Иван Жагель - Состязание в непристойностях
Небольшой перелом в их взаимоотношениях наступил лишь чуть позднее, когда они уже покинули зоопарк и зашли перекусить в находившийся поблизости итальянский ресторан. В ресторане имелась детская комната с игрушками и телевизором, и, съев порцию спагетти с грибным соусом, Илья убежал к своим сверстникам. Минут пятнадцать он отсутствовал, а потом ненадолго вернулся, чтобы попить воды. Но подошел он не к матери, а к Калачникову: опершись одной рукой об его колено, Илья другую руку протянул в сторону своего бокала, мол, подай, и, жадно глотая потом воду, он продолжал держаться за ногу Петра.
Калачников замер, чтобы не спугнуть чем-то мальчишку. Да что там, он превратился в соляной столб. Ситуация была весьма комичной. По улыбке Марины Петр догадался, что она все поняла, и, когда Илья опять убежал, поинтересовался:
— Он признал меня?
— Возможно, — пожала она плечами. — Хотя мне иногда кажется, что он не признает даже меня. Ты не представляешь, как он может показывать свой характер.
Это был один из самых замечательных обедов, которые случались у Калачникова за последнее время. Они ели душистые, сваренные в чем-то остром мидии, запивали их хорошим белым вином и не спеша болтали о жизни. И что удивительно, Петру давно уже не было так интересно.
Если сын Волкогоновой еще, возможно, и не признал Калачникова, то сама Марина относилась к нему уже с большим расположением и поведала много личного, что рассказывают только очень близким людям или хотя бы хорошим знакомым. Он узнал, что Марина родилась в Москве, в доме, окна которого выходили на Бульварное кольцо, но этот старинный особняк из-за крайней ветхости давно уже снесли. Что в детстве у нее была собака — обычная дворняга — по кличке Профессор, так как вокруг левого глаза у псины имелось черное пятно, похожее на монокль. Что лет до двенадцати Марину каждое лето отправляли в деревню к родителям отца и однажды она наступила там на борону — ногу проткнуло насквозь, и ее пришлось даже зашивать. Что когда ей было семь лет, умерла от рака ее мама, а когда исполнилось пятнадцать, от инфаркта скончался и ее папа, и она переехала к дедушке — маминому отцу, но после этого еще два года ездила через весь город в старую школу, где у нее осталось много друзей. Дорога отнимала много времени, и дедушка вначале хотел запретить такие ежедневные путешествия, но потом уступил настойчивым просьбам Марины с условием, что она будет учиться на одни пятерки. И она-таки закончила школу с золотой медалью.
— У тебя вообще чувствуется мужское воспитание, — пошутил Калачников.
— Если ты намекаешь, что я бываю жестковата или упряма, то так воспитал меня не дедушка, а жизнь. Кстати, я только поступила на первый курс мединститута, когда умер и он.
— О Господи! — воскликнул Петр. — Сколько же тебе пришлось пережить?! Я сейчас разрыдаюсь! На примере твоей жизни можно написать душераздирающий английский роман о маленькой девочке, на которую обрушились всевозможные невзгоды, но, преодолев их, она все же стала кандидатом медицинских наук и вырастила прекрасного сына.
— Я не была идеальной, — засмеялась Марина. — На втором курсе на студенческой вечеринке я напилась так, что меня потом подобрала на улице милиция. Об этом сообщили в деканат, и меня едва не исключили из института. Спасло меня то, что ректор был старинным другом моего деда. А на четвертом курсе мне пришлось уйти в декретный отпуск.
— Хотя бы раз в жизни напиваются все, — поддержал ее Калачников. — А с сексом все еще сложнее. Я впервые сделал это в шестнадцать лет с двоюродной сестрой.
— С сестрой?! Как ты мог?!
— Я же сказал, с двоюродной!
— Какая разница?!
— Мы оба этого очень хотели.
— Все равно бесстыдник!
— Кто бы говорил…
После ресторана они по требованию Ильи заехали еще в парк Горького и посетили практически все имевшиеся там аттракционы. В другой ситуации Марина вряд ли бы устроила сыну такой праздник — удовольствий, как и сладкого, должно быть в меру, — но она понимала, что делает одолжение еще и Петру.
На большинстве аттракционов Калачников катался вдвоем с Ильей, а Марина оставалась внизу. И теперь уже мальчишка, когда ему становилось страшно, сам вцеплялся в ладонь нового маминого знакомого, сам прижимался к нему.
К дому Волкогоновой Калачников подъехал уже около десяти вечера. После целого дня, проведенного на свежем воздухе, и массы ярких впечатлений Илья заснул на заднем сиденье еще на полдороге. Петр сказал, чтобы Марина не будила сына, и на руках отнес его наверх. Поднимаясь в лифте, он думал о том, что еще ни одно существо в мире не доверялось ему так, как этот белобрысый мальчишка.
Пока Марина в детской раздевала и укладывала сына, Калачников сидел в гостиной на диване. Потом она появилась в проеме двери и спросила:
— Хочешь чаю?
— Нет, я хочу тебя, — ответил Петр.
В этот раз она не стала возражать, а деловито, как после десяти лет брака, заявила:
— Подожди, я приму душ.
Вскоре Калачников услышал, как в ванной комнате зарычали старые трубы и зашумела вода. Тогда он тоже разделся и пошел к Марине.
Ничего путного под душем у них не получилось, только налили много воды на пол. Так что, прежде чем пойти в спальню, им пришлось поработать тряпками — Марина боялась, что зальет живших снизу соседей.
Наконец они добрались до кровати. После душа тело у нее было еще прохладным. Он стал целовать ее в губы, в шею, но вдруг Марине показалось, что он хмыкнул.
— Что? — отстранилась она.
— Мне очень понравилось ходить в зоопарк, — честно признался Калачников. — Мы обязательно это повторим.
Глава 16
Если моральная усталость от участия в шоу «Танцуют звезды» поселилась в Калачникове уже давно и он все больше сомневался в целесообразности своих ежедневных бальных упражнений, в том, что эта суета поможет ему заполучить место ведущего «Волшебного колеса», придаст новый импульс его карьере, то в одно прекрасное утро Петр вдруг почувствовал и невыносимую физическую усталость. Он проснулся поздно, когда нежаркое осеннее солнце уже заливало бледным светом его квартиру, и понял, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой.
Вроде бы и спал он этой ночью вполне нормально, лишь однажды поднявшись в туалет, а потом сразу же задрыхнув опять, и кошмары его не мучили, и проспал он почти восемь часов, а все же не чувствовал себя полностью отдохнувшим. В нем не было той бодрости, свежести, которые человеку свойственно ощущать по утрам.
Вчера они с Вероникой репетировали дольше обычного. До очередного телевизионного конкурса оставалось всего два дня, а танец квик-степ у них совершенно не шел. Он требовал легкости, можно даже сказать, порхания над паркетом, что являлось непосильной задачей для налитых чугунной тяжестью ног Петра. С таким же успехом можно было танцевать с гантелями в руках. Аркадий Мухамедшин нервничал, витиевато матерился, заставлял их повторять отдельные куски квик-степа снова и снова и, в конце концов, отправил отдыхать, понимая, что большего в этот день он уже от своих подопечных не добьется — только загонит их окончательно.
