Инид Джохансон - С тобой навсегда
Брент начал снимать с нее одежду, и Клодия увидела, что его руки дрожат. Сердце ее затрепетало.
— Должно быть, я плохо соображаю... — прошептала она. — Ты говоришь, что все еще хочешь меня, как тогда... так же сильно... и... — она осмелилась сказать это вслух, — все еще любишь меня?
— Я отвечу тебе, если ты поклянешься, что все твои слова там, на пляже, были правдой.
— Что я любила тебя и никогда не переставала любить? — Клодия подняла на него полный любви взгляд, на ресницах ее блестели не пролитые слезы. — Клянусь жизнью нашей дочери!
— Вот теперь я тебе верю! — От волнения голос Брента сел. — Я люблю тебя больше, чем ты думаешь, и не собираюсь уступать тебя простуде или чему-нибудь похуже, — с этими словами он приподнял Клодию и опустил в воду.
Сквозь дымку пара, висевшую над ванной, Брент улыбнулся Клодии той проникновенной улыбкой, от которой она всегда теряла голову. Он дотронулся до ее мокрых волос, и глаза его увлажнились.
— Пусть этот день станет началом нашего брака, давай будем отсчитывать от него все наши годовщины.
Сияние его улыбки, казалось, озарило всю ванную комнату. Клодия протянула к нему руки:
— Я не единственная, кто может поймать простуду. Почему бы тебе ни присоединиться ко мне? Вода просто чудо.
Второго приглашения не понадобилось. Брент мгновенно сбросил с себя одежду, скользнул в ванну и вытянулся за спиной Клодии — его ноги обвились вокруг ее ног, ладони спрятали ее груди.
Клодия изогнулась в чувственном восторге и, прижавшись к Бренту, прошептала:
— Я должна тебе кое-что сказать.
— Ничего не хочу знать. — Глубокий голос Брента звучал с нескрываемой нежностью. — Разговоры — это то, что меня меньше всего интересует.
— И меня тоже!
Его возбужденная плоть требовала от нее только такого ответа, но все же Клодия возразила:
— Нет-нет, это тебя заинтересует. — Ее возражения утонули в поцелуях Брента. — Я докажу тебе, что ты не прав.
Он застонал. Era губы скользили по влажной коже ее плеча, руки поглаживали налитые ожиданием груди. Ему было не до разговоров, загадки его не интересовали.
— Что происходит, когда двое уносятся на волнах неодолимой страсти? — прошептала Клодия ему прямо в губы.
Под его нетерпеливыми ласками ее тело все больше воспламенялось. Он склонился над ней, осыпал короткими дразнящими поцелуями, язык Брента вошел во влажную теплоту ее рта, лаская его.
— Вот это? — хрипло пробормотал он.
— Нет, нет и нет! Внимание! — Клодия попыталась изобразить школьную наставницу, но сорвалась на девчоночье хихиканье: — Они забывают о мерах предосторожности! Их уносит страсть, а потом... Не знаю, как с другими, но с нами произошло именно так.
Брент замер, Клодия снова прижалась к нему, счастливая тем, что может предугадать его ответ. Он молча спустил воду, помог ей подняться из ванны, закутал в огромное пушистое полотенце, отнес в спальню и осторожно опустил на кровать. А потом сел рядом, близко-близко, его глаза напряженно смотрели в счастливую голубизну глаз Клодии.
— Ребенок?..
Она кивнула. Его вечно суровые глаза стали подозрительно яркими. Слезы? Клодия приподнялась и попробовала влагу языком. Соленая.
— Кло, моя дорогая, моя любимая, ты ждала меня вчера, хотела сказать об этом... — Он не спрашивал, а утверждал. — А я забрасывал тебя словами, похожими на камни.
— Нет, нет! — Клодия потянулась к нему, привлекла к себе, уложила рядом.
Счастливый миг. Счастливый, долгожданный...
— Давай не оглядываться назад, — прошептала Клодия, оторвавшись от его губ. — Будем смотреть только в будущее.
— Только в будущее, — повторил Брент, приникая к ней страстным поцелуем.
Обед был великолепным. Клодия ни на шаг не отходила от мужа. Их глаза, встречаясь, рассказывали друг другу о глубокой, страстной любви и нежной тайне, связывающей их.
Рози разрешили остаться за столом. Клодия нарядила дочку в самое ее любимое платье, а сама надела бежевые брюки, светлую блузку и пуловер.
Она чувствовала себя великолепно. Глаза ее лучились счастьем, а сердце пело. Эми превзошла себя. Когда съели первое блюдо, Клодия, обращаясь к Эми, твердо сказала:
— Отдыхай, ты достаточно потрудилась сегодня. Я сама уберу посуду и подам твой необыкновенный бифштекс.
Экономка зарделась от удовольствия.
— Ничего особенного, это всего лишь мой скромный подарок.
Бифштекс по-веллингтонски был коронным блюдом Эми.
Гай вызвался помочь дочери. Ставя тарелки в посудомоечную машину, он сказал:
— Как я рад, что между вами все уладилось.
Неожиданные слова. Клодия зарделась от счастья. Почти весь полдень они с Брентом провели в постели.
— Что ты хочешь сказать?
— Видишь ли, я не хотел этого показывать, но иногда вы с Брентом очень меня беспокоили. — Гай старался говорить легко и непринужденно. — Шесть лет назад я догадывался, как вы относитесь друг к другу. Затем Брент исчез, а ты вышла замуж за Тони. А потом родилась наша куколка, наша Рози, как две капли воды похожая на Брента. И, когда он появился снова и сделал тебе предложение, я понял, что это ради ребенка, и молился, чтобы вы вновь нашли друг друга.
Клодия выпрямилась, в легком замешательстве посмотрела на отца. Ей следовало бы помнить, насколько он внимателен и чувствителен, когда дело касается ее интересов.
Она собралась было успокоить его, но Гай с улыбкой взглянул на дочь:
— Мои молитвы были услышаны. Кажется, вы снова обрели друг друга. Теперь вы по-настоящему вместе.
Гай обнял ее, и Клодия ответила отцу нежным объятием. Как же она счастлива! Сколько любви, тепла и нежности подарил ей сегодняшний день! Она была так взволнована, что едва могла прошептать:
— Скорее неси «скромный подарок», Эми, а то все умрут от ожидания.
Клодия и Брент отнесли засыпающую девочку в постель и, не спеша, возвращались обратно в столовую. Спускаясь по широкой лестнице, Брент спросил:
— Кло, может быть, сказать о ребенке? Или ты не совсем уверена?
— О, я абсолютно уверена. — Клодия бросила на него сияющий взгляд. — Если бы у меня были сомнения, разве я сказала бы тебе об этом? — Она нежно погладила его руку. — Давай сообщим всем. Эми тут же зардеется, как алая роза, а папа извлечет откуда-нибудь из-под земли бутылку шампанского. Спорим?
Клодия оказалась права.
Брент коснулся своим фужером с пенистым напитком фужера Клодии, в который, учитывая ее положение, было налито чуть больше дюйма, и сказал, глядя на нее счастливыми глазами:
— С этого момента я по-настоящему семейный человек. Все дела, которые не требуют моего личного присутствия, буду поручать другим. У меня большая программа на будущее: менять подгузники и воспитывать Ситонов!
