Галина Щербакова - Лизонька и все остальные
Вот тогда он стал писать в свои тетрадки факты своей жизни и возможные последствия от этих фактов.
Например. Ниночка и детки были на оккупированной территории. Если опять за это начнут таскать, справка о ее участии в партизанском отряде
прилагается. И действительно, прилагалась четырежды разорванная бумажка, старательно выклеенная на картоне. Когда-то в сердцах Ниночка ее рванула с криком: «Я что? Детьми рисковала из-за этой бумажки? Да пошли они все…» Он тогда поднял ее и тихонько наклеил. Откуда мы знаем, что нас ждет? Так по деталям, по мелочи вел старик реестр. Дошло дело и до собаки. Ведь он умрет раньше Нюры – это ясно. А собака в свою очередь может пережить Нюру. Тогда ее путь будет определен категорически – живодерня. Народ у нас пошел крутой, своя, человеческая жизнь копейки не стоит, а уж собачья?
Надо сказать, что после того, первого раза старик бывал у Женьки, старой Колюниной пассии, еще и еще. Нюра про это ничего не знала, что уж, конечно, странно. Болтливый наш народ по всем правилам должен был ей это донести в уши. Не донес. В этом было даже что-то плохое, какая-то перемена народного естества. Что ж сталось с вами, люди, если вам неинтересно, зачем это я беру свою палочку с лошадиной мордой и прусь далеко от дома к чужой бабе? Старик думал: Нюре донесут, я ей все объясню, и мы пойдем тогда к Евгении вместе. Будет Нюре подружка, когда меня не станет. Но Нюра так ничего и не узнала. Берет он свою палочку, а она ему: «Ты, случаем, не в сторону Нелеповки? Глянь там в сороковом магазине мойву. Но сначала понюхай, а то у них лежит, лежит и заванивается». Что он делал, когда приходил к Женьке? А ничего… Приходил, садился на табуретку, Женька рассказывала, как болит у нее культя, «аж до паморок». Говорила и то, что обычно мужчине не говорят: «Мажется у меня, дед, и мажется… Наверное, рак… Но глянь, я ведь с тела не спала, а раковые, они ведь худеют до скелета». Иногда угощала его, если попадал к ней во время еды. Готовила Евгения грубо, но вкусно. Туда-сюда накидает в чугунок крупными кусками все, что в доме найдет, поколдует с какими-то травками, глядишь – так все сочно, так духовито, что уже и не откажешься попробовать. Подливку Женька вылизывала кусочком хлеба и обязательно пальцами. Да как же так можно? Да что мы – дикари какие? Ты б еще и языком тарелку лизала. А тут, у Женьки, все это терпел. Даже не то что терпел, просто это его никак не раздражало и не задевало. Однажды он ей сказал: «Когда нас заховают, возьмешь собаку, Шарика». – «Так у меня ж рак»,– гордо так сказала Женька. Получалось, при наличии такой важной болезни дворняга ей как-то не личит. «Не думаю, – ответил старик. – Ты, кроме ноги, здоровая». – «Почему это?» – обиделась Женька. «Пищу твою больной организм не принял бы. Она у тебя… Со звоном… У тебя внутри все колом встало бы, если б что…» – «Пища как пища, – ответила Женька, – не кацапская».
10
Теперь Женька висела на своих костылях и смотрела на Ниночку, а собака, умница, ничего, не загавкала на чужую, а наоборот, вышла на середину кухни и стала громко чесаться. Вроде поняла, судьба, мол, моя решена, можно и блохами заняться.
– Слава Богу! – перекрестилась Ниночка. – Слава Богу! – Она подала Женьке табуретку, подумала и предложила: – Наливку не хотите? От мамы осталась…
– Она так все тайком и баловалась? – спросила Женька.
– Стеснялась, – ответила Ниночка.
И когда они уже глотнули из стареньких треснутых чашек, которые всегда жили в летней кухне и даже на зиму не перебирались в дом, Ниночка вдруг сообразила, кто перед ней.
– Вы? – уточнила.
– Ну… – сказала Женька.
Потом на пороге появилась Лизонька.
– Ничего себе! А я что, собака?
Наливать было уже нечего, пришлось дать ей глотнуть из Ниночкиной чашки.
– Воды! Воды! – закричала Лизонька. – Это же невозможно сладко!
Потом заявилась Роза, кивнула Женьке, села на чурбачок, закурила. Пришла и Леля, и прежде всего сказала твердым голосом:
– У меня послезавтра пленум. Еще надо читать материалы.
– Ну, и отваливай, – сказала Ниночка.
Скандал бы случился определенно, он уже вполне накопился в воздухе летней кухни, плотный и горячий, и только искал себе жертву, которую легче всего запалить с обоих концов.
– Если вы оставите деньги, – сказала Женька, – то я справлю и девять дней, и сорок. А хотите – сами. Мое дело предложить.
– Да! Да! – закричала Леля. – Конечно, оставим деньги…
– Нет, – тихо сказала Лизонька. – Это не по-людски. Спасибо, конечно! Но тут должны быть свои люди, родные…
– Она – своя. Наша, – громко, на всю кухню прогремела Ниночка. – Она – Женя, Колюнина невеста.
Про невесту уже успела услышать Анюта. По ее не вымытой еще после сна мордахе можно было прочесть, что она думает обо всем об этом. Невеста та еще! Старуха с протезом торчком поперек кухни, лицо у невесты от наливки пошло пятнами, а челюсть так отвисла, что хоть кидайся ее подвязывать.
– Да ну вас, скажете, – смутилась Женька. Жених и невеста, тили-тили тесто, тесто засохло, а невеста сдохла…
Анюта захохотала. Ничего! Не слабо!
– Сколько нужно денег? – делово спросила Леля.
– Ты езжай себе, – сказала Лизонька, – а мы остаемся на девять дней… Я сейчас птица вольная, каникулы, а Роза возьмет за свой счет. Отвезешь ее заявление. А вот сорок дней, – Лизонька повернулась к Женьке, – тут вы нас выручайте, Христа ради.
– Какой разговор! – махнула рукой Женька. – И панихиду закажу, и узвар сварю, и кутью. Мне деньги только на водку надо.
Стали считать, сколько надо будет водки, но тут собака аж зашлась от лая. С большой палкой вошли во двор молодые мужик и баба.
– У нас ордер, – сказал мужик, – так что, – он развел руками, – все вокруг мое.
– Вот видите, – удовлетворенно сказала Леля. – Живые люди… Пришли…
– А мы дохлые? – спросила Ниночка. – Вчера только похоронили, чего ты так бежишь? – Грубо так спросила.
– Десять лет уже бегу, – зло сказал мужик, – так что мне, можно сказать, невтерпеж.
– Вот там! – показала на уборную Анюта.
И неизвестно, чем могла кончиться эта парламентская беседа, если бы не Женька. Она вышла из кухни и сказала:
– Петя! Девять дней отметим, и вселяйся. Раньше нельзя. Покойники этого не любят. Будут ночью приходить, душить будут… Это ж только так говорится – покойник, а на самом деле, если что не так, такое устроят…
– Ой-ой! – заверещала женщина. – Я боюсь!
– Не бойся, дурочка, – продолжала Женька. – Огляните все, прикиньте, что у вас будет и как, а после девяти дней – грузитесь.
– Потом посмотрим, потом, – женщина тянула Петю со двора.
Леля не выдержала, вмешалась.
