Галина Артемьева - Пуговица
— Возьми меня в твои короли, — предложил вдруг артист после трех ничего не значащих фраз.
— То есть? — опешила Рыся.
— Ну, я тебя еще на берегу приметил. Хороша! Допусти до тела… Я много чего могу. Звезду из тебя сделаю. Будешь на всю страну петь.
Рыся даже ушам своим не поверила. Вот так, с ходу, «допусти до тела»… А сам с женой тут. Боевой какой дяденька-певец!
— Я сама из кого хотите звезду сделаю, — презрительно ответила девушка. — У вас сил не хватит со мной тягаться.
Кумир с легкой опаской вгляделся в ее лицо: может, шутит?
— Ты тут с кем-то… серьезным? Извини, если обидел.
Он, оказывается, хорошо понимал расклады.
— Я сама по себе очень и очень серьезная. Так что лучше соблюдать дистанцию, если хотите спокойно продолжать путешествие, — бесстрастно ответила Рыся.
Певец слинял. И больше не подходил.
Но все же корабль их, такой прекрасный и величественный, так хорошо прилаженный к морю, иногда казался начиненным червями, а не людьми.
Жаль.
Впрочем, мимолетные гадостные ощущения уносились с первым же легким морским ветерком.
А вот впечатлений дивных, изменивших их взгляд на жизнь и даже их планы, сосчитать и перечислить не получалось.
Они увидели настоящий восточный город Стамбул во всем его пестром великолепии и, гуляя несколько часов по его древним уличкам, вдруг ощутили дыхание древней цивилизации. Византия, Константинополь… Все приблизилось и стало явью, реальностью. Строчки детского учебника по истории античного мира ожили, и оказалось: все правда.
В детстве казалось: этого не могло быть. Это было слишком давно. Но это жило и сейчас, радуя их души осмысленностью существования человека. Каждый человек теперь казался яркой ниточкой в пестром и невыразимо прекрасном ковре, который составлялся из судеб и деяний людских.
Оказавшись в Венеции, тоже долго отказывались этому верить. И площадь Святого Марка, и голуби, и вода, вода повсюду, и гондолы, и дворцы, и бесчисленные лавчонки, магазинчики, и другие люди. Совсем иной мир, беззлобный, добродушный, неиздерганный мир людей, живущих среди воды и прекрасных загадочных зданий, видевших на своем веку столько всего…
Воображение разыгрывалось…
Они фотографировались, прокатились на гондоле, не считаясь с ценой этого сбывшегося сна.
— Не думала, что увижу. Не мечтала даже… Увидела… Не верю, — как околдованная, лепетала Ляля.
— Вы — одна семья? — спросил гондольер.
— Да, — ответила Ляля, говорившая по-итальянски.
— Сестры? — полуутвердительно произнес ее любопытный собеседник.
— Он спрашивает, не сестры ли мы, — с изумлением перевела своим Ляля, еще совсем недавно плакавшая об ушедшей навсегда молодости.
— Мама, — смеясь, ответили лодочнику все младшие Мухины.
— Не верю! — воскликнул итальянец театрально.
— Это правда, — подтвердила гордая мать семейства.
— Тут не все твои! — проницательно заметил гондольер. — Вот этот молодой красавец не может быть твоим сыном.
Он указал на Дениса.
— Почему? — заинтересовалась Ляля.
— Он слишком взрослый, чтоб быть твоим сыном, — объяснил лодочник. — И не говори мне, что я ошибся.
— Нет, не ошибся, — согласилась счастливая Ляля. — Он не мой сын. Но по возрасту как раз мог бы быть им.
— Да, бывают чудеса, — весело продолжил ее собеседник. — И в десять лет рожают…
Ляля переводила, все потешались, Денька гордился своим солидным видом… Счастью предела не было.
Из Венеции поплыли вниз, в Бари. Именно сюда много веков назад привезли итальянские купцы мощи великого христианского святого: Николая Мирликийского, Чудотворца. Когда-то архиепископ Николай служил Господу в храме Мир Ликийских. Там и был погребен. Прошли века, турки стали владычествовать на территории Византии. И вот итальянские христиане сумели выкупить мощи почитаемого святого, привезли их в Бари, куда и по сей день стекается народ с молитвами о помощи.
История вновь ожила. Деяния Святого Чудотворца приблизились, когда спустились путешественники в крипту базилики Святого Николая.
Как же давно все они не были в храме, копошась в своих непрестанных делах! Тут, в крипте, они словно очнулись после летаргического сна.
Но, когда вспоминали о том первом путешествии, столь богатом на впечатления, почему-то, как самый решающий момент, что-то главное для них всех определивший, приходила на ум Греция, Пирей, поездка в Афины.
Зной. Они отошли от своей группы и на недолгое время остались одни. Небо, солнце, древние развалины.
Ляля стояла с закрытыми глазами. Дети знали эту ее особенность: она все еще отказывалась верить сбывшейся мечте, закрывала глаза и стояла так, привыкая к мысли, что все это на самом деле. Слезы текли по ее щекам. Она открывала глаза, растерянно улыбаясь, и вновь закрывала.
— Сбылось, — говорила она время от времени. — Никогда не думала, но — сбылось! А я не смела даже мечтать…
И тут девчонки заметили, что по щекам их сдержанного друга Деньки тоже ползут слезы.
— Уроды, — зло шептал он. — Что с людьми делали! Не пускали никуда. Тюрьма, а не страна. А нам врали, что мы лучше всех. Помнишь, Рыська, как в пионеры принимали?.. А тут жизнь. И солнце. И все правильно. Просто живут себе люди и радуются.
Именно там, в Афинах, всех их почему-то посетило острое желание никуда больше не уезжать. Остаться и жить среди всего этого — пусть бедно, пусть как угодно. Но именно там. Почему — и не объяснить. Так получилось.
И именно там Денька пообещал, что обоснуется когда-нибудь в доброй стране и что возьмет с собой всех, кто захочет. Из их тесной компании, разумеется.
— Меня возьми, — попросился Пик.
— Если мама разрешит, — обнял его за плечи Денька.
— Да и я бы с вами, — беззаботно согласилась Ляля.
Что говорить! Этого хотелось в тот момент всем им.
Потом, когда собрались идти к автобусу, чтобы ехать в порт, Пик рванулся к маме и споткнулся о Денькин рюкзак. Рюкзак с виду был невелик, но почему-то даже не сдвинулся с места, а Пик ойкнул и принялся подскакивать на одной ноге.
— Что у тебя там? — с удивлением простонал он, указывая на скромный заплечный мешок старшего друга. — Кирпич, что ли?
— Кирпич! — многозначительно подтвердил Денис.
И правда: достал ровный гладкий красный кирпич.
— Волшебный! — ахнул Пик, забывая о боли.
— Неужели тот самый? — недоверчиво восхитилась Рыся.
— Тот самый, Рыська, — согласился названый братец.
— Так, значит, у тебя по-настоящему был волшебный Кирпич? — завороженно пропел младший член их дружной компании.
