Анастасия Соловьева - Любовь по правилам и без
– Не поэтому, – сказала Танюшка, покраснев, – я хочу, чтобы... вы обрадовались!
– Вот и в спектакле все то же самое! – воодушевившись, продолжала я. – Девочка поет перед родителями, чтобы порадовать их. Но разве взрослого человека может обрадовать такая малость?!
– Это вовсе не малость! – перебила меня Светка.
– Я-то понимаю как раз! А вот герои спектакля – отнюдь. Если бы они ценили такие вещи, не стали бы потакать своим гнусным сексуальным желаниям!
– Таня, иди делай уроки! – Стив сурово посмотрел в мою сторону. – Ты молодец – правильно определила эмоциональное состояние своей героини. А теперь, пожалуйста, займись английским. Светлана Михайловна обещала помочь тебе.
Светка последовала за Танюшкой в ее комнату. Я приступила к мытью посуды, а Стив включил телевизор.
Никто не заметил, как воскресный день плавно трансформировался в воскресный вечер.
Глава 15
Светка перевела с Таней несколько диалогов и унеслась на последнее свидание в своей жизни. Стив посмотрел по телевизору футбол. Я перемыла тарелки, разобрала стиральную машину и перегладила целую гору белья.
Поздним вечером мы со Стивом собрались выпить чаю. Танюшка в это время уже спала: недавно перенесенный грипп вкупе с напряженным образом жизни плохо сказывались на ее физическом состоянии, она легко переутомлялась и быстро засыпала.
Не без изящества сервированный чайный стол призван был обратить на себя внимание Стива. Чай вдвоем – редкая и счастливая для нас минутка! Мы по-прежнему мало бываем вместе. Мало разговариваем о пустяках. Кто-то, может, и усмехнется: такие разговоры – напрасное сотрясение воздуха. Ну а я – я полжизни промечтала о диалогах в духе Эрнста Хемингуэя, участницей коих я мнила себя. Я сочиняла эти диалоги лет с двадцати, с того момента, как книги Мастера впервые попали мне в руки. Я придумывала их на лекциях и в метро, блуждая по магазинам и на вечеринках. Я стремилась быть меткой, лаконичной и остроумной – и все это ради того прекрасного воображаемого собеседника, неясный образ которого поднимался со страниц чýдных хэмовских книг.
Нельзя, конечно, утверждать, что Стив похож на героев Хемингуэя или что наше общение выдержано в той небрежной ироничной манере, которой я грезила двадцать лет назад... Теперь я начинаю догадываться, что грезила я вовсе не манерой, а тем глубинным пониманием и теплом, теми подводными течениями, которые, минуя фразы и предложения, текли из одного сердца прямиком в другое...
Тонко нарезанный лимон на хрустальном блюдечке, румяные ватрушки, розоватые сливки в старинном фарфоровом молочнике... Я, можно сказать, нутром предвкушала идиллию. И вдруг совершенно некстати в прихожей раздался звонок.
– Нас нет дома, – мгновенно нашелся Стив.
– Увы, мы дома! И наша девочка спит. А если незваные гости станут проявлять настойчивость, они разбудят ее.
Стив поднялся и вышел в прихожую. По его лицу я догадалась, что он не меньше моего мечтал о таком чаепитии, чтобы содержание нежности в воздухе над столом достигло предельно допустимой концентрации.
В прихожей загремели замки, и скоро я услышала Стасин голос. Что и говорить, сейчас она не очень-то кстати... но, с другой стороны, хорошо все-таки, что она пришла.
С той минуты, как я узнала об отъезде Арвида, мои мысли снова и снова возвращались к ней. Знает ли Стася, что Арвид возвращается в Ригу? А если знает, то как реагирует? В последний раз мы говорили несколько дней назад, и речь, как обычно, в основном шла об Арвиде. Про noname тогда она не сказала ни слова, лишь однажды упомянув, что виртуальный друг посоветовал ей одну хитрую психологическую уловку.
– Есть простой способ отделаться от зависимости, – проповедовал noname. – Достаточно убедить себя, что страдаешь не ты, а кто-то другой. Точнее, страдает тело, а дух здесь как бы ни при чем.
Помнится, Стася с раздражением кинулась объяснять мне, что ее любовь особого свойства. Она любит Арвида именно душой – приписывать такие переживания телу просто кощунство. Дальше она опять начала рассуждать про Арвида, а тема noname скрылась в тени, едва возникнув.
– ...Проходи, Настя. Располагайся, – радовался Стив. – Ты угадала точно к чаю... А вообще, по случаю твоего прихода чай можно заменить чем-то более интересным.
– Это, например, чем? – спросила она, присаживаясь к столу.
– Вином, мартини или коньяком. Что ты предпочтешь?
– Коньячка выпить можно, – устало ответила Стася.
Стив пошел в кабинет за коньяком, я вытащила из холодильника сыр и буженину. Спросила:
– Может, хочешь чего-нибудь посущественнее?
– Хочу. Мне все равно чего – целый день не ела.
Вернулся Стив, разлил по рюмкам коньяк. Стася лишь пригубила пронзительно-темного напитка и с жадностью принялась за еду. Я заметила, как у нее зарумянились щеки, но губы по-прежнему были болезненно бледными. От этого нездорового цвета мне тоже становилось не по себе, а сердце потихоньку заполнялось мучительной жалостью.
Стася доела оставшийся от обеда салат с лобстерами, сделала себе бутерброд с ветчиной и запила его чаем с ватрушкой.
Стив предложил тост: он хотел бы почаще видеть дочь у нас в доме.
– Конечно, Настя. Почему ты так редко заходишь к нам? – спросила я.
Стася оставила вопрос без ответа – молча выпила свой коньяк. При этом ее щеки стали еще алее, а губы сделались совсем синими. И еще я заметила, что она не хочет поднимать глаз. Смотрит на стол, в тарелку, в рюмку, а с нами избегает встречаться взглядом.
– Ну, что нового? Как проводишь время? – Стив все еще пытался разговорить ее.
– Все старое, пап. На той неделе на техосмотр ездила.
– Ну как? Прошла?
– Не с первого раза. Придрались: удельная сила тормозной системы якобы уменьшена. Пришлось в автосервис тащиться.
– Теперь порядок?
– Угу, – отозвалась Стася и опять замолчала.
– А летом вы что думаете? – не унимался Стив.
– Пока ничего. Кстати, у меня в сентябре отпуск. А кто мы-то, собственно?
– Как кто вы? Ты, ну и... Алексей.
– Ах, Алексей!.. Пап, я же тебя просила! Сколько можно!
Чередование односложных ответов и патетических восклицаний неизбежно сделали свое дело. Стив, раздраженный ее странностями, сослался на предстоящий тяжелый день и ушел спать.
Мы остались вдвоем со Стасей. Она продолжала отмалчиваться, время от времени нервно сжимая и разжимая пустую коньячную рюмку.
– Может быть, ты хочешь еще выпить?
– Мне все равно! Я могу выпить, а могу вообще больше никогда не пить!
– Давай лучше выпьем, – как ни в чем не бывало предложила я.
Конечно, она уже знает о его отъезде! Знает и мучится! Так уж она прикипела к нему... Или это просто капризы избалованной девчонки, привыкшей получать понравившуюся вещь по первому требованию? Может быть, Стив по-своему прав – лучше игнорировать, не замечать, делать вид, что ничего не случилось?..
