, что она была не в состоянии совладать с ней, охваченная желанием, какого она ни разу не испытывала. Алекс прикоснулся к ее губам, и его пальцы ощутили кровь.
— Ты прокусила губу, — сказал он. — Теперь можешь укусить меня.
И он накрыл ее губы горячим ртом.
По идее ему должно быть больно, но ей было некогда об этом думать. Когда он отстранился, на его губах тоже была кровь. Его поцелуи, влажные и жадные, она теперь ощущала на шее. Интересно, остался ли после них кровавый след, как от зубов вампира, мелькнула в ее голове мысль, но она тотчас выбросила ее. Какая разница.
Каролин задыхалась. Когда его сильные руки наконец накрыли ее грудь, она изогнулась в сладких конвульсиях и устремилась ему навстречу, пытаясь притянуть его к себе ближе, охваченная желанием, чтобы он довел до конца то, что начал.
— Не торопись, Каролин, — прошептал он, отталкивая ее назад на подушки. — Нам некуда спешить. Все время в этом мире наше.
— Нет, — прошептала она сдавленным шепотом и открыла глаза. Огонь отбрасывал на их тела пляшущие отблески — темные, языческие, таинственные. — Я не хочу… не надо вынуждать меня, чтобы я тебя о чем-то просила.
Его руки скользнули к ее ногам и развели их в стороны.
— Мой ангел, я не собираюсь тебя вынуждать, — прошептал он. — Это я должен тебя умолять, а не ты меня.
Она схватила его плечи и вонзила ногти в упругую, гладкую кожу.
— Нет необходимости. Я сделаю все, что ты захочешь.
— Возможно, в следующий раз, — прошептал он и положил руку ей между ног. Она тотчас дернулась и вскрикнула. — Держись, мой ангел.
Каролин вся напряглась, уверенная, что сейчас он войдет в нее и сделает ей больно.
Но этого не произошло. Она ощущала головку его члена, твердого и горячего, однако Алекс не сделал ни малейшего движения. Он ждал, терпеливо ждал, застыв в неподвижности, и вскоре ей показалось, что она вот-вот истошно закричит.
— А теперь ты можешь открыть глаза, Каролин, — прошептал он.
Она тотчас распахнула веки и впилась в него взглядом, не в силах издать ни единого звука, а он медленно, мучительно медленно вошел в нее, наполнив собой все ее естество так, что по ее телу пробежала дрожь еще до того, как он погрузился в нее до конца.
Ее дыхание превратилось в сдавленные всхлипы, по лицу одновременно катились пот и слезы. Она схватила его за плечи с такой силой, что пальцы ее онемели, а мир вокруг сжался до размеров его горячего члена, как будто ничего другого в нем не существовало.
Вынести это было выше ее сил, и она попыталась отстраниться, однако он крепко схватил ее за бедра и прижал к постели.
— Прими меня, Каролин, — прошептал он. — Тебе ведь самой этого хочется. Не бойся. И прими меня.
Каролин прекратила борьбу. Она прекратила дышать. Ее сердце перестало биться, а он тем временем вошел в нее до конца, буквально пригвоздив ее собой к кровати.
Она понятия не имела, что выкрикнула, когда по телу пробежала первая сладкая судорога. А потом вторая, третья. Казалось, этим волнам наслаждения не будет конца. Они раз за разом сотрясали ее тело, и она растворялась в них без остатка. Алекс закрыл ей рот рукой, сдерживая ее крик, а сам продолжал погружаться в нее снова и снова, пока, наконец, не застыл в ее объятиях, и она ощутила, как в нее вливается его горячее семя. Каким-то шестым чувством Каролин поняла, что он стал частью ее, и она вновь ощутила себя беспомощной и потерянной.
Прошло какое-то время, прежде чем он пошевелился. Вернее, сначала он выругался и затем вышел из нее и встал с постели.
— Черт, — пробормотал он, и Каролин даже затуманенным сознанием уловила его недоумение, а потом — почему-то — раздражение и злость.
Она подождала, пока дверь ванной комнаты закроется за ним, и осторожно встала с постели.
Ноги тотчас сделались ватными, и она едва не рухнула на пол. Чтобы не упасть, Каролин ухватилась за край кровати, сделала глубокий вдох и призвала последние остатки сил, какие еще имелись в ее разбитом теле.
Впрочем, даже их не хватило на то, чтобы натянуть джинсы. Тогда она накинула на себя ночную рубашку и вышла в коридор. Если ей кто-то попадется навстречу, она придумает какую-нибудь отговорку. Никому и в голову не придет, чем она только что занималась. Ведь даже ей самой в это верилось с трудом.
Главное — бежать, скрыться от него как можно дальше, бежать из этой комнаты, из этой постели, от него самого, от его тела, его запаха. Каролин чувствовала себя совершенно разбитой, потерянной, опустошенной, причем сама не могла сказать почему. Лишь одно она знала точно — ей нужно бежать, прежде чем он прикоснется к ней еще раз.
Алекс стоял в ванной комнате и смотрел на свое отражение в зеркале. Ну и вид, подумал он. В общем, из зеркала на него смотрел полный мерзавец, каким он, безусловно, и был. Ему было все равно, что всего несколько часов назад она едва не убила его. Ему было все равно, что он только что подарил ей удовольствие, какого она никогда не знала. Он смотрел на свои налитые кровью глаза, осознавая, что совершил грубую тактическую ошибку.
Ошибку, которую он наверняка повторит еще не раз, если не сумеет справиться со своими бешеными гормонами до того, как выйдет из ванной. Она, наверно, уже уснула в постели, свернувшись калачиком, словно ребенок, может, даже сосет большой палец. На ее бледном лице следы высохших слез, а на бледных губах улыбка, и он не найдет в себе сил уйти и больше не тронуть ее.
